Шарль Бодлер - Цветы зла Страница 26

le français

CXI

ОСУЖДЕННЫЕ

Как тварь дрожащая, прильнувшая к пескам,Они вперяют взор туда, в просторы моря;Неверны их шаги, их руки льнут к рукамС истомой сладостной и робкой дрожью горя.

Одни еще зовут под говор ручейковВидения, полны признанья слов стыдливых,Любви ребяческой восторгов боязливых,И ранят дерево зеленое кустов.

Те, как монахини, походкой величавойБредут среди холмов, где призрачной гурьбойВсе искушения плывут багровой лавой,Как ряд нагих грудей, Антоний[104], пред тобой;

А эти, ладонку прижав у страстной груди,Прикрыв одеждами бичи, среди дубрав,Стеня, скитаются во мгле ночных безлюдий,С слюною похоти потоки слез смешав.

О девы-демоны, страдалицы святые,Для бесконечного покинувшие мир,Вы — стоны горькие, вы — слезы пролитые,Вы чище Ангела, бесстыдней, чем сатир.

О сестры бедные! скорбя в мечтах о каждой,В ваш ад за каждою я смело снизойду,Чтоб души, полные неутолимой жаждой,Как урны, полные любви, любить в аду!

le français

CXII

ДВЕ СЕСТРИЦЫ

Разврат и Смерть, — трудясь, вы на лобзанья щедры;Пусть ваши рубища труд вечный истерзал,Но ваши пышные и девственные недрыДеторождения позор не разверзал.

Отверженник-поэт, что, обреченный аду,Давно сменил очаг и ложе на вертеп.В вас обретет покой и горькую усладу:От угрызения спасут вертеп и склеп.

Альков и черный гроб, как два родные брата,В душе, что страшными восторгами богата,Богохуления несчетные родят;

Когда ж мой склеп Разврат замкнет рукой тлетворной,Пусть над семьею мирт, собой чаруя взгляд,Твой кипарис[105], о Смерть, вдруг встанет тенью черной!

le français

CXIII

ФОНТАН КРОВИ

Струится кровь моя порою, как в фонтане,Полна созвучьями ритмических рыданий.Она медлительно течет, журча, покаПовсюду ищет ран тревожная рука.

Струясь вдоль города, как в замкнутой поляне,Средь улиц островов обозначая грани,Поит всех жаждущих кровавая рекаИ обагряет мир, безбрежно широка.

Я заклинал вино — своей струей обманнойДуше грозящий страх хоть на день усыпить;Но слух утончился, взор обострился странно;

Я умолял Любовь забвение пролить;И вот, как ложем игл, истерзан дух любовью,Сестер безжалостных поя своею кровью.

le français

CXIV

АЛЛЕГОРИЯ

To — образ женщины с осанкой величавой,Чья прядь в бокал вина бежит волной курчавой,С чьей плоти каменной бесчувственно скользятИ когти похоти, и всех вертепов яд.Она стоит, глумясь над Смертью и Развратом.А им, желанием все сокрушать объятым,Перед незыблемой, надменной КрасотойДано смирить порыв неудержимый свой.Султанша томностью, походкою — богиня;Лишь Магометов рай — одна ее святыня;Раскрыв объятья всем, она к себе зоветВесь человеческий неисчислимый род.Ты знаешь, мудрая, чудовищная дева,Что и бесплодное твое желанно чрево,Что плоть прекрасная есть высочайший дар,Что всепрощение — награда дивных чар;Чистилище и Ад ты презрела упорно;Когда же час пробьет исчезнуть в ночи черной,Как вновь рожденная, спокойна и горда,Ты узришь Смерти лик без гнева, без стыда.

le français

CXV

БЕАТРИЧЕ[106]

В пустыне выжженной, сухой и раскаленнойПрироде жалобы слагал я, исступленный,Точа в душе своей отравленный кинжал,Как вдруг при свете дня мне сердце ужас сжал:Большое облако, предвестье страшной бури,Спускалось на меня из солнечной лазури,И стадо демонов оно несло с собой,Как злобных карликов, толпящихся гурьбой.Но встречен холодно я был их скопом шумным;Так встречная толпа глумится над безумным.Они, шушукаясь, смеялись надо мнойИ щурились, глаза слегка прикрыв рукой:

«Смотрите, как смешна карикатура эта,Чьи позы — жалкая пародия Гамлета,Чей взор — смущение, чьи пряди ветер рвет;Одно презрение у нас в груди найдетПотешный арлекин, бездельник, шут убогий,Сумевший мастерски воспеть свои тревогиИ так пленить игрой искусных поз и словЦветы, источники, кузнечиков, орлов,Что даже мы, творцы всех старых рубрик, радыВыслушивать его публичные тирады!»

Гордец, вознесшийся высокою душойНад грозной тучею, над шумною толпой,Я отвести хотел главу от жалкой своры;Но срам чудовищный мои узрели взоры..(И солнца светлая не дрогнула стезя!)Мою владычицу меж них увидел я:Она насмешливо моим слезам внималаИ каждого из них развратно обнимала.

le français

CXVI

ПУТЕШЕСТВИЕ НА ОСТРОВ ЦИТЕРУ[107]

Как птица, радостно порхая вкруг снастей,Мой дух стремился вдаль, надеждой окрыленный,И улетал корабль, как ангел, опьяненныйЛазурью ясною и золотом лучей.

Вот остров сумрачный и черный… То — Цитера,Превознесенная напевами страна;О, как безрадостна, безжизненна она!В ней — рай холостяков, в ней скучно все и серо.

Цитера, остров тайн и праздников любви,Где всюду реет тень классической Венеры,Будя в сердцах людей любовь и грусть без меры,Как благовония тяжелые струи;

Где лес зеленых мирт свои благоуханьяСливает с запахом священных белых роз,Где дымкой ладана восходят волны грез,Признания любви и вздохи обожанья;

Где несмолкаемо воркуют голубки!— Цитера — груда скал, утес бесплодный, мглистый,Где только слышатся пронзительные свисты,Где ужас узрел я, исполненный тоски!

О нет! То не был храм, окутанный тенями,Где жрица юная, прекрасна и легка,Приоткрывая грудь дыханью ветерка,В цветы влюбленная, сжигала плоть огнями;

Лишь только белые спугнули парусаПтиц возле берега и мы к нему пристали,Три черные столба нежданно нам предстали,Как кипарисов ряд, взбегая в небеса.

На труп повешенный насев со всех сторон,Добычу вороны безжалостно терзалиИ клювы грязные, как долота, вонзалиВо все места, и был он кровью обагрен.

Зияли дырами два глаза, а кишкиИз чрева полого текли волной тлетворной,И палачи, едой пресытившись позорной,Срывали с остова истлевшие куски.

И морды вверх подняв, под этим трупом вкругКишели жадные стада четвероногих,Где самый крупный зверь средь стаи мелких многихБыл главным палачом с толпою верных слуг.

А ты, Цитеры сын, дитя небес прекрасных!Все издевательства безмолвно ты сносил,Как искупление по воле высших силВсех культов мерзостных и всех грехов ужасных.

Твои страдания, потешный труп, — мои!Пока я созерцал разодранные члены,Вдруг поднялись во мне потоки желчной пены,Как рвота горькая, как давних слез ручьи.

Перед тобой, бедняк, не в силах поборотьЯ был забытый бред среди камней Цитеры;Клюв острый ворона и челюсти пантерыОпять, как некогда, в мою вонзились плоть!

Лазурь была чиста, и было гладко море;А мозг окутал мрак, и, гибелью дыша,Себя окутала навек моя душаТяжелым саваном зловещих аллегорий.

На острове Любви я мог ли не узнатьПод перекладиной свое изображенье?..О, дай мне власть, Господь, без дрожи отвращеньяИ душу бедную и тело созерцать!

le français