Игорь Северянин - Полное собрание стихотворений Страница 38

И белки в шубках на меху,

Сгибали хвостики в колечки.

О, красота пушистых кольчек!

О, белок шустрые сердечки!

И было красочно везде

В могучий, бравый полдень мая;

И птички трелили в гнезде,

Кричали утки, как китайцы,

И, хворост радостно ломая,

Легко попрыгивали зайцы.

Была весна, был май – сам сон!

Любилось пламенно, но строго…

Был пышнокудр еще Самсон!..

Коляска, тройка и бубенчик…

К тебе знакомая дорога…

О май! о белочка! о птенчик!

1910. Февраль

ВЕСЕННИЙ МАДРИГАЛ

В душистом белорозовом горошке

Играют две батистовые крошки.

Постукивают ножки по дорожке.

Показывает бонна детям рожки.

О, фрейлейн! Вы и пара ваших крошек -

Душистый белорозовый горошек.

1911. Май

СЕРДЦУ ДЕВЬЕМУ

Сонке

Она мне принесла гвоздику,

Застенчива и молода.

Люблю лесную землянику

В брильянтовые холода.

Рассказывала о концерте

И о столичном том и сем;

Но видел поле в девьем сердце,

Ручьи меж лилий и овсом.

Я знаю: вечером за книгой,

Она так ласково взгрустнет,

Как векше, сердцу скажет: “прыгай!”

И будет воль, и будет гнет…

С улыбкою, сомкнув ресницы,

Припомнит ольхи и родник,

И впишет четкие страницы

В благоуханный свой дневник.

1913

ЗАКЛИНАНИЕ

Татиане Краснопольской

На клумбе у меня фиалка

Все больше – больше с каждым днем.

Не опали ее огнем,

Пчела, летучая жужжалка.

Тебе ее да будет жалко,

Как мне тебя: мы все уснем.

1914. Май

Эст-Тойла

ОДНО ИЗ ДВУХ

Ты в жизнь вошла в колье жемчужном

Горда, сверкательна, строга.

Глаза, проникнутые южным,

Омраченные жемчуга.

И встреченному незнакомцу,

Который так безбрежно жил,

Ты поклонилась, точно солнцу,

И встречный близок стал и мил.

Сердца улыбно укачали

И утомились до зерна.

Но жемчугов твоей печали,

Как прежде, матовость черна.

Твой черный жемчуг целомудрен,

Невинна темная душа,

И девственный твой лик окудрен.

Ты отрицаньем хороша.

Ты ждешь со страстностью упорной

Иного встречного, когда

Зарозовеет жемчуг черный,

А нет – погаснет навсегда!

1913. Январь

ПЕСЕНКА ГОРНИЧНОЙ

Пошла бродить я по полю

И прислонилась к тополю…

Смотрю: а рядом перепел

Всю воду в луже перепил…

Смотрю, лягушек дюжина

На солнышке сконфуженно

Присела и не прыгает,

Ногами только дрыгает…

Залюбовалась пчелками

С взлохмаченными челками

И восхитилась осами

С расчесанными косами…

Глазами жадно-прыткими

Любуясь маргаритками,

Я собрала букетики

Себе и другу Петьке…

В лесу, у муравейника,

Связала я три веника

И поспешила вечером

Я на свиданьем с кучером…

1911. Июль

Дылицы

ПОЭЗА ТРЕХ ПРИНЦЕСС

Моя дежурная адъютантэсса,-

Принцесса Юния де Виантро,-

Вмолнилась в комнату бодрей экспресса,

И доложила мне, смеясь остро:

– Я к вам по поводу Торкватто Тассо…

В гареме паника. Грозит бойкот…

В негодованьи княжна Инстасса,

И к светозарному сама идет.

Мне даже некогда пригубить жало,

И взор сиреневый плеснуть в лазорь:

Бегу – мороженое из фиалок

Вам выльдить к празднику Лимонных Зорь…-

И фиолетовая, как черника,

Фигурка Юнии газелит в сад.

Дверь раскрывается, и Вероника

Уже готовится журчать доклад:

– Я к вам по поводу Торкватто Тассо…

В гареме паника. Грозит бойкот…

В негодовании княжна Инстасса,

И к светозарному сама идет.

Но-ах! мне некогда к Вам на колени.

“Кальвиль раздорная” среди принцесс:

Варить приходится ликер сирени

Для неисчерпываемых поэз.-

И точно ласточка в окно порхнула,

Слегка вервэною проколыхав…

Виолончелили от меццо-гула

В саду наструненные души трав.

И в этих отгулах рванулись двери,-

И изумительнейший гастроном,

Знаток изысканнейших эксцессерий,

Инстасса въехала на вороном.

– Мы, изучавшие Торкватто Тассо

По поведению, по твоему,-

Все перессорились… Но я, Инстасса,

Всех оправдаю я и всё пойму.

Утишу бешенство и шум базарный,

Всех жен разрозненных объединя,

Лишь ты, мечтанный мой, мой светозарный,

Впусти не в очередь к себе меня!

1915. Январь

ПИСЬМО-РОНДО

С курьерским, в пять, я радостно приеду

К тебе, Олег, и будешь ты опять

Встречать меня. Везу тебе победу

С курьерским, в пять.

Что хочешь, делай все со мной. Распять

Ты, может быть, свою захочешь Эду

За годы те, что нам пришлось страдать.

Простишь ли, нет – неважно мне. Но “Леду”

Изволь к пяти на станцию прислать:

Имей в виду, что буду я к обеду,

С курьерским, в пять.

1915. Январь

МЕТЁЛКА-САМОМЁЛКА

С утра ушел Ермолка

К елани по грибы.

Метелка-самомелка

В углу его избы.

Ермолкина светелка

Углами не красна.

Метелка-самомелка,

Изба тебе тесна!

Вдруг ощетинясь колко,-

Без цели, без пути,-

Метелка-самомелка

Пошла себе мести!

Окурок и иголку,

Опорки, самовар

Метелка-самомелка

Гребет, войдя в ковар.

Сгребает все без толка

В Ермолкиной избе

Метелка-самомелка

Смеется, знай себе.

Айда на двор! глядь, елка!

А там и целый лес…

Метелка-самомелка

Сильна, как Геркулес.

Как будто богомолка

В мужском монастыре,

Метелка-самомелка

Ширеет на дворе.

Глядь, мельня-мукомолка,-

И тотчас же мука

Метелкой-самомелкой

Взвита под облака.

Сметает рощи, волка,

Деревни, города.

Метелка-самомелка

Метением горда.

Такая уж весёлка:

На нивы, хоть мала,

Метелка-самомелка

Все реки намела!

Всё в кучу: слон и кролка!

Америка, Китай!

Метелка-самомелка

Мети себе, катай!

…Метелка-самомелка,

Где, бывшее Землей?…

Живи в веках, Ермолка,

Прославленный метлой!

1914. Июль

Мыза Ивановка

ПОЭЗА ДЕТСТВА МОЕГО И ОТРОЧЕСТВА

1

Когда еще мне было девять,

Как Кантэнак – стакана, строф

Искала крыльчатая лебедь,

Душа, вдыхая Петергоф.

У нас была большая дача,

В саду игрушечный котэдж,

Где я, всех взрослых озадача,

От неги вешней мог истечь.

Очарен Балтикою девной,

Оласкан шелестами дюн,

Уже я грезил королевной

И звоном скандинавских струн.

Я с первых весен был отрансен!

Я с первых весен был грезэр!

И золотом тисненный Гранстрэм -

Мечты галантный кавалер.

По волнам шли седые деды -

Не паруса ли каравелл? -

И отчего-то из “Рогнеды”

Мне чей-то девий голос пел…

И в шторм высокий тенор скальда

Его глушил – возвестник слав…

Шел на могильный холм Руальда

Но брынским дебрям Изяслав.

Мечты о детстве! вы счастливы!

Вы хаотичны, как восторг!

Вы упояете, как сливы,

Лисицы, зайчики без норк!

2

Но все-таки мне девять было,

И был игрушечный котэдж,

В котором – правда, это мило?-

От грез ребенок мог истечь…

В котэдже грезил я о Варе,

О смуглой сверстнице, о том,

Как раз у мамы в будуаре

Я повенчался с ней тайком.

Ну да, наш брак был озаконен,

Иначе в девять лет нельзя:

Коробкой тортной окоронен,

Поцеловал невесту я.

3

Прошло. Прошло с тех пор лет двадцать,

И золотым осенним днем

Случилось как-то мне скитаться

По кладбищу. Цвело кругом.

Пестрело. У Комиссаржевской

Благоухала тишина.

Вдруг крест с дощечкой, полной блеска

И еле слышимого плеска:

Варюша С. – Моя жена!

Я улыбнулся. Что же боле

Я сделать мог? Ушла – и пусть.

Смешно бы говорить о боли,

А грусть… всегда со мною грусть!

4

И все еще мне девять. Дача -

В столице дач. Сырой покров.

Туман, конечно. Это значит -

Опять все тот же Петергоф.

Сижу в котэдже. Ряд плетеных

Миньонных стульев. Я – в себе,

А предо мною два влюбленных

Наивных глаза. То – Бэбэ.

Бэбэ! Но надо же представить:

Моя соседка; молода,

Как я, но чуточку лукавит.

Однако, это не беда.

Мы с ней вдвоем за файв-о-клоком.

Она блондинка. Голос чист.

И на лице лазурнооком -

Улыбка, точно аметист.

Бэбэ печальна, но улыбит

Свое лицо, а глазы вниз.

Она молчит, а чай наш выпит,

И вскоре нас принудит мисс,

Подъехав в английской коляске,

С собою ехать в Монплезир,

Где франтам будет делать глазки,

А дети в неисходной ласке

Шептать: “но это ж… votre plaisire?…”

5

Череповец! пять лет я прожил

В твоем огрязненном снегу,

Где каждый реалист острожил,

Где было пьянство и разгул.

Что ни учитель – Передонов,

Что ни судеец – Хлестаков.

О, сколько муки, сколько стонов,