Лев Кобылинский - Стихотворения Страница 25

Ночная охота

 В тоскливый час изнеможенья света,  когда вокруг предметы.  как в черные чехлы, одеты в дымку траурную мглы, на колокольню поднялися тени, влекомые волшебной властью зла, взбираются на ветхие ступени,  будя колокола. Но срезан луч последний, словно стебель, молчит теней мышиная игра, как мотыльки на иглах, веера, а чувственно-расслабленная мебель сдержать не может горестный упрек  и медленный звонок…Вот сон тяжелые развертывает ткани,узоры смутные заботливо струя,и затеняет их изгибы кисея легко колышимых воспоминаний;здесь бросив полутень, там контур округлив,и в каждом контуре явив — гиероглиф.Я в царстве тихих дрем, и комнатные грезыко мне поддельные простерли лепестки,и вкруг искусственной кружатся туберозы бесцветные забвенья мотыльки,а сзади черные, торжественные Страхибесшумно движутся, я ими окружен;вот притаились, ждут, готовы, как монахи,  отбросить капюшон.Но грудь не дрогнула… Ни слез. ни укоризны,  и снова шепот их далек.и вновь ласкает слух и без конца капризный, и без конца изнеженный смычок…Вдруг луч звезды скользнув, затеплил канделябры,вот мой протяжный вздох стал глух, как дальний рев, чу, где-то тетива запела, задрожала,  рука узду пугливо сжала,и конь меня помчал через ряды дерев.Мой чудный конь-диван свой бег ускорил мерный,  за нами лай и стук и гул.  на длинных ножках стройный стул  скакнул — и мчится быстрой серной.И ожил весь пейзаж старинный предо мной,  вкруг веет свежестью лесной  и запахом зеленой глуши;  гудя зовет веселый рог,скамейка длинная вытягивает уши…    две пары ног…   и… скок…Мы скачем бешено… Вперед! Коль яма, в яму;ручей, через ручей… Не все ли нам равно?Картины ожили, и через реку в рамумы скачем бешено, как сквозь окно в окно.Та скачка сон иль явь, кому какое дело,коль снова бьется грудь, призывный слыша крик,   коль вновь душа помолодела   хотя б на миг!В погоне бешеной нам ни на миг единыйне страшны ни рога. ни пень, ни буйный бег!     А, что, коль вдруг навек   я стал картиной?!

Маскарад

Доносится чуть внятно из дверейтяжелый гул встревоженного улья,вот дрогнули фигуры егерей,

и чуткие насторожились стулья.Все ближе звон болтливых бубенцов,невинный смех изящного разгулья.

Вот хлынули, как пестрый дождь цветовиз золотого рога изобилья,копытца, рожки, топот каблучков,

и бабочек и херувимов крылья.Здесь прозвонит, окрестясь с клинком клинок,там под руку с Жуаном Инезилья,

а здесь Тритон трубит в гигантский рог;старик маркиз затянутый в жилетеедва скользит, не поднимая ног,

вот негр проходит в чинном менуэте,—и все бегут, кружат, смешат, спешатсверкнуть на миг в волшебно-ярком свете.

И снова меркнут все за рядом ряд,безумные мгновенной пестротоюони бегут, и нет пути назад,

и всюду тень за яркой суетоюнасмешливо ложится им вослед,и Смерть, грозя, бредет за их толпою.

Вот слепнет бал и всюду мрак… О нет!То за собой насмешливые маскивлекут, глумясь, искусственный скелет,

предвосхищая ужас злой развязки.

Менуэт Ш. Д'Ориаса

Среди наследий прошлых летс мелькнувшим их очарованьемлюблю старинный менуэтс его умильным замираньем.

Ах, в те веселые векатруднее не было науки,чем ножки взмах, стук каблучкав лад под размеренные звуки!

Мне мил веселый ритурнельс его безумной пестротою,люблю певучей скрипки трель,призыв крикливого гобоя.

Но часто ваш напев живойвдруг нота скорбная пронзала,и часто в шумном вихре баламне отзвук слышался иной,—

как будто проносилось эхозловещих, беспощадных слов,и холодело вдруг средь смехачело в венке живых цветов!

И вот, покуда приседалатолпа прабабушек моих,под страстный шепот мадригалауже судьба решалась их!

Смотрите: плавно, горделивосквозит маркиза пред толпойс министром под руку… О диво!Но робкий взор блестит слезой…

Вокруг восторг и обожанье.царице бала шлют привет,а на челе Темиры следборьбы и тайного страданья.

И каждый день ворожеюк себе зовет Темира в страхе:— Открой, открой судьбу мою!— Сеньора, ваш конец — на плахе!

Иллюзия

Полу-задумалась она, полу-устала…Увы, как скучно все, обыденно кругом!Она рассеяно семь раз перелистала  свой маленький альбом.

Давно заброшены Бодлер и «Заратустра»,здесь все по-прежнему, кто что бы ни сказал…И вот откинулась, следя, как гаснет люстра,  и засыпает зал.

Она не чувствует, как шаль сползла с колена,молчит, рассеянно оборку теребя,но вдруг потухший взгляд коснулся гобелена,—  и узнает себя.

То было век назад… В старинной амазонкеона изысканно склоняется к луке,на длинные черты вуаль спадает тонкий,  и кречет на руке.

Сверкает первый луч сквозь зелень молодую,крупицы золота усыпали лужок,все внятней хоры птиц, и песню золотую  вдали запел рожок.

Последняя звезда еще дрожит и тает,как капля поздняя серебряной росы,лишь эхо смутное из чащи долетает  да где-то лают псы…

И та, другая, ей так странно улыбнулась.и перья длинные чуть тронул ветерок…Забилось сердце в ней, но вот она проснулась,  и замолчал рожок…

В парке

Мерцает черным золотом аллея,весь парк усыпан влажными тенями,и все, как сон, и предо мною феялукавая… Да, это вы же сами?

Вот, улыбаясь, сели на скамейку…Здесь день и ночь ложатся полосами,здесь луч ваш локон превращает в змейку,чтоб стал в тени он снова волосами.

Я говорю смущенно. (Солнце прямосмеется мне в глаза из мертвой тени.)Вы здесь одна, плутовка? Где же мама?Давно, давно на бледном гобелене

она неслышно плачет надо мною.ее печаль тиха порой осенней,и безутешна скорбь ее весною!

Комната

Я в комнате один, но я не одинок,меня не видит мир, но мне не видны стены,везде раздвинули пространство гобелены,на север и на юг, на запад и восток.

Вокруг меня простор, вокруг меня отрада,поля недвижные и мертвые леса,везде безмолвие и жизни голоса:алеет горизонт, овец теснится стадо.

Как странно слиты здесь и колокольный реви бронзовых часов чуть внятные удары,с капризным облаком недвижный дым сигары,и шелка шорохи с шуршанием дерев.

Но так пленительна моей тюрьмы свобода,и дружно слитые закат и блеск свечей,камином тлеющим согретая природаи ты. без ропота струящийся ручей,

что сердце к каждому бесчувственно уколу,давно наскучивши и ранить и страдать;мне просто хочется послушать баркаролуиз «Сказок Гофмана» — и после зарыдать.

Красная комната