Юрий Верховский - Струны: Собрание сочинений Страница 39

ТАЙНЫЕ СОЗВУЧИЯ

I. «Машинкой для чудес ты назвал сердце наше…»

Где сердце – счетчик муки,

Машинка для чудес…

Анненский

Машинкой для чудес ты назвал сердце наше,Душетомительный, узывчивый поэт.В косноязычии музыки светлой крашеГорячечной души оледенелый бред.

И тверды, как алмаз, живые очертаньяКристаллов пламенных. И в блеске их игры –Сияющая смерть и рай очарованья,И боль бессмертная, творящая миры.

И в зимнем сумраке насильственных просоний,В ознобе и в жару глухого бытияПлывут видения страдальческих гармонийТуда – в холодные безмерные края.

II. «Полусонная одурь…»

Полусонная одурьИ сквозь злое просонье –Словно в мокрую осеньХохотанье воронье.

Полусумраком скользкимОтуманены взоры.Дня довольно, довольно!Опускаю я шторы.

Только нет угомону,Только силы не боле,Только тупо не хочешьЭтой глупой неволи,

И бездумья глухого,И покою, покою –Или жесткого словаС окаянной тоскою, –

Канет каменный голос,Не живой и не сонный,В эту мутную одурь,В этот омут бездонный.

III. «Банкомет бесстрастно мечет…»

Банкомет бесстрастно мечет,Ты уставил тусклый взгляд:Двойка, туз, шестерка – чет иль нечет?Бубны, пики, пики – две подряд.

В дымном нищенском азартеС жарким молотом в груди,Как ложится ровно карта к карте,Неотрывно, пристально следи.

Миг и вечность, жизнь и смерть, не споря,Над тобою и в тебе сплелись.Нет ни радости, ни горя.Карты пестры. Оглянись!

Бледный день струится из-за шторы.Пробудился этот скучный свет.Ну, сомкни тихонько взоры,Навалившись на паркет.

IV. «О, два одиноких горенья…»

О, два одиноких горенья –Последнего угля в каминеИ розы последней закатнойНа дальней мерцающей льдине!

Пускай лишь игра отраженья,Мне роза мгновенная этаМерцает живой, благодатнойЛампадою вечного света.

И мой уголек, остываяНа пепле почти бездыханном,Подернутый тусклою дымкой,Останется солнцем желанным.

И тайна горенья живая,И тайна живая сияньяСегодня со мной невидимкой,Последнею тайной – слиянья.

V. «Осенним вечером, когда уж ночь близка…»

Осенним вечером, когда уж ночь близкаИ звоны тайные плывут издалека,А дня не новые, слабеющие звукиУже разрознены – и мимовольной мукиВот-вот не утаят и канут без следаС остывшим воздухом в тьмозвездный хор; когда,Тускнея, облака сиротствуют, и силаИная, цельная, обняв, не погасилаИх тайношумного эфирного крыла, –Тогда душа земли с твоею замерла,Чтобы полней вздохнуть. И ваши души дышатНездешним холодом; оттуда звоны слышат, –И слезы росные простых цветов земли,Застыв и засияв, горенье обрели,Сны, несказанные в житейском напряженье,Созвучья тайные – земное выраженье.

«Перед зеркалом жизни суровой…»

Перед зеркалом жизни суровой,Ничего на земле не любя,Я с какой-то отрадою новой,О, дитя, вспоминаю тебя.Снова ль ожил я сердцем ошибкой,Иль случайно проснулся душой,Но с своей непонятной улыбкойТы опять неразлучна со мной!Я не раб ни мечты, ни привычки,Нет туманных желаний во мне;Но твой голос, как пение птички,Слышу снова в пустой тишине;Но зачем же лицо молодоеНе играет румянцем живым?Что грустишь ты, дитя дорогое,Плакать хочется глазкам твоим?Пробудилась ли чудная сила,Чувство ль дышит в груди молодой?Расскажи мне, что ты затаила,Поделись своим горем со мной.Или лучше, что сердце терзаетЭту темную жажду души,Всё, что вновь для тебя расцветает,Если можешь – скорей затуши.Люди поняли голос рассудка,Голос чувства их мысли далек;Его встретит иль грубая шутка,Иль тупой, но нещадный упрек…И забудешь ты голос природы,Новой жизни немногие дни,За людьми, пережившими годы,Скажешь ты: «Были правы они!»Они правы, дитя мое, – верь мне,Они правы с их мыслью простой,Мы с тобою одни лицемеримИ одни мы страдаем с тобой.

ВЕСЕННИЕ ЭЛЕГИИ. I

Слушай: когда ты отходишь ко сну, – простираясь на ложе,Вытянись прямо на нем, словно ты навзничь упал,Только спокойно и ровно. Персты чередуя перстами,Руки сложи на груди, кверху лицо запрокинь, –Словно готов над собою увидеть высокое небо;Очи горе возведя, после спокойно закрой:Так, что ни ночь, утаенный в пустыне старец-отшельникЛегши в гробу почивать, в смерти к бессмертью готов.

«О милые, томные тени…»

О милые, томные тени,Вы трепетно живы далеко –И к вам устремляется окоВ предел вековечных видений.

И в этой цветущей отчизнеДуша обретает родноеИ в сладостно грустном покоеВпивает дыхание жизни.

Всё бывшее близким когда-тоОтныне почило далече.Чуть шепчет волшебные речиПоследняя сердца утрата.

Я с ласковой нежною теньюВновь близок нездешнему краю,И верю былому цветенью,

И тут, над последней ступенью,Прощальные слезы роняю.

«Пусть и не скоро, и не ныне…»

Пусть и не скоро, и не нынеНад преклоненной головойВ возмездии иль в благостынеПровеет час мой роковой.

Но словно мне уже знакомаИ землю дремой облеглаДуши послушная истомаПод шорох мощного крыла.

Теперь, печален или весел,Влюблен иль равнодушен я, —Повеяв, жизнь чуть занавесилПолет иного бытия.

«Едва ты завершил осенний круг работ…»

Едва ты завершил осенний круг работ,А всё хозяйская заботаНе кинула тебя, привычная – и вотС тобой вошла в твои ворота.

Я здесь, гляжу кругом, – а двор уж перекрыт,И поместителен, и прочен.Пусть нынче выпал снег – и веет, и летит, –Ты им уже не озабочен.

Так и не мыслишь ты, с заботою своейО человечьем пепелище,Что растревожил ты дворовых голубей,Разрушил где-то их жилище.

А ночью слышу я – у нас над головой,Под крышей, незнакомый шорох;Уже до света – труд, поспешный и живой,Кипит, в невнятных разговорах.

Прислушиваюсь я — и снова в тишинеСмыкаю томные ресницы –И как-то радостно и миротворно мнеПод сенью милой Божьей птицы.

МОНАХИНЯ

Пройдя с вечернего стояньяНа монастырское крыльцо,Она недвижней изваяньяТаит померкшее лицо,И утомленная слезамиИ неудержною мольбой,Полузакрытыми глазамиЛюдей не видит пред собой.И чужды радостям и пеням,Спокойной смутной чередойПроходят люди по ступенямПеред черницей молодой.Ведь не пробудят в них алканийТелесной знойной красотыНи складки грубых черных тканей,Ни помертвелые черты.

И пусть ее одежды грубы,Пусть руки сложены крестом,Пусть бледны высохшие губы,Так опаленные постом, —Но если сумрачные складкиТаят блистающую грудьИ, чуть слепите льны и сладки,Объятья ждут кого-нибудь!Но если мраморные плечиДрожат и рвутся на просторИ жадно жаждут жаркой встречи,Пока звучит церковный хор!И, может быть, об этом зналоЕе поникшее лицо,Когда она сошла усталоНа монастырское крыльцо.

«Куда, мучительный поэт…»