Варвара Малахиева-Мирович - Хризалида Страница 12

«Душно мне, родненький, сын мой Иванушка…»

Душно мне, родненький, сын мой Иванушка,Тошно, и нету в груди молока.Ранней зарей на лесную полянушкуВыйду с тобой на руках.

Белой росой напою ненаглядного,Трав чудотворных нарву…Что это? Юного, крепкого, стройногоВижу тебя наяву.

Ты ль надо мною любовно склоняешься,Перстень в руке задрожал.Ты ли со мною, мой сын, обручаешься,Ты ль женихом моим стал?

«Ночи горячие. Смолы кипучие…»

Ночи горячие. Смолы кипучие.Звездные ласки. Лучи и мечи.Бог покарает нас каменной тучею.О, не зови меня, милый, молчи.

Чьи эти очи ко мне приближаются?Плачет малютка мой сын.Крохотный ротик к груди прижимается.Господи, Ты нас рассудишь один.

Из цикла «В стенах»

1. Гиацинты

Предсмертное благоуханиеТяжелых розовых цветов,Их восковые изваянияИ неотступно томный зов

Любви и смерти в их цветенииБлаженный навевают сонО близком, сладком исхожденииИз стен пространства и времен.

4. У аптечного шкафа

Из старого скорбного шкафа,С коричневых полок суровыхИод чудодейный глядит,Пропитанный запахом моря.О море, быть может, тоскуетИ водоросль нежную он вспоминает,Коснувшись ручонки больного ребенкаИль девичьей шеи.

С ним рядом на полкеВ нарядной зубчатой коронеПриветливый датский корольИ хина — проклятье и ужасТрехлетних особ малярийныхЗловеще пушистого вида.И горечью дышат сухие кристаллы.

А вот — валерьяна, пьянящая кошек,Вакханка болотных проталин.По капле прольется в отбитую рюмкуИ нервы стареющей тетиНасытит терпеньем. Убогая доля!

Служители стен ненадежныхТемницы земной терпеливоСогласны на скучную службу.

Лишь опий, овеянный снами,Объятый тоской запредельной —Служитель иного.Но только пред шкафом аптечнымОб этом ни слова.

5. Ребенку

Две куклы крохотных: растерзанный верблюд,Комочек желтый ватного цыпленка —В стенах постылых нежно выдаютСвященное присутствие ребенка.

И новый мир, и целые мирыВоссоздают первичное движеньеТворящей воли. Стены и ковры —Полей, лугов, садов отображенье.

И город на окне, и под столом леса,И в чашке океан. И нету стен постылых.Творящей воли их сложили чудеса,И рай возник на пустыре унылом.

6. Тетя

Обезножела старая тетя.Лежит в постели девятый деньВ полусознанье, в полудремоте.Племянники думают: просто лень.

А старая тетя у грани сознаньяНашла боковую тропинку одну,Какой не находит племянник,Когда отходит ко сну.

Ни сон, ни жизнь, а явь боковая,От жизни и сна в стороне.Туда улетает тетя хромая,Легка, как птица, в своем полусне.

9. «Потоки радости бегут…»

Потоки радости бегут,Бегут неведомо откудаИ к берегам земным несутПредвестье благостного чуда.

Пусть не увижу на землеЕго лица, его значенья,Пускай сокроется во мгле,Где зреют дальние свершенья,

Но сердце дивные словаУже прочло в его сияньи,Душа жива, душа жива,И дышит Бог в ее дыханье.

Из цикла «Татьяне Федоровне Скрябиной»

2. «Твои одежды черные…»

Твои одежды черныеУ белого креста.И скорбь твоя покорная,И красота,И синих далей пение,И облако высот —Всё тайну воскресенияУже несет.И сквозь прозрачность зримую,Сквозь дымку красотыСквозят уже любимыеЕго черты.

4. «Колышется ива на облаке светлом…»

Колышется ива на облаке светломЗелено-серебряным легким листом,С тобою иду я священно-обетным,Безводно-печальным далеким путем.

Но там, где колышется белая иваИ светлое облако стражем стоит,Душа отдохнет. И опять молчаливоК пустыням Синая свой путь устремит.

Из цикла «Ю. Скрябину»

Noi siam vermi nati a farmerl’angelica farfаlla

Данте

3. «Под коварной этой синей гладью…»

Под коварной этой синей гладьюОн хотел вздохнуть в последний раз.И сомкнулись воды синей гладью,И огонь погас.

Было так во дни Ерусалима.Так же замер чей-то крестный вздох.Так же Мать звала в рыданье сына:Сын мой, Сын и Бог!

Но расторгнув чудом воскресеньяДушный плен гробовой пелены,Всем огням вернул Он их горенье,Все огни к Нему вознесены.

5. «Тающий дым от кадила…»

Тающий дым от кадилаВ синюю бездну плывет.Веют незримые силы,Духи глубин и высот.

Встречею стало прощанье.К смерти душа вознеслась.Ангеле Божий, Юлиане,Моли Бога о нас!

7. «Точно ангелы пропели…»

Точно ангелы пропели«Со святыми упокой»Над цветочной колыбелью,В этот день сороковой.

И звучало это пенье,Как прощальный тихий гласВ недостижные селеньяВознесенного от нас.

И казалось, отуманенХерувимски чистый ликСкорбью нашего прощанья,Малой верой чад земных.

Имя новое приявшийВ новой тайне, он хотел,Чтоб любовью, смерть поправшей,Мы вошли в его удел.

Чтобы наша скорбь омыласьВечной Радости ключомИ, омывшись, озарилась,Как зарей, его путем.

«Летят, летят и падают смиренно…»

Летят, летят и падают смиренноНа листья падшие всё новые листы.В день солнечный кончина их блаженна,И тишины полна, и красоты.

Нет с деревом печали расставанья.Не жалко им, что лето их ушло.Полет, покорность, нежное мерцанье,Аминь всему, что в смерть их унесло.

«Не обмолвится прощаньем…»

Льву Шестову

Не обмолвится прощаньем,Без сигнала отойдетВ океан корабль молчанья,Не ускорит ровный ход.

В двух пустынях затеряетсяМежду небом и землей,Не вернется, не признается,Что несет он образ твой.

Памяти А.Н. Скрябина

I. «Завеса неба голубая…»

Завеса неба голубая,Свиваясь, вихрем унеслась,И бездна мира огневаяОткрылась для смятенных глаз.

Плененье Ветхого Завета,Закон Пространства и ВременПотоком пламени и светаЗаворожен и отменен.

Тысячелетние стенаньяИ тяжесть Рока поборов,Душа ворвалась в мирозданье,Как пенье звезд, как гимн цветов.

И буйной негой отвечаяНа дерзновеннейший порыв,Душа открыла мироваяТайник сокровищниц своих.

Как всё раскрылось, озарилось,Звенит от сердца к сердцу нить.Как всё безумно изменилось.И умереть легко и жить.

II. Nocturne