Иван Бунин - Том 1. Стихотворения Страница 34

<1903–1906>

Горе*

Меркнет свет в небесах.Скачет князь мелколесьем, по топям, где сохнет осока.Реют сумерки в черных еловых лесах,А по елкам мелькает, сверкает — сорока.

Станет князь, поглядит: Нет сороки!Но сердце недоброе чует.Снова скачет — и снова сорока летит,Перелесьем кочует.

Болен сын… Верно, хуже ему…Погубили дитя перехожие старцы-калики!Ночь подходит… И что-то теперь в терему?Скачет князь — и все слышит он женские крики.

А в лесу все темней,А уж конь устает… Поспешай, — недалеко!Вот и терем… Но что это? Сколько огней!  Нагадала сорока.

(1903–1906)

Дюны*

За сизыми дюнами — северный тусклый туман.  За сизыми дюнами — серая даль океана.На зыби холодной, у берега — черный баклан,  На зыби маячит высокая шейка баклана.

За сизыми дюнами — север. Вдали иногда  Проходят, как тени, норвежские старые шхуныИ снова все пусто. Холодное небо, вода,  Туман синеватый и дюны.

<1903–1906>

Каменная баба*

От зноя травы сухи и мертвы.Степь — без границ, но даль синеет слабо.Вот остов лошадиной головы.Вот снова — Каменная Баба.

Как сонны эти плоские черты!Как первобытно-грубо это тело!Но я стою, боюсь тебя…А ты Мне улыбаешься несмело.

О дикое исчадье древней тьмы!Не ты ль когда-то было громовержцем? —Не бог, не бог нас создал. Это мыБогов творили рабским сердцем.

<1903–1906>

Эсхил*

Я содрогаюсь, глядя на твоиЧерты немые, полные могучейИ строгой мысли. С древней простотойИзваян ты, о старец. БесконечноДалеки дни, когда ты жил, и мифомТеперь те дни нам кажутся. Ты страшенИх древностью. Ты страшен тем, что ты,Незримый в мире двадцать пять столетий,Незримо в нем присутствуешь доныне,И пред твоею славой легендарнойБессильно Время. — Рок неотвратим,Все в мире предначертано Судьбою,И благо поклоняющимся ей,Всесильной, осудившей на забвеньеДела всех дел. Но ты пред АдрастеейСклонил чело суровое с такимВеличием, с такою мощью духа,Какая подобает лишь богамДа смертному, дерзнувшему впервыеВосславить дух и дерзновенье смертных!

<1903–1906>

У берегов Малой Азии*

Здесь царство Амазонок. Были дикиИх буйные забавы. Много днейЗвучали здесь их радостные кликиИ ржание купавшихся коней.

Но век наш — миг. И кто укажет ныне,Где на пески ступала их нога?Не ветер ли среди морской пустыни?Не эти ли нагие берега?

Давно унес, развеял ветер южныйИх голоса от этих берегов…Давно слизал, размыл прибой жемчужныйС сырых песков следы подков…

<1903–1906>

Агни*

Лежу во тьме, сраженный злою силой.Лежу и жду, недвижный и немой:Идут, поют над вырытой могилой,Несут огни, — вещают жребий мой.

Звенят в щиты, зовут меня домой,В стоустый вопль сливают плач унылый.Но мне легко: ты, Агни светлокрылый.Спасешь меня, разъединишь со тьмой.

Смотрите, братья, недруги и други,Как бог, гудя, охватит мой костер,Отсвечивая золотом в кольчуге!

Смирите скорбь рыдающих сестер:Бог взял меня и жертвою простер,Чтоб возродить на светозарном Юге!

<1903–1906>

Столп огненный*

В пустыне раскаленной мы блуждали,Томительно нам знойный день светил,Во мглистые сверкающие далиТуманный столп пред нами уходил.

Но пала ночь — и скрылся столп туманный.Мираж исчез, свободней дышит грудь —И пламенем к земле обетованной  Нам Ягве указует путь!

<1903–1906>

Сын человеческий*

Я, Иоанн, ваш брат и соучастникВ скорбях и царстве господа, был изгнанНа Патмос за свидетельство Христа.

Я осенен был духом в день воскресныйИ слышал за собою как бы трубныйМогучий глас: «Я Альфа и Омега».

И обратился, дабы видеть очиТого, кто говорит, и, обратившись,Увидел семь светильников златых.

И посреди их пламенников — мужа,Подиром облеченного по стануИ в поясе из золота — по персям.

Глава его и волосы сияли,Как горный снег, как белая яри на,И точно пламень огненный — глаза.

Стопы его — халколиван горящий,Как будто раскаленные в горниле,И глас его был шумом многих вод.

Семь звезд в его деснице, меч струилсяИз уст его, и лик его — как солнце,Блистающее в славе сил своих.

И, увидав, я пал пред ним, как мертвый.

<1903–1906>

Сон (Из книги пророка Даниила)*

Царь! вот твой сон: блистал перед тобоюСреди долин огромный истукан,Поправший землю глиняной стопою.

Червонный лик был истукану дан,Из серебра имел он грудь и длани.Из меди — бедра мощные и стан.

Но пробил час, назначенный заране, —И сорвался в долину сам собойТяжелый камень с дальней горной грани.

Царь! пробил час, назначенный судьбой:Тот камень пал, смешав металлы с глиной,И поднял прах, как пыль над молотьбой.

Бог сокрушил металла блеск в единыйИ краткий миг: развеял без следа,А камень стал великою вершиной.

Он овладел вселенной. Навсегда.

<1903–1906>

Атлант*

…И долго, долго шли мы плоскогорьем,Меж диких скал — все выше, выше, к небу,По спутанным кустарникам, в тумане,То закрывавшем солнце, то, как дым,По ветру проносившемся пред нами —И вдруг обрыв, бездонное пространствоИ глубоко в пространстве — необъятный,Туманно восходящий к горизонтуСвоей воздушно-зыбкою равнинойЛилово-синий южный Океан!И сатана спросил, остановившись:«Ты веришь ли в предания, в легенды?»

Еще был март, и только что мы вышлиНа высший из утесов над обрывом,Навстречу нам пахнуло зимней бурей,И увидал я с горной высоты,Что пышность южных красок в ОкеанеЕе дыханьем мглистым смягченаИ что в горах, к востоку уходящихИзлучиной хребтов своих, белеют,Сквозь тусклость отдаления, снега —Заоблачные царственные кряжиВ холодных вечных саванах своих.И Дух спросил: «Ты веришь ли в Атланта?»

Крепясь, стоял я на скале, а ветерСорвать меня пытался, проносясьС звенящим завываньем в низкорослых,Измятых, искривленных бурей соснах,И доносил из глубины глухойШирокий шум — шум Вечности, протяжныйШум дальних волн… И, как орел, впервыеВзмахнувший из родимого гнездаНад ширью Океана, был я счастливИ упоен твоею первозданнойНепостижимой силою, Атлант!«О да, Титан, я верил, жадно верил».

<1903–1906>

Золотой невод*

Волна ушла — блестят, как золотые,  На солнце валуны.Волна идет — как из стекла литые,  Идут бугры волны.

По ним скользит, колышется медуза,  Живой морской цветок…Но вот волна изнемогла от груза  И пала на песок,

Зеркальной зыбью блещет и дробится,  А солнце под водойПо валунам скользит и шевелится,  Как невод золотой.

<1903–1906>