Николай Туроверов - Меч в терновом венце Страница 20

"Ветер был такой ужасный…"

Ветер был такой ужасный,Что, казалось, все деревьяБудут вырваны с корнями,В поднебесье улетят,Где дымился темно-красныйВ тучах с медными краями,Разгораясь постепенно,Ужасающий закат.И, казалось, что на светеНикогда уже не будетЯсных дней, ночей спокойных,Жизни мирной и простой, —Будет только этот ветер,Тучи в огненной полуде,Да осенний лес шумящийС облетевшею листвой.

"Казалось бы: пора и на покой…"

Казалось бы: пора и на покой, —Кой-что забыть, со многим примириться,По осени в дубраве золотойС минувшим летом распроститься.Дни холодней. И скоро первый снегСлетит с небес, закружится по полю.Но вот — древесный молодой побегЕще упорно тянется на волю,Еще трепещет свежею листвой,Когда вокруг давно все омертвело…Моя душа, что делать мне с тобой,Любовь моя, что мне с тобою делать?..

ВЕРТЕП

В самой темной, снежной, непробудной,Бесконечно затянувшейся ночиВдруг почувствовать торжественно и чудноГлазу недоступные лучи.Вдруг увидеть голубые дверцыВ тот вертеп, где расступилась тьма,И твое младенческое сердце,Двухтысячелетняя зима.

ПЕРЕПРАВА

Музе

Стояла на башне АзоваИ снова в боях постоишь,Вручала мне вещее словоИ снова другому вручишь.Одна ты на свете, родная!Идут за годами года,Летит стрепетиная стая,Струится донская вода.И где бы, и с кем бы я не был,Меня ты повсюду найдешь,Под это высокое небоНа берег степной приведешь —В предсмертный туман, без возврата,Где ждет меня черный паром:Мой прадед стоит у каната,Прабабка стоит за веслом.И буду уверен, что близ тыВ тумане стоишь над рекой.Направо — туман золотистый,Налево — туман голубой…

РАЗЛУКА

Смерть не страшна: из праха в прах —Ты подождешь, друг милый,Меня в молчанье и в цветахСупружеской могилы.Кому-то надо подождать:Господь решает просто,Кто должен раньше отдыхатьВ земном раю погоста.Мы все уходим налегке,Видав на свете виды,И щебет птиц в березнякеПоет нам панихиды.А купол церкви голубойПлывет воздушным шаром…Какой покой! Друг дорогой,Мы прожили недаром!

Хорошо, что ветер. И звезда такая,Что уже на свете нет другой звезды.Для меня одна ты светишь, золотая, —На меня глядишь ты с черной высоты.Никакого горя, никакого гроба —Только бы до встречи поскорей дожить.Хорошо, что вместе так прожили оба,Как на этом свете никому не жить.

Еще весь лес такой сквозной,Что виден издали подснежник;Над прошлогоднею листвойОн всех цветов белеет прежде.Ему и дела нет, что здесьЗимою не бывает снега, —Весенний первенец, он весьСвидетель зимнего побега.Иду в блаженном полусне.Вокруг все так легко и просто.И не препятствует веснеСоседство русского погоста.

Нет воздушней этого тумана,Призрачнее нет голубизны —Только надо выйти спозаранокК перелескам Женевьевской стороны.Город близок. Но весна поближе.Мимолетная французская весна;Даже к верноподданным ПарижаБлагосклонна и внимательна она.Жизнь еще не прожита-отпета.Встреча будет, только погоди.Впереди счастливейшее лето,Много света будет впереди.

Не говорить и не писать, не думать,А только сердцем чувствовать, что тыВот здесь, вдали от городского шума,Со мной глядишь на деревенские цветы,На это медленно стареющее лето,Которое не хочет уходить и ждет,Бог весть, какого-то ответа,И до конца все хочет пережить…На эти голубеющие склоныПолей над безымянною рекойИ на дубок, такой еще зеленый,Что нет сомнений — встретимся с тобой!

Глядеть, глядеть! И глаз не отрывать,И знать, что никогда не наглядетьсяНа Божий мир. Какая благодать,Какая радость для стареющего сердца!И здесь, в чужом, и там, в родном краю,В деревне под Парижем и в станице,Где жег огнем я молодость свою,Чтоб никогда потом не измениться,Всё тот же воздух, солнце… О простом,О самом главном: о свиданье с милойПоет мне ветер над ее крестом,Моей уже намеченной могилой.

Арсений НЕСМЕЛОВ

В СОЧЕЛЬНИК

Нынче ветер — с востока на запад,И по мерзлой маньчжурской землеНачинает поземка царапатьИ бежит, исчезая во мгле.

С этим ветром, холодным и колким,Что в окно начинает стучать,К зауральским серебряным елкамХорошо бы сегодня умчать.

Над российским простором промчаться,Рассекая метельную высь,Над какой-нибудь Вяткой иль Гжатском,Над родною Москвой пронестись.

И в рождественский вечер послушатьТрепетание сердца страны,Заглянуть в непокорную душу,В роковые ее глубины.

Родников ее недруг не выскреб.Не в глуши ли болот и лесовЗагораются первые искрыЗатаенных до сроков скитов?

Как в татарщину, в годы глухие,Как в те темные годы, когдаВ дыме битв зачиналась Россия,Собирала свои города.

Нелюдима она, невидима.Темный бор замыкает кольцо.Закрывает бесстрастная схимаМолодое, худое лицо.

Но и ныне, как прежде когда-то,Не осилить Россию беде.И запавшие очи поднятыК золотой Вифлеемской звезде.

ТИХВИН

Городок уездный, сытый, сонный,С тихою рекой, с монастырем,Почему же с горечью бездоннойЯ сегодня думаю о нем?

Домики с крылечками, калитки.Девушки с парнями в картузах.Золотые облачные свитки,Голубые тени на снегах.

Иль разбойный посвист ночи вьюжной,Голос ветра, шалый и лихой,И чуть слышно загудит поддужныйБубенец на улице глухой.

Домики подслеповато щурятУзких окон желтые глаза,И рыдает снеговая буря.И пылает белая гроза.

Чье лицо к стеклу сейчас прижато,Кто глядит в оттаянный глазок?А сугробы, точно медвежата,Всё подкатываются под возок.

Или летом чары белой ночи,Сонный садик, старое крыльцо,Милой покоряющие очиИ уже покорное лицо.

Две зари сошлись на небе бледном,Тает, тает призрачная тень,И уж снова колоколом меднымПробужден новорожденный день.

В зеркале реки завороженнойМонастырь старинный отражен…Почему же, городок мой сонный,Я воспоминаньем уязвлен?

Потому что чудиша из сталиПоползли по улицам не зря,Потому что ветхие упалиСтены старого монастыря.

И осталось только пепелище,И река из древнего руслаЗверем, поднятым из логовища,В Ладожское озеро ушла.

Тихвинская Божья Матерьгорько Плачет на развалинах одна.Холодно. Безлюдно. Гаснет зорька.И вокруг могильна тишина.

ЦАРЕУБИЙЦЫ

Мы теперь панихиды правим,С пышной щедростью ладан жжем,Рядом с образом лики ставим,На поминки Царя идем.Бережем мы к убийцам злобу,Чтобы собственный грех загас.Но заслали Царя в трущобуНе при всех ли, увы, при нас?Сколько было убийц? Двенадцать,Восемнадцать иль тридцать пять?Как же это могло так статься —Государя не отстоять?Только горсточка — этот ворог,Как пыльцу бы, его смело.Верноподданными — сто сорокМиллионов себя звало.Много лжи в нашем плаче позднем,Лицемернейшей болтовни.Не за всех ли отраву возлилНекий яд, отравлявший дни?И один ли, одно ли имя —Жертва страшных нетопырей?Нет, давно мы ночами злыми Убивали своих Царей.И над всеми легло проклятье,Всем нам давит тревога грудь.Замыкаешь ли, дом Ипатьев,Некий давний кровавый путь?

БАЛЛАДА О ДАУРСКОМ БАРОНЕ