Сергей Маковский - Собрание стихотворений Страница 15

Гавань («Сквозь туманы город дальний снится…»)

Сквозь туманы город дальний снится.Где, когда? — припомнить не могу,но я вижу: у моря ютитсягород на скалистом берегу.

Розовая гавань полукругом,к морю, с невысокого холма,тесные, как соты, друг над другом —черепицей крытые дома.

На закате гавань молчалива,рынок у причалов опустел.Частоколом над водой заливамачты плосконосых каравелл.

Город спит… И в зареве туманном,замирающую вдалеке,слышу песню на каком-то странном,на давно забытом языке.

«После ночи темной, дикой…»

После ночи темной, дикой,после ночи грозовой —чую над тобой, великой,чую день великий твой.

Брезжит утро — озарилоцелины твоей простор,с небесами породнилоглуби северных озер.

На волнистые дубравы,на пшеничные морязолотую чашу славыопрокинула заря.

«Пустыня, полдень, белый зной…»

A. В. Руманову

Пустыня, полдень, белый зной,и свет и тишина без меры,безбрежной дали дым сквозной,как зыбь седая с желтизной —бугры, песчаные пещеры.

И чередой плывут по ней?верблюды, призрачные челны,куда-то в сон забытых дней?и незапамятных морей,качавших над песками волны.

Земная вечность! Кто постигтвое немолчное молчанье?Бессмертный прах. За мигом миг…Из отдаленья — львиный рык,пустынной немоты дыханье.

Часы («Час за часом с колокольни дальней…»)

Dis, qu’as tu fait, toi que voila…

Verlaine

Час за часом с колокольни дальнейпрогудит глухим укором бой.Слышишь ли? Он плачет все печальнейо годах, загубленных тобой.

Жизнь, — о, чаша боли, слез и света,суженая сердцу, — где она?А душа, как песня, недопета,а душа пред Господом смутна.

Было ей завещано так много —столько небом озаренных нив…Что ты сделал, забывая Бога,подвига любви не довершив?

Вакх («Необитаем старый дом…»)

Suntlacrimae rerum

Необитаем старый дом,отломок времени и славы,герб над решеткой величавыйразросшимся обвит плющом.Потрескался лепной карнизи наглухо забиты ставни,и веет былью стародавнейосиротелый кипарис.

Трава и прель и сор кругом, —иду по грудам буреломаи на скамье, у водоема,задумываюсь о былом.Иссяк давным-давно родник,его струя не плещет мерно,прямоугольная цистернав сетях у цепких повилик.

Сухие прутья и стручкиустлали обнищавший мрамор,запаутиненных караморсвисают по углам пучки.И тут же, в миртовых кустах,над невысокою колоннойобломок статуи: замшенный,изглоданный дождями Вакх.

Зияют впадины глазниц,и скулы язвами изрыты,весь почернел кумир забытый,добыча мошек и мокриц.Но меж кудрей еще цела,еще манит гроздь винограда,и хмель таинственной Элладыв припухлой нежности чела.

Как не узнать тебя, Жених,веселий грозных предводитель,хоть брошена твоя обительи нет менад с тобой твоих!О, вещий тлен, печаль хвощей,струящихся из чаши Вакха,журчанье Леты, слезы праха,слепая жалоба вещей…

В аллее — призрак каждый куст,блуждаю долго, бесприютный,и слушаю, как шепот смутный,своих шагов по листьям хруст.О, грусть! Уходит в вечность день,не помнящий о мертвом боге…Покинут дом, и на пороге —моя скитальческая тень.

«Бессонной тишины немые звуки…»

Бессонной тишины немые звукизовут в страну оплаканных теней,и мертвые протягивают рукииз ночи невозвратных дней.

О, сколько их, за сумрачным Коцитомнавек покинутых! Издалекао прожитом, о прошлом, о забытомбормочет горькая река.

И сердце жалостью безмерной сжато,и вечность о прощении молюза то, что мало я любил когда-то,что мертвых я сильней люблю.

«Судить не нам, когда — как Божий суд…»

Судить не нам, когда — как Божий суд —решает брань судьбу народов грешных,и демоны войны в набаты бьютсреди громов и воплей безутешных.

Как примирить Закон и эти тьмызамученных неискупимой мукой?И кто палач, кто жертва? Разве мы —все круговой не связаны порукой?В ответе каждый. Но за что ответ —кровавый рок обид и распрей кровных?Повинны все, невиноватых нет.И нет виновных.

Над озером («Озеру уснуть хотелось…»)

Озеру уснуть хотелось.Перед сном оно оделосьв дымно-серую парчу.И звезда зажглась… Темнея,стала глубь еще роднееотраженному лучу.

Долго я смотрел на воду,что внимает небосводу,гладью отражая высь.Думалось: и сердце, Боже,так на озеро похоже!В глубину свою вглядись…

О, пойми, ведь все на свете —только небо, только сетипризрачных его огней,все слова, мечты, желанья —только нежные касаньянеба к вечности твоей,

звездный луч, тебя манящий,голос чей-то говорящийиз незнаемой тиши, —на земле ответный шорох,отражения в озерах?созерцающей души.

TRINACRIA («Психеи средиземной колыбель…»)

А. А. Трубникову

Психеи средиземной колыбель,страна богов, священная досельТринакрия, как стала ты близка мне!Три моря, горы, скалы. Камни, камни…Они живые. Помнят все. Молчат.Чего-то ждут. В какую даль глядят?От этих статуй и столпов отрытыхи капителей из дворцов забытых —такая тишина… Как вздох времен —восставший прах, окаменелый сон!

Со стен акрополей, весь день овеянтенями приснопамятных Ахеян,и вижу их: герои и цари,едва причалив, строят алтари,в горах стучат их медные секиры,и солнце чаши золотит и лиры.А чуть стемнело, огибает мыс —вон там, на корабле своем, Улисс…А чудится — насторожились стены:у скал вдали еще поют Сирены.

Тринакрия, — о, сколько с той порыразоров, бед! Здесь рушились миры,в пустыню брег набеги обращали,и гавани твои — как обнищали!А там, в родных горах, что ныне там?Черно везде, голо. И по тропам,иссохлые от вековой разрухи,горбатые на осликах старухи…Но вот — не странно ли? — всё остров жив.Пожалуй, весел. Беден, да счастлив.

И то сказать, его земля приветна:и берега и горы, даже Этна,И жизнь — что встарь… Пускай суровый крестизгнал богов, — живут еще окрест,верна векам наследственная вера:Праматерь с сыном на руках, Церера,всё царствует (века уберегли)…Она, она, печальница земли,в часовенках с лампадою бессонной,на всех путях утешною Мадонной…

И я молился ей — непобежденной.

«Что ж — разорву, сожгу письмо… Сгорит…»

Что ж — разорву, сожгу письмо… Сгорит,но оттого небывшей ты не станешь.Из сердца ложь, не вытравит обид,и правдой сердца не обманешь.

Благословлю ль, возненавижу ль рок?за каждый миг, продливший нашу встречу, —я повторю заученный урок?и, отвечая, не отвечу.

THE KING’S TOWER («Стоит с двенадцатого века…»)