Владимир Набоков - Стихи Страница 48

27

Ушла. Прикрыла дверь без стука…пылают угли. Вечер. Скука.И, оглушенный тишиной,я с кексом в родинках изюмапью чай, бездействуя угрюмо.В камине ласковый, ручной,огонь стоит на задних лапах,и от тепла шершавый запахувядшей мебели слышнейв старинной комнатке моей.Горящей кочергою ямкив шипящей выжигать стене,играть с самим с собою в дамки,читать, писать, — что делать мне?

28

Отставя чайничек кургузый,родной словарь беру — и с музой,моею вялой госпожой,читаю в тягостной истомеи нахожу в последнем томемеж «хананыгой» и «ханжой»"хандра: тоска, унынье, скука;сплин, ипохондрия". А ну-кастихотворенье сочиню…Так час-другой, лицом к огню,сижу я, рифмы подбирая,о Виолете позабыв, —и вот, как музыка из рая,звучит курантов перелив.

29

Открыв окно, курантам внемлю:перекрестили на ночь землюсвятые ноты четвертей,и бьют часы на башне дальней,считает башня, и печальнейвдали другая вторит ей.На тяжелеющие зданьяпо складкам мантия молчаньяспадает. Вслушиваюсь я, —умолкло все. Душа мояуже к безмолвию привыкла, —как вдруг, со смехом громовымвзмывает ветер мотоциклапо переулкам неживым!

30

С тех пор душой живу я шире:в те годы понял я, что в мирепред Богом звуки все равны.В том городке под сенью Башенбыл грохот жизни бесшабашен,и смесь хмельная стариныи настоящего живогомне впрок пошла: душа готовавсем любоваться под луной,и стариной, и новизной.Но я в разладе с лунным светом,я избегаю тосковать…Не дай мне, Боже, стать поэтом,земное сдуру прозевать!

31

Нет! Я за книгой в кресле сонномперед камином озареннымне пропустил, тоскуя зря,весны прелестного вступленья.Довольно угли и поленьясовать в камин — до октября.Вот настежь небеса открыты,вот первый крокус глянцевитый,как гриб, сквозь мураву пророс,и завтра, без обильных слез,без сумасшедшего напева,придет, усядется она, —совсем воспитанная дева,совсем не русская весна.

32

И вот пришла. Прозрачней, вышекурантов музыка, и в нишеепископ каменный сдаетквартиры ласточкам. И гулкодудя в пролете переулка,машина всякая снует.Шумит фонтан, цветет ограда.Лоун-теннис — белая отрада —сменяет буйственный футбол:в штанах фланелевых пошелвесь мир играть. В те дни кончалсяпоследний курс — девятый вал,и с Виолетой я встречалсяи Виолету целовал.

33

Как в первый раз она метнуласьв моих объятьях, — ужаснулась,мне в плечи руки уперев,и как безумно и унылоглаза глядели! Это былоне удивленье и не гнев,не девичий испуг условный…Но я не понял… Помню ровный,остриженный по моде сад,шесть белых мячиков и рядбольших кустов рододендрона;я помню, пламенный игрок,площадку твердого газонав чертах и с сеткой поперек.

34

Она лениво — значит, скверно —играла; не летала серной,как легконогая Ленглен.[8]Ах, признаюсь, люблю я, други,на всем разбеге взмах упругийбогини в платье до колен!Подбросить мяч, назад согнуться,молниеносно развернуться,и струнной плоскостью сплечаскользнуть по темени мяча,и, ринувшись, ответ свистящийуничтожительно прервать, —на свете нет забавы слаще…В раю мы будем в мяч играть.

35

Стоял у речки дом кирпичный:плющом, глицинией обычнойстена меж окон обвита.Но кроме плюшевой гостиной,где я запомнил три картины:одна — Мария у Креста,другая — ловчий в красном фраке,и третья — спящие собаки, —я комнат дома не видал.Камин и бронзовый шандалеще, пожалуй, я отмечу,и пианолу под чехлом,и ног нечаянную встречупод чайным чопорным столом.

36

Она смирилась очень скоро…Уж я не чувствовал укорав ее послушности. Веснусменило незаметно лето.В полях блуждаем с Виолетой:под черной тучей глубинузакат, бывало, разрумянит, —и так в Россию вдруг потянет,обдаст всю душу тошный жар, —особенно, когда комарнад ухом пропоет, в безмолвныйвечерний час, — и ноет грудьот запаха черемух. Полно,я возвращусь когда-нибудь.

37

В такие дни, с такою леньюне до науки. К сожаленью,экзамен нудит, хошь не хошь.Мы поработаем, пожалуй…Но книга — словно хлеб лежалый,суха, тверда — не разгрызешь.Мы и не то одолевали…И вот верчусь средь вакханалийназваний, в оргиях систем,и вспоминаю вместе с тем,какую лодочник знакомыймне шлюпку обещал вчера,и недочитанные томы —хлоп, и на полочку. Пора!

38

К реке воскресной, многолюднойместами сходит изумрудныйгеометрический газон,а то нависнет арка: тесенпод нею путь — потемки, плесень.В густую воду с двух сторонвросли готические стены.Как неземные гобелены,цветут каштаны над мостом,и плющ на камне вековомтузами пиковыми жмется, —и дальше, узкой полосой,река вдоль стен и башен вьетсяс венецианскою ленцой.

39

Плоты, пироги да байдарки;там граммофон, тут зонтик яркий;и осыпаются цветына зеленеющую воду.Любовь, дремота, тьма народу,и под старинные мосты,сквозь их прохладные овалы,как сон блестящий и усталый,все это медленно течет,переливается, — и вотуводит тайная излукав затон черемухи глухой,где нет ни отсвета, ни звука,где двое в лодке под ольхой.

40

Вино, холодные котлеты,подушки, лепет Виолеты;легко дышал ленивый стан,охвачен шелковою вязкой;лицо, не тронутое краской,пылало. Розовый каштанцвел над ольшаником высоко,и ветерок играл осокой,по лодке шарил, чуть трепалюмористический журнал;и в шею трепетную, в дужкуя целовал ее, смеясь.Смотрю: на яркую подушкуона в раздумье оперлась.

41

Перевернула лист журналаи взгляд как будто задержала,но взгляд был темен и тягуч:она не видела страницы…Вдруг из-под дрогнувшей ресницыблестящий вылупился луч,и по щеке румяно-смуглой,играя, покатился круглыйалмаз… "О чем же вы, о чем,скажите мне?" Она плечомпожала и небрежно стерлаблистанье той слезы немой,и тихим смехом вздулось горло:"Сама не знаю, милый мой…"

42

Текли часы. Туман закатныйспустился. Вдалеке невнятнопропел на пастбище рожок.Налетом сумеречно-мглистымпокрылся мир, и я в слоистом,цветном фонарике зажегсвечу, и тихо мы поплылив туман, — где плакала не ты ли,Офелия, иль то былалишь граммофонная игла?В тумане звук неизъяснимыйвсе ближе, и, плеснув слегка,тень лодки проходила мимо,алела капля огонька.

43

И может быть, не Виолета, —другая, и в другое лето,в другую ночь плывет со мной…Ты здесь, и не было разлуки,ты здесь, и протянула руки,и в смутной тишине ночнойменя ты полюбила снова,с тобой средь марева речногоя счастья наконец достиг…Но, слава Богу, в этот мигстремленье грезы невозможнойзвук речи а'нглийской прервал:"Вот пристань, милый. Осторожно".Я затабанил и пристал.

44