Сергей Городецкий - Избранные произведения. Том 1 Страница 43

Монах

И пахучее тело твое,И тепло твоего поцелуяЗамутили мое житие,Зачадили мое аллилуйя.

Был уж виден терновый венецНад моей молодой головою,А теперь ведь спасенью конец:Омрачилося имя молвою.

Я ли кельи своей не стерег,Не гонял полунощных видений,Не пускал и змеи на порог,Не хранил глубины от сомнений!

Все ж настигла беда вдалеке!У полей, под плакучей березой,На зеленом, крутом бугоркеЗанозился любовной занозой.

И откуда взялась у полейНе русалка, не девка — немая,А хохочет чертей веселей,Льнет змеею, как хмель обнимая.

Я молитву трикраты прочел,Очурался и плюнул трикраты —И за нею, косматой, пошелЗа кусты, прямо в лес кудреватый.

Что там было — и вспомнить нельзя!Губы в кровь искусала русалка.Ох, сладка ты, земная стезя,Коль Адамова рая не жалко!

Как в дурмане, по келье хожу,На бугор по сто раз залезаю,И в пустынные дали гляжу,И занозу все глубже вонзаю.

Так прощай же навеки, скуфья,Аналой и печальные книги!Упорхнула судьбина мояПод иные, живые вериги.

Буду по миру вольно бродитьИ разбойником, стало быть, буду,Встречных девушек люто любитьИ все верить нежданному чуду.

Девью силу я буду бороть,Что ни ночь, то охота иль битва:Пусть без срока безумствует плоть,Пусть ловца не замучит ловитва.

Чтоб в последний таинственный миг,Как мне явится снова немая,Все отдав ей, любовью изник,Смерть страстнýю светлу принимая.

Волк

Я, с волчьей пастью и повадкой волчьей,Хороший, густошерстый волк.И вою так, что, будь я птицей певчей,Наверное бы вышел толк.

Мне все равны теплом пахучим крови:Овечья, курья или чья.И к многоверстной волчьей славеНевольно приближаюсь я.

Глаза мои тусклы при белом свете,Но в темноте всегда блестят,Когда идешь себе к окрайной хатеИ, струсив, псы в дворах молчат.

Я властелин над лесом и сельщобой,Я властелин почти над всем.Но и моя душа бывает слабой,Мне есть умолкнуть перед чем.

Есть дверь одна в каком-то захолустье,И пахнет кровью — чьей забыл.Мне увидать ее — несчастьеПохуже деревенских вил.

Я в мокроте готов бежать болотом,Я по оврагам рад скакать,Чтоб на пороге ни ногою этом,Ни даже глазом не бывать!

И, ускакав, дрожу в лесу от страхаИ вспомнить все же не могу.И, заливаясь, будто бы от смеха,Себе и всякой твари лгу.

И лют бываю, как заголодалый,Обсохнуть пасти не даю.Как бешеный, как очумелый,Деру и пью, деру и пью.

И все ж, когда конец житью настанет,Я все владенья обойдуИ на порог, откуда в жизни гонит,Шатаясь, издыхать приду.

Ночь

Г. И. Ч<улкову>

Куда заброшено ты, солнце, ввечеру?И отчего с зарей твоей я, светлый, мру?

Как будет ночь длинна, темна! Опять плыветСовиный плач и крыльев распростертых гнет!

Не воют псы. И люди смолкли по домам,И влага сонная к цветочным льнет устам.

Кто пьян теперь, тот прав. Но нет давно вина,Которым бы моя душа была пьяна.

Я буду медленно по улицам ходитьИ жуткого пути седую нить сучить.

Увяжется, быть может, нищая за мнойИ кто-нибудь еще — под темной пеленой.

А колотушка выколотит о доскуНочного сторожа дремучую тоску.

А звезды высыпят, как яблоновый цвет,Которому ни веток нет, ни корня нет.

Подслушать песню колыбельную в окнеТак хорошо, бродячему ребенку, мне!

И нищая к груди сухой меня прижмет.А та, что в пелене, тихонько запоет.

И будет песнь ее похожа на моюЛюбимую, родную: баюшки-баю.

Качай, земля, троих ночных детей своихВ лучах полуночных, в теснинах мировых!

Там солнце дальнее несется в холод сфер.Здесь скорби замкнутой земных не стало мер.

Вий

Из-за тридевять буйных веков,Из-за тьмы, из-за мглы непроглядной,Из-под спуда седых валуновВылезает корягой неладной.

Кожа сморщилась, тряпкой висит.Зубы сыпятся белой трухою.Видно, кол ему мимо был вбит:Не сыскал под землею покою!

Да и что за лежня под землей?Темнота да жара донимает.И наверх, осерчавший и злой,Продирается Вий, вылезает.

Поглядеть захотелось емуНа житье на бытье молодое.Вылез. Видит петлю да суму.«Это, — думает, — что же такое?»

«Подымите мне веки! — кричит. —Я не вижу ни счастья, ни воли».Стон к земле приунылой прибит.Думал: люди не стонут уж боле!

Эх, ты, старый мой, глупый мой Вий!Дай-ка веки покрепче прихлопну!Лише наше житье всех житий!Зря ты вылез из теми утробной!

Как в смоле мы кипим, а живем,Даже песни поем и смеемся.Слезы капнут — мы песни не рвем,Смеючись, рукавом оботремся.

Тяжковекий! Тебе не понять,Что за жизнь, что за дело земное.Ты прощай, поворачивай вспять.Мы ж опять за свое, за хмельное.

Только молви ты шару-земле,Чтобы злаком сильней обрасталаДа за солнцем в неведомой мглеВеселей, веселее летала!

Умный покойник

Ветер лист сорвал.Вихорь жизнь задул.Желтый гроб везут.Ярый конь заржал.

Зажигай фонарь,Забивай же гвоздь!Да, срывая злость,Хоть коня ударь!

Ветер сыплет лист,Все грехи в руках.Пасть разинул мрак,Путь на небо чист.

«Выбирай же путь!Отвозить пора».— «На бугор с бугра,Хоть куда-нибудь.

На любом путиГде-нибудь свали:Никуда с землиНе хочу уйти!»

Песенка

Жутко жить и весело.Смерть капканы свесила.В мире стукотня,А над миром тишь.

Там рожок охотничий,Тут топорик плотничий —Все тебе родня,Рыщешь и летишь.

Други все и ворогиВ буйном лёте дороги:Это ведь земля!С солнцем ведь летит!

Кровью побалуемся,А потом целуемся:Пьяная земляБыть земным велит.

Поэт

Тут, на углу, в кафе нескромном,Чуть седоватый, чуть хмельной,Цилиндр надвинув, в позе томной,Всю ночь сидит поэт земной.

Друзей меняют проститутки,Вино меняется в стекле.Он смотрит, неизменно чуткийКо всем явленьям на земле.

Старуха жизнь, играя в жмурки,Показывает вновь и вновьВ вине сверкающем окуркиИ в твари проданной любовь!

Он смотрит с доброю усмешкойНа простенькие чудеса…А там Медведица, тележкойГремя, ползет на небеса.

ДЕВИЙ ЛИК