Борис Ручьев - Стихотворения и поэмы Страница 11

1934

Конец месяца апреля

Тихо сгасли звезды-недотрогипо ручьям, разбившим легкий лед.Зяблики спустились на дорогии совсем забыли про полет.Скоро вся окрестность похмелела,солнце становилось на ребро,и шатались сосны, по коленов снежной пене горных погребов.Закачалась речка, льды срезая,переправы руша, и на льдузаметался, закружился заяц,зимогор, почуявший беду.Грудь разбил и окровавил губыи от боли лег, а из-за скалгрозно выходили лесорубы,город мой дымил в крутые трубы,синим пеплом снег пересыпал.

Дом мой ледоколом на причалелег от города и до реки.Ровно в полдень в двери постучалилегким топорищем земляки.Самый старший повстречал поклоном,поднял зайца со своей груди,отдал мне и наказал спокойно:— Зверь исходит кровью. Отходи...Только и сказал я: — Не просите...В дом прошел; не слыша никого,зайца положил на синий ситец,на подушки, к солнцу головой.Приходил с забоев вечерамии сидел над койкой до утра,в белые повязки кутал раны,в желтые листы целебных трав.А об этом со смешною лаской,тихо, тихо, будто не дыша,матери рассказывали сказкивсем светлоголовым малышам.В полдень приходили металлисты,школьники кричали у дверей,и дарили ягодник-трехлистникдевушки с цветных оранжерей.В полночь в окнах просыхали стекла,и, шаги прохожих затая,до зари заглядываясь в окна,город весь на цыпочках стоял.А часы стучали, льдины прели,десять раз по ним прошла заря,в комнате остались от апрелясерые листки календаря.

На заре проснулся длинноухий:выгнул спину, к солнцу прыгнул сам,длинные повязки легким пухомразметал по каменным углам.В эту пору площади дрожалиот колес саженных и подков.В праздничных нарядах горожанерудобоев в горы провожалиоткрывать созвездья рудников.Через все мосты и перевозы,через каждый лог и перевалпонесли железные обозычерный хлеб и белый аммонал.Самородным золотом каймлены,плыли ровно, ветру вперекат,длинные багровые знаменау пехоты горной на руках.А посбочь дороги, через скалы,через ямы, не касаясь дна,пыль вилась да вершники скакали,кайлами звеня о стремена.И когда сирены протрубилидалеко, у самых облаков, —увидали все на битой пылиизразцовый след автомобилей,гусениц рубцы да сечь подков.Был короткий от разлуки вечер,незаметно канувший во тьму;полушалками окутав плечи,удивились женщины ему.Школьники вернулись в стежки улици не замечали сгоряча,что эскадры в лужах потонули,мельницы разбились на ручьях.Но уже в кострах на горных тропахобтекали пеной котелки.Будто в день всемирного потопадиким спотыкающимся скопомзвери пробивались на белки.Бурей завывали волчьи стаи,лось ревел, и задыхалась рысьтак, что в красных глотках клокоталипеной отраженные костры.И, гремя моторами, по следу,через все разливы полых рекшел на труд, на битву и победунежный-нежный сердцем человек.

1935

 СОЛОВЬИНАЯ ПОРА 

* Когда бы мы, старея год от году, *

Когда бы мы, старея год от году,всю жизнь бок о бок прожили вдвоем,я, верно, мог бы лгать тебе в угодуо женском обаянии твоем.Тебя я знал бы в платьицах из ситца,в домашних туфлях, будничной, такой,что не тревожит, не зовет, не снится,привыкнув жить у сердца, под рукой.Я, верно, посчитал бы невозможным,что здесь, в краю глухих полярных зим,в распадках горных, в сумраке таежномты станешь красным солнышком моим.До боли обмораживая руки,порой до слез тоскуя по огню,в сухих глазах, поблекших от разлуки,одну тебя годами я храню.И ты, совсем живая, близко-близко,все ласковей, все ярче, все живей,идешь ко мне с тревогой материнскойв изломе тонких девичьих бровей.Еще пурга во мгле заносит крышуи, как вчера, на небе зорьки нет,а я уже спросонок будто слышу:«Хороший мой. Проснись. Уже рассвет...»Ты шла со мной по горным перевалам,по льдинкам рек, с привала на привал.Вела меня, когда я шел усталым,и грела грудь, когда я замерзал.А по ночам, жалея за усталость,склонясь над изголовьем, как сестра,одним дыханьем губ моих касаласьи сторожила сон мой до утра.Чтоб знала ты: в полярный холод лютый,в душе сбирая горсть последних сил,я без тебя — не прожил ни минуты,я без тебя — ни шагу не ступил.Пусть старый твой портрет в снегах потерян,пусть не входить мне в комнату твою,пусть ты другого любишь, — я не верю,я никому тебя не отдаю.И пусть их, как назло, бушуют зимы, —мне кажется, я все переживу,покуда ты в глазах неугасимаи так близка мне в снах и наяву.

ИЗ ЦИКЛА «ВТОРАЯ РОДИНА» 

Отход

Эй, прощай, которая моложе

всех своих отчаянных подруг.

Прощевай, родная зелень подорожная,зори, приходящие по ковшам озер,золотые полосы с недозрелой рожью,друговой гармоники песенный узор.На последней ставке нашего прощаньястисну всем товарищам руки горячо.Сундучок сосновый с харчем да вещамиправою рукою вскину на плечо.И тогда — в минуту самую отчальную —проводить до улицы да за пустыривыходи, которая всех подруг печальнее,в распоследний, искренний раз поговорить.Дорогая, слушай... До своей околицы —никогда парнишку не ходи встречать.От тоски по городу извела бессонница,манит город молодость, далью грохоча.Может, не встречаться нам с прежнею улыбкою,ты — мои из памяти выметешь слова,песни колыбельные будешь петь над зыбкою,моего товарища мужем называть.Только помни: близким и далеким часом,если пожалеешь, что не шла со мной,встречу тем же самым парнем синеглазым,без обиды в сердце назову женой.................................................Взмокла на платочке кромка вырезная...Девушка осталась у родных краев...Принимай парнишку с синими глазами,город дымноструйный, в ремесло свое!

1932

Стихи первому другу — Михаилу Люгарину

Дружба — вместе, а табачок — врозь.

Ты о первой родине песню начинаешь,и зовут той песней — крепче во сто крат —пашни, да покосы, да вся ширь родная,да озер язевых — зорняя икра,да девчата в шалях, снегом припорошенных,озими колхозной ядреные ростки...И не бьется в сердце ни одна горошинадавней, доморощенной, избяной тоски....Ты о нашем городе песню затеваешь,и зовется в песне родиной второй,нас с тобой на подвиг срочно вызывая,до последней гайки наш Магнитострой.Может, послабее, может, чуть покрепчея пою о том же... И — навеселе,как родня — в обнимку, на одном наречьеходят наши песни по своей земле.

Эта дружба затеваласьне на случай, не на срок,шла по снегу и по пыливсех исхоженных дорог.Вместе бросили деревнюи отправились в отход,начинали вместе строить,строим, выстроим завод.На одной подушке спали,вместе пили «Зверобой»,на работу выступалис красным флагом — будто в бой.Хлеб делили, соль делили,жизнь делили, как табак,и по графику носилиразъединственный пиджак.Каждый праздник, как награду,получали от страныто — рубаху из сатина,то — суконные штаны.Только вспомни, как, бывало,первый вечер, первый годмы певали под гармошкубез подсказок и без нот:«Ты, гармошка, — сине море,я — игрок на берегу...Лет семнадцати девчонкусебе поберегу...»А теперь, вздохнув глубоко,папиросу прикурив,я скажу тебе такое,что и прежде говорил:«Если ты ее полюбишь,либо дорог станешь ей, —отойду я от девчонки,первой радости моей.Смех забуду, всех забуду,тыщу раз вздохну на дню,на замок закрою сердце, —друга в сердце сохраню...»

Только надо так договориться:в жар любой,в любую гололедьдружба — не снежинка и не птица,что по ветру может улететь.Все проверь,за правду не серчая,и запомни: в жизненном строюза твою походку отвечаю,как и ты ответишь за мою.

Я тебя ценю не за улыбку,что как солнце в середине дня,даже шаг, похожий на ошибку,отдается в сердце у меня.Зори меркнут, тучи ходят рядом,как свинец, становится вода...Может, я ругаюсь злей, чем надо,слишком хмурю брови иногда.Кривду всю покуда не порушив,вечной правде верная сполна,бьется насмерть и за наши душислава наша — Родина-страна.Может, не додружим, не достроим,может, завтра, может, через часвыйдем мы с ровесниками строем,унося винтовки на плечах.

В бой — так в бой, на битву, а не в драку,жизнью став на самом берегу,как шагнем мы в первую атаку,в первый раз ударим по врагу?..Если же отступишь перед тучей,по руке ударишь в черный сроки уйдешь, ничейный и колючий,перепутьями чужих дорог, —на минуту камнем станет нежность,ты иди, не думай обо мне...Встречу я тебя, товарищ, тем же,чем врага встречают на войне.И тогда-то — сердцем, а не речьювсей России — в мировом боюза твою походку я отвечутак же, как отвечу за свою.

А покамест друг у другаты в долгу и я в долгу.Если в жизни станет туго,чем захочешь — помогу.Если я скажу сурово,вдруг обижу невзначай, —ты найди суровей слово,той же дружбой отвечай.А сегодня утром яснымпо уставу, в свой черед,выступаем с флагом краснымна великий фронт работ.Сердце просится наружу,не толчок дает — скачок.Вместе — служба,вместе — дружбаи матерый табачок.

1932