Педро Кальдерон - Поклонение кресту Страница 6

Тирсо

Ну, ну, не плачь: еще с тобою

Себя он кротким объявил.

Брас

Тебя ничем он не обидел,

Ты с Менгою не разлучен.

Хиль

Ай, Тирсо, я совсем не плачу

О том, что был не кроток он.

Тирсо

О чем же плачешь? Расскажи нам.

Xиль

О чем теперь я плачу? Ну,

О том, что с Менгой я остался.

Как у Антона-то жену

Похитил он, ты помнишь, было?

Ну, думаем, пришла беда;

Дней шесть прошло, и возвратилась,

Повеселились мы тогда,

Пожертвовал он сто реалов.

Брас

А Бартоло как повезло?

Он с Каталиной повенчался,

И вот, полгода не прошло,

Как родила: ты посмотрел бы,

Каким он гусем стал гулять:

Что в девять месяцев другая,

Моя, мол, успевает в пять.

Тирсо

Пока он жив, нет больше чести.

Курсио

И это должен слышать я

Про бессердечного тирана?

Сколь велика беда моя!

Менга

Подумай, как его погубим,

И ежели прикажешь нам,

Мы, женщины, возьмем оружье,

За ним пойдем мы по следам.

Xиль

Что здесь он, в этом нет сомненья:

Весь этот длинный ряд крестов

Поставлен им самим над теми,

Кто превращен им в мертвецов.

Октавио

Во всех горах нет глуше места.

Курсио (в сторону)

И здесь как раз о, небеса!

Невинность мне и непорочность

Свои явили чудеса,

А я сомненьями преступно

На красоту их посягал,

Меж тем как облик светлой правды

Во всем величьи мне предстал.

Октавио

Сеньор, какою новой страстью

Твое мечтанье смущено?

Курсио

Октавио, меня смущает

Воспоминание одно;

И так как не хочу в словах я

Мой обнародовать позор,

К моим глазам он подступает

И затуманивает взор.

Пусть все меня пока оставят,

И там помедлят на пути,

Чтоб я один пред небесами

С собою тяжбу мог вести.

Октавио

Тяжел твой вздох. Идем, ребята.

Брас

Что говоришь?

Тирсо

Сказал он: вздох?

Xиль

Не расслыхали приказанья?

Пойдемте-ка поищем блох.

(Все уходят, кроме Курсио)

СЦЕНА 8-я

Курсио

С кем не случалось, чтобы в горе

Он не ушел в уединенье,

И сам собой не утешался,

Не доверяясь никому?

Меня в одно и то же время

Так много мыслей угнетает,

Что с морем я и с ветром спорю,

Вздыхая и в слезах скорбя.

И в этой местности безлюдной,

В безмолвии, сам друг с собою,

Хочу развлечь мои страданья

Воспоминаньем лучших дней.

Пусть ни источники, ни птицы

Свидетелями мне не будут:

Бегут источники с журчаньем,

И есть язык у вольных птиц.

Я не хочу иных собратьев,

Как эти сумрачные ивы:

Они внимают и не помнят,

И значит могут умолчать.

Вот в этом месте разыгралась

Трагедия ревнивой страсти

И чистоты, пример которой

Лишь может древность указать.

Но кто освободиться может

От подозрений, при которых

Обманной кажется и правда?

Я знаю, ревность - смерть любви.

Ни для кого у ней пощады

Найтись не может; ни смиренный,

Ни строгий от нее не скрыты.

Так в этом месте, между гор,

Я и Росмира... Чуть припомню,

И вся душа моя трепещет,

И пресекается мой голос:

Здесь нет ни одного цветка,

Который бы не встал упреком,

Здесь каждый лист меня пугает,

И каждый камень изумляет,

И каждый ствол наводит страх,

И каждая гора грозит мне,

И каждый склон встает, как бремя;

И все свидетельствуют вкупе

О деле низменном моем.

Я вынул шпагу, но при этом

Она нисколько не смутилась:

В опасностях любви - невинный

Ни разу трусом не бывал.

"Остановись, - она сказала,

Не говорю тебе, супруг мой,

Не убивай меня, - о, если

Меня ты хочешь умертвить,

Могу ль отказывать я в жизни,

Которая - твоя всецело?

Скажи лишь, почему так хочешь,

И дай в последний раз обнять".

Я отвечал: "Ты, как ехидна,

Того теперь во чреве носишь,

Кто умертвит тебя; довольно

Он указует на тебя.

Но прежде чем его увидишь

И прежде чем родишь бесславно,

Я буду твой палач, решаюсь

Тебя и ангела убить".

"О, если, - мне она сказала,

Супруг мой, если ты подумал,

Что изменить тебе могла я,

Меня немедленно убей.

Но этот Крест я обнимаю".

Она сказала, а пред нею

Был Крест. "Пусть будет он свидетель,

Пусть будет он защитник мой,

Тебя ни в чем я не умела

Ни оскорбить, ни опорочить".

Я помню, полный угрызений,

Хотел я броситься тогда

К ее ногам: я видел ясно

Во всем лице ее невинность.

Пусть кто замыслил злодеянье,

Сперва обдумает его:

Когда себя он обнаружил,

Хотя б исправиться желал он,

Чтоб показать, что есть причина,

Он будет увлечен вперед.

И я, не потому, чтоб думал,

Что оправданье не правдиво,

Но для того, чтоб было цельным

То преступление мое,

Разгневанную поднял руку

И тысячу ударов смертных

По всем нанес я направленьям,

Но только воздух поразил.

Как мертвую, ее оставил

Я у Креста; спастись желая,

Домой направился - и что же

Я дома нахожу ее,

Светлей, чем радостное утро,

Когда заря выходит к миру,

И держит, как ребенка, солнце

На ласковых своих руках.

Держала Юлию Росмира,

Божественно-прекрасный образ,

Дышавший нежной чистотою:

(Какое счастие могло

С моим сравниться?) в этот вечер

Она родилась у подножья

Креста; и чтобы мир увидел,

Какое чудо Бог явил,

Ребенок был отмечен знаком

Неизъяснимого блаженства,

Отмечен посредине груди

Крестом из крови и огня.

Но горе мне! такое счастье

Отравлено сознаньем было,

Что, бесприютное, осталось

Другое существо в горах;

Средь мук, таких неумолимых,

Она почувствовала ясно,

Что у нее родилось двое;

И я тогда...

СЦЕНА 9-я

Октавио. - Курсио.

Октавио

Идет отряд

Бандитов через ту долину;

Пред тем как ночь во тьме замкнется,

Спуститься нужно к ним навстречу,

А то гора известна им,

А нам неведомы ущелья.

Курсио

Идемте ж все сомкнутым строем;

Я до тех пор не успокоюсь,

Пока ему не отомщу.

(Уходят.)

СЦЕНА 10-я

Внешний вид монастыря.

Эусебио, Рикардо, Селио, с лестницей.

Рикардо

Ставь лестницу, вот здесь, тихонько;

Не отставай же от меня.

Эусебио

Икаром буду я без крыльев,

И Фаэтоном без огня.

Взобраться я хочу до солнца,

И если мне поможет луч,

Я перейду за свод небесный.

Любовью сильной - я могуч.

Вы тотчас лестницу возьмите,

Как поднимусь; я дам вам знак,

Когда ее опять поставить.

Кто, воспарив, не мог никак

С высот заветных не сорваться,

Пусть воспарит и вниз падет:

Вся боль паденья не уменьшит

Миг созерцания высот.

Рикардо

Чего ж ты ждешь?

Селио

Какою силой

Ты, столь надменный, вдруг смущен?

Эусебио

Так вы не видите, что пламя

Грозится мне со всех сторон?

Рикардо

Сеньор, то привиденья страха.

Эусебио

Я страх {5}?

Селио

Всходи.

Эусебио

Хоть у меня

Глаза от пламени ослепли,

Но я пойду среди огня,

Пусть целый ад встает преградой.

(Поднимается по лестнице и уходит.)

Селио

Взошел.

Рикардо

Какой-то тенью сна,

Фантазией, созданьем мысли

Его душа устрашена.

Селио

Отнимем лестницу.

Рикардо

Придется

Нам дожидаться до зари.

Селио

А все-таки туда взобраться

Есть храбрость, что ни говори.

Хоть мне, скажу тебе по правде,

С моей крестьянкой сладким сном

Упиться было бы желанней;

Но будет время и потом.

(Уходят.)

СЦЕНА 11-я

Келья Юлии.

Эусебио; Юлия, в постели.

Эусебио

Никем не видим и не слышим,

Влеком таинственной судьбой,

Весь монастырь, глубоко спящий,

Я обошел, окутан тьмой.

Я был у многих-многих келий,

В их двери узкие глядел,

Но Юлии нигде не видел,

И здесь моей мечте предел.

О, вечно лживые надежды,

Куда ж влечете вы меня?

Какое мертвое молчанье!

Но вижу слабый свет огня

Средь этой темноты зловещей.

Здесь келья тесная, и в ней

Я вижу Юлию. Так что же?

(Отдергивает занавеску

и видит спящую Юлию.)

Не хватит храбрости моей,

Чтоб с ней заговорить? Я медлю!

Пред чем дрожит моя любовь?

Едва, смущенный, стану смелым,

Как, смелый, я смущаюсь вновь.

В смиренном этом одеяньи

Вдвойне волшебна красота:

О, если женщина красива,

Она стыдлива и чиста.

Ее пленительные чары,

Своею странностью маня,

Предмет моей любви, - влияют

Непостижимо на меня:

Во мне в одно и то же время

Хотения любви зажглись,

И жажда чар, и стыд, и жалость.

О, Юлия, проснись, проснись!

Юлия

Кто звал меня? Но что я вижу?