Юрий Верховский - Струны: Собрание сочинений Страница 26

«Переменчива погода…»

Переменчива погода:Солнце – дождь, солнце – дождь.От заката до восходаШелест рощ, тихих рощ.

От восхода до закатаОн замрет, заглушен;К ночи снова жив богато,Веет он, дышит он.

Тихих рощ елей горящийИ в людской суете –Жертва осени, дарящейВсё мечте, вновь мечте.

Покаянными слезамиЖертву дождь окропит;С голубыми небесами –Прежний вид, яркий вид.

В легком сумраке сладимомМеркнет блеск, никнет мощь;С благовонным влажным дымом –Шелест рощ, тихих рощ.

«Я вышел снова на крыльцо…»

Я вышел снова на крыльцо.А ночь уже не та взглянулаИ вздохом тягостным пахнула,Влажно-холодным, мне в лицо.

Давно ли вызвездило пышноВ осеннем явственном бреду?Теперь слежу я равнодушноТуманных облаков гряду.

И вот уж эта ночь сыраяТам, за моим слепым окном;А здесь – тоска всё об одномТомит и тлеет, не сгорая.

Цветы белеют на столеПод яркой лампой. Словно знает,Что там оставило во мгле, —Пустое сердце ноет, ноет.

«Толчок – и с рамою окна…»

Толчок – и с рамою окнаВ ночь распахнувшись, сердце слышит,Как, полусонная, онаЛепечет, шевелится, дышит.

Холодная немая мглаВ ее расширившихся взорахЗатрепетала, ожила,И в душу поплыл страстный шорох.

И лепет, влажный шорох, шум,Едва живой, но близкий слуху,В короткий миг немало думВнушили дремлющему духу.

Напитан ими, он – иной,В дреме тревожный, смутно-страстный.А ночь останется со мнойСвоей холодной глубиной,Осенней, горестно-согласной.

«Пускай мне говорят цветы…»

Пускай мне говорят цветыО горестной осенней тризне;Вдыхай же в их дыханье тыДух неизбывной милой жизни.

Пускай тебе сон бытияСияет белой пышной купой –И со своей тоскою глупойПо-вешнему забудусь я.

«Когда изнываешь – нет мочи…»

Когда изнываешь – нет мочи,Отрадно вкусить одномуЛюбимой сочувственной ночиПлывущую влажную тьму.

Но скучными сжата стенамиИ слушая шорох жилья,Летучими дышит ли снамиДуша – и ночная – твоя?

А выйдешь – и в строгом покое,В служенье ночной тишиныПрорежется слово людское,Движенья людские слышны.

Где жуткая злоба не дремлет,Где горькая жалость жива,Там сердце скорбящее внемлетСвои же земные слова.

И только в иные мгновенья,Едва уловимо слышна,Надмирного вдруг дуновеньяПровеет живая волна.

«Уронил я колечко в пучину…»

С моим кольцом я счастье

Земное погубил.

Жуковский

Уронил я колечко в пучину.Мгновенно блеснуло оно –И кануло, словно песчинка,На глубокое темное дно.

Бесстрастные волны кипучи,Набегают на каменный хрящ;Но отхлынут в лукавом испуге –И вновь он пустынно блестящ.

Говорят, будто море на брегеРоняет и жемчуг порой,Хоть чаще оно, лицемеря,Обольщает безумной игрой.

И вот я гляжу неотрывно,Ожидая при каждой волне,Не несет ли кольца, что сокрылоГлубокое море на дне.

«Я слез не изолью…»

Я слез не изольюСозвучными словами;Но словно бы слезамиХоть умирю тоску бессонную мою.

Уже не запоюС истомностью свирельной;Но словно колыбельнойКто песней огласил пустую ночь мою.

Предамся забытью,Младенчески внимая:Вот бабушка роднаяКачает колыбель уютную мою.

Вот плавную ладьюВлекут струи паренья,И в легкой мгле – прозренья,Так просты, озарят мольбою грусть мою.

«В туманный зимний день я шел равниной снежной…»

В туманный зимний день я шел равниной снежнойС оцепенелою безмолвною тоской,И веял на меня холодный, безнадежный,Покорный, мертвенный покой.

Потупя голову, в бесчувственном скитанье,Казалось, чей-то сон во сне я стерегу…И, обретая вновь мгновенное сознанье,Увидел розу на снегу.

«Ах, душечка моя, как нынче мне светло!..»

Ах, душечка моя, как нынче мне светло!Смотрю и слушаю, – от сердца отлегло,День хмурый не томит и гнетет нимало:Твой чистый голосок звенит мне, как бывало,Вот песня милая, младенчески проста,Тебе сама собой приходит на уста;Ребячьей резвости не ищешь выраженья,А словно хоровод твои ведет движенья,И жизнью солнечной живешь сейчас вполне –И так улыбкою одною светишь мне,Что счастие твое святою детской силойВсю жизнь мне делает желанною и милой.

«За грезой ангельских напевов…»

За грезой ангельских напевовКакие песни рвутся в высь?Цветы таинственных посевовКрасою жуткой разрослись.

Твои трагические звукиНеизъяснимо хорошиИ строгим напряженьем мукиБезмерно сладки снам души.

Сосредоточенною страстьюЕе, немую, леденят,Зовут к мучительному счастьюИ разливают нежный яд.

И вот цветут – горят – в гореньеИзнемогают – и золойРассыпавшейся примиреньеДарят мятежности былой.

«Не зови, что невозвратно…»

«Не зови, что невозвратно,Что безмолвно – не зови:Было время благодатноДля твоей любви.

Не зови, что безответно,Что навеки отошло,Для чего уж беспредметноИзжитое зло».

И зову, зову стыдливоВсё, что мог давно сгубить,Всё, что сердце, снова живо,Просится любить.

Вот ответный вздох всколышетЧью-то грудь, далеко – жив;Вот, рыдая, сердце слышитСладостный отзыв.

Где смятение людскоеВсем грозится обладать,В неколеблемом покоеДышит благодать.

«Мне жаль отошедшего дня…»

Мне жаль отошедшего дня,Пустого, холодного,Так жалко-бесплодного;Он с нищей улыбкой глядит на меня –И жаль мне умершего дня.

Такая усталость во мне –Немые томления;Тоска сожаленияПо бедном навеки утраченном дне,Усталая, ноет во мне.

Бессильно, вконец истомленДремотою хмурою –Старухой понурою –К коленям ее, в полуявь, в полусонСклоняюсь и я, истомлен.

Но тянется, тянется нить, –В тенях полубденияВсё хочешь виденияЖивые, нежившие – жизнью продлить –И тянется, тянется нить.

«Не спи, не бодрствуй, но томись…»

Не спи, не бодрствуй, но томись:С тобой сжилисьВ часы блаженного раскрытияДушевного – наитияКакие-то – и тянешься ты ввысь,Как бы на облако ногою опершись,И легкий, как оно, послушный,Плывешь волной воздушной –И вдруг исходишь вздохом и слезойИ падаешь в томлении,Забывшись и не властный над собой,Но всё живойВ самозабвении.Упал – и в бездне та же высь, –Не спи, не бодрствуй, но томисьВ душевной обнаженности:Сухой листокУпал в стихийный вихревой поток,Вращающий с собой две смутные бездонности, –И может каждая раскрыться звезднойМгновенной бездной, –Но нет, потокКрутит,Листок,Летит,Бессильно обнажен –И носится, в две бездны погружен,В потоке их разлития:Здесь – высь, тут высь.Под властию наитияНе спи, не бодрствуй, но томись.

«Кольцо спадает с тонкого перста…»