Антонин Ладинский - Роза и чума Страница 2

ПОЭТ

Не во дворце и не в шелкуОн пишет каждую строку.А в бедной хижине, в плюще,В дырявом голубом плаще.На чердаке огонь горит.Поэт, он на соломе спит.

Но жизнь поэта не кровать,Чтобы лениться или спать,А важный и высокий трудИ над стихом народный суд.

Не ошибется Судия,Во мрак забвенья низведяПосредственность и пустотуИ малодушную мечту.

БЕГЛЯНКА

Л. Е. Гюльцгоф.

Чтоб жить — терпение воловье.И зная твой непрочный дом,И слабое твое здоровье,Я беспокоился о том,

Как ты перелетишь темницу,Покинешь этот скучный балИ ночью перейдешь границу,Где черный лес и много скал.

В лесу железные колючкиРвут жадно платье из тафты,Но спряталась луна за тучки,И тенью проскользнула ты.

Потом, пролив слезу как братья,Найдут средь терний пастухиКусочек голубого платья,В бутылочке твои духи,

Твой милый голос в ранней птице,Под дубом туфельку твою,Но ты уж будешь заграницей, —В Италии или в раю.

«Я думал: жалок человек!»

Я думал: жалок человек!Ничтожный план, пустое место!А ведь какой высокий век —Герои из такого теста!

Он жил средь суеты земной,Весь беспокойство и сомненье,И слышался ему поройКакой то голос или пенье.

Да, маленький переполох —Жизнь человека, образ дыма,Бесцельная, как слабый вздох.Но эта жизнь неповторима.

«Все тяжелее с каждым годом воз…»

Все тяжелее с каждым годом воз,Не ласточка, а трудный перевоз.

Шумит полет небесных голубейИ синева от них еще синей.

Гремит безоблачный высокий громИ в горле от стихов рыданий ком.

Но ничего не слышит слух людей —Ни грома, ни стихов, ни голубей.

О как самодоволен этот мир,Та улица, где окнами квартир

Глядит на вас в геранях счастья жар,Семейный мир и душ ленивых пар!

И ты напрасно голос надрывал,Когда людей средь ночи поднимал.

«Среди стихотворенья…»

Среди стихотвореньяЯ потому поэт,Что создал мир как пенье,B котором кашля нет.

Искусственный немного,Быть может; не такойОгромный как у Бога,Но мир особый, мой.

Суровый мир и малоПригодный для мольбы,Где ледники и скалыИ римские дубы,

Где воздух, хвоя, срубы,И холод всех вещей.И я не в теплой шубе,А в голубом плаще.

ПЧЕЛА И РОЗА

Твою судьбу поэт сравнил с цветком,А жизнь свою с непрочным мотыльком.Поэт стихи об этом сочинил,Их соловей на ноты положил.

Но ты постолько голубой цветок,Посколько я твой белый мотылек,Твоя трудолюбивая пчела —Тобою вдохновленные дела.

«Жизнь наша как луг…»

Жизнь наша как луг, где скосилиБылинки железной косой.Как партия в шахматы. ИлиКак битва, где умер герой.

И в жизненной битве едва лиЗакован в броню человек,И пусть мы игру проигралиИ даже умолкнем навек,

Но в битве имеет значеньеНе гибель, не раны, не страх,А то лишь, за что мы в волненьиС оружием гибнем в руках.

ПОЭМА О СЫРЕ

Земной кусочек сыра,Ты баснословным стал.Ты — весь в слезах и дырахВзошел на пьедестал.Ты доказал Европе,Что брюхо выше лир,Что стройной антилопеПредпочитают жир.Европа, ты у лавкиСредь кумушек другихШептала в этой давкеПолузабытый стих,Ждала с большим волненьемТрагичного конца,Смотрела с умиленьемВ глазища продавца.Вдруг, может быть, воронаРаскроет глупый рот,И сыр, а не коронаНа землю упадет?Как принц — кусочек сыра:В сиятельных слезах.Как плащ поэта: в дырах,Воспетый мной в стихах.

«Жизнь — это счастье…»

Жизнь — это счастье.  В синюю полоскуТо платье, где оно живет.Пусть парикмахер римскую прическуПридумает, тебя завьет!

Пусть будет мир шуметь зеленым древомНа берегу того ручья,Где рыбка в сказке приплывает к девам,И тихо плещет жизнь твоя!

Пусть будут как органные рыданьяГубной гармоники лады,Пусть птичьим шумом, ветром и дыханьемНаполнятся твои сады!

Пусть нажимают медные педалиИ раздувают в кузницах мехи;Будь музыкой в большом концертном зале,Чтоб написали о тебе стихи!

ЛИРИЧЕСКИЙ ТЕАТР

Я — зритель. Я — слушатель пенья.Огромный спектакль предо мной:Прекрасная драма творенья,Где гибель, но свет голубой.

Я в лучшем театре вселеннойСполна заплатил за билет,За зрелище это, за тленныйСвой праздник, за несколько лет.

Я — в кресле из красного плюша,Я в зрительном зале, дружок,Где все голубое, где суша —Подмостки, а море — пролог.

Мы слушаем в виде вступленьяВысокую музыку гор.Зеленых деревьев смятеньеСредь бури родил дирижер…

Жизнь — ветер, листок и орешек.Живи, мой дружок, на горе,И много букашек и пешекУчаствуют в этой игре.

А страшный финал — это слезыНад спящей в гробу красотой,Но лишь катастрофа средь прозыВдруг делает жизнь высотой!

О ты отлетаешь навеки!Вокзал полон дыма и роз!Рыданий хрустальные рекиТекут! И трубит паровоз!

И в этих безмерных утратахЯ маленькой пешкой стоялНа черных и белых квадратахВокзальных и шахматных зал.

«Не требуйте от глупой птицы…»

Не требуйте от глупой птицы,От курицы, чтоб этот жирВдруг стал подобием орлицыИ с облаков взглянул на мир.

Ей жить приятно за оградой,В курятнике, вдали от бед,Ей небо кажется громадой,Где милых куч навозных нет.

Вполне довольна прозябаньемЕе куриная душа,По мнению ее — страданьеНе стоит медного гроша.

Она не знает в упоеньи,Что в лаврах ей, но не в венке,В ближайшее же воскресеньеВариться в суповом котле.

ИЗ ГОЛУБОЙ ТЕТРАДИ

Всю ночь под лампочкой убогойОн пишет и читает вслух.Его владенья — стол трехногийС чернильницею, полной мух.

Но в темноте он воспеваетБлаженный солнечный восход,И муза нежно отираетСо лба пылающего пот.

Значит, ты не червь, не раб, не прах,Если ты страдаешь так, созданье,Если слезы на твоих глазахИ обуглен рот, твое дыханье…

ЗИМОЙ

Все в инее. Летит экспрессСредь пихт и лиственниц Сибири.Летит! Вечнозеленый лес,Как бы в охотничьем мундире,

Глядится в зеркало зимы.Олень прекрасными глазамиГлядит на горизонт. А мыКак дети тешимся снежками.

Влетает поезд в белый садИ лучших на земле румяныхСибирских молодых солдатВезет, как в северных романах.

Они поют под стук колесИ на гармонии играют.Под музыку о царстве розДеревья в инее мечтают.

Под музыку среди древесЛетают белки как по вантам,Сороки украшают лесПодобно черно-белым бантам.

Лиса ушами шевелит,И тяжко думают медведи, —С лисой, что в баснях все хитрит,Они крыловские соседи.

Садится птица на сукуВся в черно-белом опереньи,И с ветки горсточка снежкуВдруг падает. Как в сновиденьи!

Вся эта русская зима,С морозом и оледененьем,Не безнадежность и не тьма,А крепкий сон пред пробужденьем.

«В беседе пылкой…»