Алексей Дьячков - Игра воды. Книга стихов Страница 3

Песня

Пусть утро воскресенья холодомУзор наметит на стекле.В обратной перспективе комнатыВесь мир откроется тебе.

Замрут растения и кружева,На пиджачке блеснет значок.И будет, расширяясь – суживаюсь,Осваивать углы зрачок.

Полкú цветные книжных корочек,Застывший вдруг бумажный шторм.За тюлью, сдвинутой от форточки,Двор с отраженьем снежных штор.

А там и школьный свет, и знание,Что ждать от выходного дня:С собакою прогулка дальняя —К Штыкам, до Вечного огня.

По засеке, где пары прячутсяВ кустах от любопытных глаз.Зимой рыбак с фанерным ящикомУ пруда нас встречал не раз.

Он как-то угостил ирискою,И мне открылись вдруг – ещеСтихотворенья ненаписанного —Протяжный свист, тугой щелчок.

Папа

В треýхе кроличьем взъерошенном,В пальто с воротником косым,Зачем меня ты обнадеживал? —На Новый год приеду, сын!

Весь день. Все зимние каникулы.Январь весь со сплошной пургой.За что меня и не окликнул такНикто. – Алеша, дорогой!

Пускай не мне дорога дальняя.Бронхит. Продленка. Карантин.Я был дежурным по страданию.Весь год с письмом твоим ходил.

Я мучился и сном и совестью.Я мерз, но не спешил домой.За то, что я такой особенный. —Любимый мамой. Не тобой.

За то, что наступала ранняяВесна. Но я был ей не рад.И вербы ветка, как царапина,Алела в воздухе весь март.

На даче в октября

В кувшине талая вода,Огонь вытягивает лица.Куда ты завела меня,Рассудка слизкая мокрица?

Чему нас научила жизнь?Войти в реки глубокий вырезТак, чтобы волны разошлись,Как никогда не расходились.

Разлив

Нагрянул и сгинул – Ни здрастеИ ни до свиданья тебе.Со снегом уходят пространствоИ без отраженья Тибет.

Махнет из-за гор напоследокКосынкой лесок вдалеке,И облака сахарный слепокРастает бесследно в реке.

И мы, и не мы – а другие,Оставив в отеле подруг,Разглядываем, как круги наВоде разбегаются вдруг.

Молочный зуб

Не допрыгнул атлет до перины,И метатель прервал свой разбег.Стадиона Динамо руиныЗасыпает рождественский снег.

В гипсе традиционное летоБог с веслом и турист налегке.Крутит обэриут пируэтыВ одиночку на старом катке.

А в сугробах трибунные грядки,И сухое колонн молокоУбывают себе без остатка,Как какое-нибудь рококо.

Но снежок продолжает вертетьсяСобирать по земле облака,На катке дивный вечер из детстваСохраняет мне память пока.

Миокард

В кабинет заползала акация,И топтались в тени тополя.Кардиолог на жизнь с интонациейВиноватой мне год оставлял.

И минтай дожевав с макарониной,Я из корпуса топал с толпой,И сидел, не нарушив гармонии,На скамейке с больной головой.

Покрывалась черемуха крестиком,Раму брат, матерясь, мастерил.И фонтан со скульптурой бездействовалС грязным спекшимся снегом внутри.

Но росло мое сердце и знаниемНаполнялось. Тем знанием, чтоВыражать научился словами яКогда возраст другой подошел.

Когда слива осыпалась спелаяИ сиял влажный сад чистотой.И лежал, вспоминая Гомера, яНа диване в квартире пустой.

Иванушка

С участка не видна скамейкаНа берегу, где спит волна,Но в огражденье есть лазейка,А дальше приведет тропа.

Когда утихнет отделенье,Угомоню настойкой пульс,И в поисках уединеньяК косе песчаной удалюсь.

Как сосны, расшатались нервы,Как нерка, разыгрался страх.В окошко: Все нормально, – мне про-Сигнализирует сестра.

Кусты, кусты, прутки ограды,Овраг, стена, и – моря гул.Нырок в листву – и вот награда,Мой пост ночной на берегу.

Черты свои теряет вечер,И птичий наступает пир.Вокруг нас сложен и изменчивНе нами сотворенный мир.

Как хрупкий минерал в породе,Сжат месяц тьмой до синевы.Нас долго не было в природе,И может никогда не быть.

Но быстро я теряю голос,И долго тянутся года.В природе не было давно нас,И быть не может никогда.

Мытарства нам страшнее боли,И серебра дороже медь.Но от тоски безмерной в полеИ мы выходим, чтобы петь.

Автопортрет

Пух летал над очкастым историком,Расплетался у школьницы бант,Когда в зале читальном за столикомЯ тяжелый листал фолиант.

Виноград с металлическим привкусом,Пучеглазых дельфинов бока,И людей и богов я пролистывал,Не наткнулся на Леду пока.

В медь звенящую больше не верилось,Не осталось от пира гостей.Это Леда, любимая лебедем,В беззащитной своей наготе

Над водой выгибается облаком —Капли вдруг по воде семенят.Тело лебедя тесное, плотноеВыпускает наружу меня,

Поднимаясь над твердью стремительно,Задеваю созвездья плечом,Становлюсь строчной выгнутой литерой —Тихим библиотечным червем.

Пикник

Шуршит грибник в посадке ветками.Аукают издалека.Как троица ветхозаветная,Расселись дети на пеньках.

Родителя пугает конницаЛиствой, исписанной давно, —Он в ящике пустом устроился,Солому постелив на дно.

Кому он быть хотел бы сторожем,Тот не воспитывал меня,А у пустых бутылок горлышкикорявым пальцем проверял.

Мне не за что просить прощения,Пуская виновато дым,Ведь я всю юность в ополченииАкустиком служил простым.

Паломники

Ползем неторопливо на паромеК постройкам монастырским вдалеке.Над нами небо, бэби, бобэоби,И перед нами небо – на реке.

Флаг мельтешит на мачте без надежды.Помощник отвечает головой:Найн пива, капитан! А тот мятежныйВсе ищет бурю, топает ногой.

Теперь и мы, дружок, пьяны без пива.И нам хватает солнца, чтоб весь путьРазвязано, легко, неторопливоБалакать ни о чем. О чем-нибудь.

Корыто наше борется с теченьемИ путается речь. Но мы, дай Бог,До берега дойдем без приключений,К строфе четвертой выровняем слог.

Экскурсия

Мы входим всем классом в таинственный зал.Поэт здесь Наталье записки писал.По детскикаляки-малякиПером выводил на бумаге.

Он думал: Господь не оставит меня!Поехал на речку в конце января,Размазав в сердцах эпиграмму,И в сенцах махнув лимонаду.

Катилась, как солнце на ярмарку, жизнь.По граду замерзшему сани неслись.И зарево в колбе горело,Но шуба медвежья не грела.

На грязной раздаче игралась игра.Поэт не заметил в ветвях снегиря,Он думал о небе огромном,По снегу скрипя, по сугробам.

Под треск снежных сучьев исчезло все в миг,И музыка, и незаконченный стих.И лес, и фасады Растрелли,И мертвенный сумрак музея,

И сон мой, и воспоминанье о сне.И вот я молчу в тишине. В пустоте.И тает, как снег, мое знанье.И сам я, как снег, – расставанье.

В музейном буфете ни часа, ни дня.Класс по расписанью забыл про меня.И чай исчезает. И блюдце.И только слова остаются.

Альбом

Фильм такой. Он берет фотокарточкиИ о каждой слова говорит.Вот с командой футбольной на корточках —После матча коленка болит.

В майке мятой на майские праздникиПод картошку рыхлит целину.Вот он, пруд, где ловили карасиков.Как-то вытащил щуку одну.

Старый дом и сарай с детским великом.Прислоненное к вязу весло.И Дейнеки простор белый, ветреныйИз поездки на юг в не сезон.

Стол на даче с зашкуренным выступом,По стаканам разлитый кефир.Вот, как перед болезненным приступом,Открывается сказочный мир.

Дни заляпаны охрой и суриком,Расползается осени рать.На странице в сентябрьские сумеркиСлов о радости не разобрать.

Пицунда

Море. Мясо. В сотах мед.Чистый пляж. Пустые урны.За сосной гора встает,Как развал макулатурный.

Сброд купейный. Борщ в чалме.Делят перламутр перловки.Тетка. Братья Дыр, Бул, Щер,И сестра их Припять с полки.

Двор тенистый, старый дом.Челентано сладко воет.Еле слышен палиндром,Набегающий волною.

До свиданья, сладкий сон.Фотография на память.Крайний справа. Пара слов.Орфография хромает.

«Как мальчик в хоре открывает рот…»