Саша Черный - Том 2. Эмигрантский уезд. Стихотворения и поэмы 1917-1932 Страница 46

Иногда*

Проснешься ночью… На полу сквозитСквозь щели ставень лунная решетка.Стучат часы загадочно и четко.Перед камином меркнет медный щит.Ногам тепло — и долго смотришь в щели…Кто я и где? Быть может, домовой,Свернувшийся к камину головойНа чьей-то человеческой постели?Быть может, призрак, вылезший из книг,Туманное созданье Андерсена,Удрав из долгого наскучившего плена,Лелеет свой живой и теплый миг?Иль просто кот, бездумная душа,Пригретый складками взъерошенного пледа,Зевает, ноги вытянув, как Леда,И втягивает ноги, не дыша?..Иль, может быть, — бродячий подмастерье —В глухой таверне жду рассветной мглы,И вот сейчас — петух, раскинув перья,Веселым зовом огласит углы.

Пусть утром вновь вернусь в свое житье:Свой век и стойло вспоминаю с болью…Душа, порвав с навязанною ролью,Ткет в лунный час иное бытие.

Ночные ламентации*

Ночь идет. Часы над полкойМиг за мигом гонят в вечность.За окном бормочет ветер,Безответственный дурак…Хоть бы дьявол из каминаВ этот час пустынный вылез,—Чем гонять над Сеной тучи,Головой ныряя в мрак…Я б ему, бродяге злому,Звонко «Демона» прочел бы —И зрачки б его сверкали,Как зарницы, из-под век.Нет — так нет. Паркет да стены,Посреди коробки тесной,Словно ерш на сковородке,Обалделый человек…Перед пестрой книжной полкойВсе качаешься и смотришь:Чью бы тень из склепа вызватьВ этот поздний, мутный час?Гейне — Герцена — Шекспира?Но они уж все сказалиИ ни слова, ни полсловаНе ответят мне сейчас.Что ж в чужой тоске купаться?И своя дошла до горла…Лучше взять кота под мышкуИ по комнате шагать.Счастлив ты, ворчун бездумный,Мир твой крохотный уютен:Ночью — джунгли коридора,Днем — пушистая кровать.Никогда у лукоморьяНе кружись, толстяк, вкруг дуба,—Эти сказки и балладыДо добра не доведут…Вдруг очнешься: глушь и холод,Цепь на шее все короче,И вокруг кольцом собаки…Чуть споткнешься — и капут.

У окна*

Грохочет мартовский ветер.И солнце — бронзовый шар —Зажгло в облезлых платанахХолодный бенгальский пожар.

А мимо окна несетсяПоток фигурок смешных:Собачки в пестрых попонкахИ люди в кашне шерстяных.

Душевным насморком болен,Смотрю на четыре стены,Но моль над чернильницей вьетсяВ предчувствии синей весны…

И даже паук проснулся —Качает липкую нить…А мне вот одно осталось:Пить чай и жадно курить.

Под дверью письмо зашуршало —Друг шлет средиземный привет.«На юге по всем долинамМиндальный раскрылся цвет…»

Миндальный? Пускай миндальный.Дойдет и до нас черед…Уже во всех прейскурантахЧерешня в Париже цветет.

Опять облака над бульваромВсплывут, как стаи медуз…И с полки снимаю я глобус,Земной разноцветный арбуз.

И вот исчезают обои,Белеет маяк над скалой,Шипят веселые волны,И палуба дышит смолой…

Ну что ж… Апрель у порога,А пристань у нас на углу:За франк с полтиной по СенеПроедусь с собакой в Сен-Клу.

Мимоза*

Вон склонился над хижиной мшистойУзловатый и теплый ствол.Ветром свеянный пух душистыйЖелтым снегом усеял стол…       Сквозь узорчато-сизые ленты       Голубеет туманный дол.

Ты, мимоза, сквозная келья,Придорожный кудрявый шатер!Канареечный цвет, как зелье,Укачал, затуманил взор…       В снежных стружках зыблется море,       Над песками — взлохмаченный бор.

Прислонюсь к стволу у изгиба…Горький ладан свеж и тягуч.На руке, как ленивая рыба,Сонно блещет пробившийся луч.       Леденцом извилистым льется       Вдоль канавки игрушечный ключ.

Может быть, я домой вернулся?Прокружил всю жизнь, как шальной,И под старой мимозой очнулся…Вон и тачка, и пень за сосной.       Разве в детстве — во сне, наяву ли       Со щенком не лежал я здесь в зной?

Чу… Сорока крылом замахала,С виноградной летит полосыИ стрекочет: «Узнала! Узнала!Вон следы вдоль песчаной косы…       Только куртка на нем другая       И совсем побелели усы…»

Дымно-желтые ленты бесшумноНависают, дрожат и кадят.Если руки сложить бездумноИ смотреть на далекий скат:       Все мое — и холмы, и дорога,       И скамья, и стол, и закат…

Семь чудес*

Об этом не пишут в передовицахИ лекций об этом никто не читает,—Как липы трепещут на солнечных спицах,Как вдумчивый дрозд по поляне шагает…А может быть, это всего важнее:И липы, и дрозд, и жук на ладони,И пес, летящий козлом вдоль аллеи,И я — в подтяжках на липовом фоне.

С почтительной скорбью глаза закрываюИ вновь обращаюсь к Господу Богу:Зачем ты к такому простому раюЗакрыл для нас навсегда дорогу?Зачем не могу я качаться на ветке,Питаяся листьями, светом, росою,И должен, потея в квартирной клетке,Насущный хлеб жевать с колбасою?

Какое мне дело до предка Адама,И что мне до Евы с ее поведеньем?Их детский грех, их нелепая драмаКакое имеют ко мне отношенье?И вот однако лишь раз в неделюМогу удирать я в медонскую чащу…Шесть дней, как Каин, брожу вдоль панели,Томлюсь и на стены глаза таращу.

Зато сегодня десница ГосподняНаполнила день мой светом и миром,—Семь светлых чудес я видел сегодня,И первое чудо — встреча с банкиром:На тихой опушке, согнувши ляжки,Пыхтел он, склонясь у своей машины,И кротко срывал охапки ромашки,Растущей кольцом у передней шины.

Второе чудо было послаще…Кусты бузины зашипели налевоИ вдруг из дремучей таинственной чащиКо мне подошла трехлетняя дева:Шнурок у нее развязался на ножке,—А мать уснула вдали на поляне.Я так был тронут доверием крошки,Что справился с ножкой не хуже няни…

Я третьего чуда не понял сначала…О, запах знакомый — шербет и малага!Раскинув кудрявым дождем опахала,Акация буйно цвела у оврага.И вот в душе распахнулась завеса:Над морем город встал облаком тонким,И вдруг я вспомнил, Одесса, Одесса,Как эту акацию ел я ребенком.

Четвертое чудо меня умилило…Под липой читал эмигрант «Возрожденье»,А рядом сосед, бородатый верзила,Уставил в «Последние новости» зренье.Потом они мирно сложили газетыИ чокнулись дружно пунцовой вишневкой,И ели, как добрые братья, котлеты,И липа качала над ними головкой.

А пятое чудо, как факел из мрака,Склонилось в лесу к моему изголовью:Ко мне подбежала чужая собакаИ долго меня изучала с любовью,—Меня, — не мои бутерброды, конечно…И вдруг меня в нос бескорыстно лизнулаИ скрылась, тряхнувши ушами беспечно,Как райская гостья, как пуля из дула…

Но чудо шестое — иного порядка,—Не верил глазам я своим… Неужели?!Под старой жестянкой лежали перчатки,—Я здесь их посеял на прошлой неделе…Перчатки! Прильнув к травянистому ложу,Букашек и мусор с них счистил я палкойИ долго разглаживал смятую кожу,Которая пахла гнилою русалкой.

Последнее чудо мелькнуло сквозь веткиИ, фыркая, стало, как лист, предо мною:Знакомый наборщик на мотоциклеткеПристроил меня за своею спиною…И мчался в Париж я, счастливый и сонный,Закатное солнце сверкало мечами,И бешеный ветер, дурак беспардонный,Мой шарф, словно крылья, трепал за плечами.

Гёте*