Валериан Бородаевский - Посох в цвету: Собрание стихотворений Страница 23

«Ты свела, как раковина, створки…»

Ты свела, как раковина, створки.Ты бледна и говоришь едва.Редкие слова бессонно горьки,Как полынь-трава.

И, в глубоком кресле отдыхая,Видишь там, через окно зеркал:Брошена русалка молодая,Вольная русалка между скал.

Острый камень окровавил руки;Непреклонна стража хмурых гор.И в последней угасает мукеСиний взор.

«Скажи, какой рукой, нечистой и позорной…»

Скажи, какой рукой, нечистой и позорной,Ты сброшена – ребенок — под уклон?За слово ль нежное иль за платок узорныйТы предала твой дорассветный сон?

Какими шла неверными тропами,Где находила камень — головеИ алыми холодными устамиРосинку малую ловила на траве?

Как, наконец, смирилась и потухла,И вот теперь — ключом заведена —Косишь глаза, как розовая кукла,И просишь поцелуев и вина!

Ах, в этом теле, маленьком и хрупком,Ты тайну неизбывную хранишьИ – мертвая, – кружась заздравным кубком,Нам о любви растоптанной поешь

«Итак, фальшивы были роды…»

Итак, фальшивы были роды,Был крик ребенка – только миф,И возле дерева свободыРазлегся охмелевший скиф.

Всё глуше, глуше льются речи,Всё тише топот стад людских.Так меркнут тлеющие свечиВ дыре подсвечников пустых.

Увы! Навеки – то, что было,Что в древности своей седойСказалось Тютчеву как силаБессмертной пошлости людской .

«На поиски, быть может, лучших мест…»

На поиски, быть может, лучших местСтремится нить лучистая далеко;Что до меня – куда ни кину око,Я вижу свет и только свет окрест.

Небесный хлад в парче златистых звездВстречает клен, как мудрый царь востока;Душа лесов, под дуновеньем рока,Восторженно свой поднимает крест!

Здесь бересклет, румянясь как ланиты,Стыдливой девы, сердцу говорит,Что беззаветно любящий дарит;

Что вечностью те будут позабыты,Кто в строгий час свиданья с женихомТьму не пронзит приветственным огнем.

БАБЬЕ ЛЕТО

Спеши, спеши – короче стебель!Дробите лист – вся сила в цвет!Так мало солнца в бледном небе,Чуть улыбнулось – и уж нет!

Вот на бугре, средь глины буройПригрелся лютик… – как цветет!Он до поры успеет хмуройИ просиять — и кинуть плод.

Гвоздика, видно, опоздала:Малиновый венок так мал!Пусть! Ты права, когда искалаПробить свой корешок меж скал!

А было жестко, было больно, –Так больно было – путь искатьИ, замирая мимовольно,О влаге камень вопрошать!

Что было так легко в апреле,То чудо – в этот краткий срок;Но мир – весь чудо, и у целиСмеется каждый лепесток.

Святое время – бабье лето:Тепла последний перегон;Как будто явь — и точно сон;Как будто песнь – а кем пропета?

«В звуке – вся жизнь, вся надежда в торжественном гуле…»

В звуке – вся жизнь, вся надежда в торжественном гулеВ трепете ветра и рокоте вод;Думы свой круг завершили – устали, уснули;Сердце смирилось – и ждет.

Вот из-за рощи волна доплеснула святаяКолоколов.В синих просторах звезда прочертила, мерцая,Мнится: ласкающий зов…

Ты ли, душа, мне родная,Вышла, любя, из своих берегов?

«Серебристо-воздушными нежными пятнами…»

Серебристо-воздушными нежными пятнамиОдуванчики светятся в росных лучахИ мерцаньями тихими, сердцу понятнымиГоворят о мгновенном, гласят о веках.

Красный стебель ты сломишь и дунешь рассеянно –Зыбкий призрак разорван и тает, как дым;Но не верь: что природой, как семя, содеяно,Причастилось бессмертью под солнцем святым.

В этот утренний час, отягченные росами,Улыбнутся цветы мимолетной весне;И ответы богов за людскими вопросами,Словно облак волокна, скользят в глубине.

RESIGNATION

Воздвигнуты для въезда знатных лицЗа городом Херсонские ворота.Я пленный в них входил, глядящий ниц.Конвой был строг, уставший от работы.

Была глухая ночь. И сердцем я страдал,Я чувствовал года – их груз мне сел на плечи.Втроем мы шли. От них я отставал.С конвойными какие будут речи?

Всё будет сделано как повелит закон.Я говорю себе: откройся всякой каре.В тюремной тьме, в ее давящей хмареЯ верю, что сдержу совсем ненужный стон.

И, мнится, я впитал уроки древней Стои,И сила мудрых слов как вечная скала:Терпи не жалуясь, покуда кость цела.Страдать покорствуя – ведь дело-то простое.

Наш дом – диковинный кирпичный красный куб,Окошки сводчаты, замки по пуду каждый,И черный дым, виясь над рядом труб,Восходит к небесам с неутоленной жаждой.

Со всех сторон мы кинуты в тюрьму.Грехи свои кто знает, кто не знает…Тот сердцу верует, тот гордому уму,И дни за днями тихо тают.

«Нам, полоненному народу…»

Нам, полоненному народу,Что пал под силою враждебной,Пошли твой дар, твою свободу,Свод неба синий и целебный.

Пошли нам солнце золотое,И пенье птиц, и ветер вольный,Простор полей многоглагольныйИ сердце, как цветок простое.

Дай нам понять, что волей отчейТворится наше восхожденье,Что первый в мире Бог – рабочийИ что к Творцу идет творенье.

Дай пленному лихую долюПринять как таинство святое,Дай сон: нет стен, а только полеИ в небе солнце золотое.

ЛЕГЕНДА О МОИСЕЕ

Однажды Моисей, взошед на гору,Взирал задумчиво. Кругом светлоСияла ширь холмов на радость взору.

Весной обласкана, земля цвела,Ликуя в пестротканом облаченье,Душа пророка радостной была,

И на челе сияло вдохновенье.Вся в радугах под нежной синевойЦепь снежных гор, как легкое виденье,

Сулила неизведанный покой….Вдруг соколом гонимый голубь белыйПромчался в небе трепетной чертой –

И Моисея сердце восскорбело.Он бросил в небо возглас: не убий!И как бы тучей небо потемнело.

Нарушилась гармония стихий,Гром грохотал, и эхо повторялоВсё тот же возглас строгий: не убий!

И сокол внял. Над голубем виталаСмерть неминучая, но вот он снова жив,А птица ловчая далече улетала.

Вернулась вновь, голодных положивПтенцов к ногам сурового пророка.И молвил: «Мне ловитву запретив,

Не хочешь ли их гибели? ЖестокоТвое решение. Возьми, корми их сам!»И сокола пронзительное око

В последний раз скользнуло по птенцамИ вещему пророку. И покинулДетей тому, кто взор свой к небесам

Воздвиг, молясь. Но миг сомнений минул,Он нож берет. Вот грудь он обнажилИ лезвие кругообразно двинул.

И плотью Моисей голодных наделил,И кровью их поил, забыв страданье.Так, став истоком живоносных сил.

Пророк святое вынес испытанье.

ПЕСЕНКА СТРАЖА