Сергей Маковский - Requiem Страница 3

Зной («Воистину лето земное…»)

Воистину лето земноемне кажется даром небесным…И не во что верить иноеи не о чем грезить чудесном.

В разливах лазури и светадыханием Божьего зноясознанье и сердце согретыликуют в блаженстве покоя.

От этого летнего мленья —такое желанье забыться,поверить бессмертью Творенья,приникнуть к Земле, и молиться.

Сен-Леже, 1960 г.

«Прямая-прямая дорожка…»

Прямая-прямая дорожкапо краю, по самому краюржаного несжатого поля.За полем в полесье — сторожка.А дальше — звериная воля!

А дальше, на версты и версты, —что заяц! — олень длиннорогийпасется в укромных ложбинах,и лис, и кабан жесткошерстныйв глуши, у озер камышиных.

А ягод-то, ягод в июлекакие рои на полянах —малины лесной, ежевики,смородины, яблок румяных!В июле их праздник великий.

Ах, в мире нет краше, я знаю,приволья за этой сторожкой…К нему-то по самому краюржаного несжатого поляпрямая-прямая дорожка.

«Прогулка здесь, в разросшемся лесу…»

Прогулка здесь, в разросшемся лесувсегда — чудесное открытье.Блуждаю в нем без цели, по наитью,всей старостью люблю его красу.

Под шелестно-зеленые шатрыиду, о прошлом вспоминая,и снова каждая тропа леснаяприоткрывает тайные миры.

О, да, все чудо здесь, куда ни глянь!Любуясь вновь лесным цветеньем,куда-то вглубь я проникаю зреньем,в незримое за видимую грань.

И замираю… В яви ли живу?Иль это сон, нездешний сон я вижу?Смотрю, клонюсь, разглядываю ближеросинки-звездочки, упавшие в траву.

Полдень («Извилистой тропою в чащи…»)

Извилистой тропою в чащия ухожу… И каждый шагуводит в темный полумрак,безмолвием так много говорящий.

Не дрогнет папоротник пышныйи ждешь, как в сказке, чтоб зацвел…Над вереском жужжанье пчел,гуд тишины июльской еле слышный…

И спрашиваю: Дух мой, кто ты?Ты — призрак? Или бог лесной?Иль только легкий миг земнойв светилище полуденной дремоты?

«Что все слова и песни…»

Что все слова и песнив сравнении с Твоейко мне поющей речью:«Забудь печали дней,тревогу человечью,для вечности воскресни!»В утишии весеннемохватывает лестаким ко мне участьемсияющих небес,беззвучным и звучащим, —таким всепримиреньем,как будто мне лишь снитсявесенняя земля,как будто рай обманныйземного бытия —лишь призрак несказанный.

И все преобразится…

«Полузабытую зимой…»

Полузабытую зимойвновь летом обретаю землю.В лесу безмолвью леса внемлю:все тот же он и нынче мой!

Мир видимый полуисчез:жду от земли зацветшей знаков, —как перед лествицей Иаков,провижу таинство небес.

В уединении лесномдух целомудренней и тише.Что день — ступенью выше, вышехоть и в ничтожестве своем…

«Густолиственные своды…»

Густолиственные сводывязов древних… В полдень жаркийманит тень под эти арки,тень аллей, где пахнет медом,тишина… И год за годом!

Все приемлет сердца разумв тишине туманно-зыбкой;День поет пчелиной скрипкой,и слепительным алмазом —солнце над высоким вязом.

Жизни суета и скверна —сон неправедный — забыты.Мысли с тишиною слиты…Вечность, даль любви безмерной.Где-то. Навсегда. Наверно.

«Только солнце — просыпаюсь…»

Только солнце — просыпаюсь,за садовую оградутороплюсь к лесным завесам, —в сумрак утра окунаюсь,в эту пахнущую лесоми рассветной мглой прохладу.

Глухо, немо, непробудноДышат тени по дорогам;тронутые тиховеемрощи — сказкой изумрудной…Здесь не людям жить, а феям,гномам, да единорогам.

И недаром всюду снятсякоролевны, принцы, маги,привиденья дней забытых,что вовек не повторятся, —кладов демоны, зарытыхв заповеданном овраге.

Тишину глуши окрестнойвопрошаю восхищеннов это утро, в утро мая, —сон весны почти чудесный,мир на полпути от раяна земле преображенной.

Лето («Балует летнее тепло…»)

Балует летнее тепло,июльский день живет сугубо.Смотреть и слушать лес мне любо,не нагляжусь, пока светло…А вот и шмель, гудящий грубо,и пронеслась оса в дуплоседого дуба.

О, лес! Чудесен твой расцвет,твой лучезарный праздник летом!Зной… И блаженно в зное этомвесь рай земли в лицо нет-нетпахнет мне воздухом нагретым.И кажется полдневный светнездешним светом.

Оцепеневшую листвуне шелохнет. Лесная птицапримолкла и не шевелится.В лазурном мареве живуи время тишиной струится…Иль это все — не наяву,а только снится?

Монфор, 2 августа 1959 г.

На заре(«Мигов благостная длительность…»)

Мигов благостная длительность,тишины лесной мечта,утра на заре томительность —эта сонная действительностьгде-то в небе начата.

Из своей лазурной скиниик ней склонился Ангел сна.Тают в листьях дымы синие,породнила цвет и линиирайская голубизна.

Снятся дали поднебесныевсей разбуженной земли.Сердце рвет оковы тесные,молит: «Сила неизвестная,смилуйся и утоли!

Все равно! Пускай противитсятрезвенный рассудок мой.Пусть ему не посчастливится!Верю, что душа — счастливица,верю небу надо мной, —

Ангелу многоочитому,что глаза дает уму,может быть — и незабытому,хоть плющом седым овитому,вдохновенью моему…

Монфор, 2 августа 1959 г.

Кладбище(«Бродить по кладбищу в Монфоре…»)

Бродить по кладбищу в Монфорепривычкой стало для меня.Вначале я грустил… но вскоре,всепримиренно в смерть маня,дряхлеющие эти плиты,решетки ржавые, крестыпредстали мне как сон забытый,как сон тишайшей красоты.

Не на земле он, будто, снился,а может быть — и на земле…Но там не солнцем день светилсяи ничего не знал о зле.И люди были, но — другие…Иль те же, но не во плоти.Они, как ливни золотыемерцали на моем пути.

И время течь остановилось:ни прошлых, ни грядущих дней.Все в вечности преобразилось,все стало тихо-тихо в ней…И мне на кладбище ни скорбно,ни страшно более с тех пор,от этой тишины надгробнойв старинном городе Монфор.

Монфор-Ламори, 18 августа 1959 г.

Звезды(«Безумец только может, — в этот век…»)

Безумец только может, — в этот векотвергших славу жизни вышней,скопцов душой, умом растленных злобой хищнойкалек, —

молиться словом солнцу и лунеи звездам, нас как будто знающим,и радоваться им, наш мир благословляющим,во сне.

Не видят больше нас. Нездешний светугас в веках земной печали.Рассудком звездные повержены скрижали.Их нет!

И на земле родник любви иссох.Живую душу люди вынулииз мира своего. И боги нас покинули,и Бог.

Давно уж звезды говорят не то,что прежде звезды говорили,Лишь дети малые их любят, как любили,и то…

Но что же делать мне-то, мне — когда,чем я старей, тем безнадежнееони со мною, те же… Нет — другие, прежние,всегда…

7 сентября 1961 г.