Вилорд Байдов - Саги о варяге Страница 6

Мы не очень страдали: Рим держал гарнизоны в крепостях лишь немногих и к себе приучал, и вождям наших кланов в чине «всадников»[51] римских на их собственных землях управлять поручал. Но, к несчастью, был прислан к нам из Сирии дальней Вар Квинтилий, который, как привык в тех краях, стал считать всех рабами, непокорных казнили, распиная живыми вдоль дорог на крестах…

Мы с Хермино дружили, Зигимеровым сыном, в Риме звали Арминус иль Арминий его, и в то время учились мы в Италии вместе, в их военном искусстве доходя до всего. Получивши от Рима званье «всадник» и должность командира туземных вспомогательных сил в рейнской армии Вара, возвратился Арминий и увидел, во что тот наш народ превратил.

И хотя нам-то лично было, в общем, неплохо, как князьям и их детям, и кто Риму служил, мы решили – дух предков призывает к отмщенью, и в свободу от Рима нам он веру внушил.

Наше племя херусков четырех вождей кланов в тот период имело, но лишь только отец до конца с ним пошёл бы, как Арминий сказал мне, а не Ингомер-дядька иль Сегест – вскоре тесть…

Тем не менее, дружно все вожди племенные междуречья Рейн-Везер на Арминия зов тайно ночью собрались в отдалённом подворье, и все были едины уничтожить врагов.

Не изгнать – уничтожить (!), чтоб урок Рим запомнил, и от Рейна к востоку он ногой не ступал, и вожди дали клятву по Арминия плану с войском в названном месте от него ждать сигнал.

Легионы шли лесом к Рейну, к зимним квартирам, и Арминия корпус им торил новый путь, что их вёл сквозь теснины и болота у Липпы[52], а Сегест всё старался Вара вспять повернуть. Тот презрел подозренья просто варвара-князя и, когда за застольем командиров опять от Сегеста услышал, что Арминий – изменник, он в ответ рассмеялся, не желая вникать.

Над дорогой на кручах, в придорожных болотах племенные дружины ожидали сигнал, и, когда вся колонна в эту местность втянулась, с Гротенбургской вершины знак Арминий подал. И мы дружно напали! Наш Арминий знал точно, что в строю регулярном легионы не смять, и старался расстроить их ряды, и тут боги, наши древние боги (!), стали нам помогать[53]: битву вспомнить ужасно – налетевшая буря вырывала деревья, завалила пути, сучья мимо летели, легионы смешались, а противник повсюду, от него не уйти! Топоры всё крушили, копья насмерть пронзали, мысли путались страхом в рёве бычьих рогов[54], кавалерия, было, на рысях попыталась скрыться, бросив пехоту, но, куда? – От врагов так никто и не спасся[55]… Вар и «всадники», зная, что их ждёт, побросались на свои же мечи, и напрасно их ждали надмогильные камни[56] – лишь зверьё пировало на останках в ночи…

Пленных по ритуалу принесли сразу в жертву[57]: жрицы в белом, седые, горло резали им и в священные чаши римлян кровь выпускали, мы ж оружие вражье снова бьём и крушим, и потом в этом виде по священным болотам мы его утопили, как обычай гласил. А Арминий с гонцами в отдалённые земли слал победы трофеи и поддержки просил. Хаукам на побережье он орла[58] отсылает, на восток маркоманам Вара голову шлёт, но напрасно подмоги ожидает оттуда – даже в племени нашем начинался разброд.

В этот год умыкнули у Сегеста мы дочку, и Арминий с Туснельдой свадьбу тут же сыграл, не подумав, что тесть-то не простит нам обиду – тот обманом и силой дочь назад отобрал и свою верность Риму доказал, в плен отдавши им Туснельду с приплодом, что так зять ожидал – так Туснельда рабыней на чужбине пропала, там родившийся сын их в гладиаторах пал[59]…

Через шесть лет повторно мы, херуски, собрали всех, кто верил в удачу, и Арминий вознёс кланы к новой победе: враг бежал, мы б добили, но важней оказалось грабить римский обоз[60]. Рим потратил год, чтобы наскрести из последних сил армаду и войско, и они к нам пришли – много крови пролилось, мы упорно держались, и они отступили на свои корабли[61]. Тут-то боги, услышав, что резнёю в селеньях Рим решил, как и многих, устранить нас с земли[62], разметали армаду в нашем Северном море – и её лишь остатки в Кёльн по Рейну дошли[63].

Позабыл Рим на этом в наши земли дорогу[64], но Арминий во славе многим стал вдруг немил – маркоманам богемским мы урок преподали[65], свой же, Ингомер-дядька, нож коварно вонзил[66].

Так погиб наш Арминий молодым, в тридцать семь лет, в полководцах двенадцать славных лет проведя, и стоит на вершине он горы Гротенбургской с новым именем немца, своего не найдя[67].

А на цоколях римских[68] женский образ скорбящий есть, и, хочется верить, что с Туснельды самой был он взят. Позже немцы на волне германизма в нём Германии символ усмотрели немой. Да хранится в музее серебро, на котором за последним застольем Вар всех наших поил и, смеясь над Сегестом, перед памятной битвой он за сутки до смерти за Арминия пил[69]…

КАПИТОЛИЙСКАЯ ВОЛЧИЦА

(сказание венеда-вандала о Риме)

Венеду Стилихону должен РимБыл памятник поставить за заслуги,А не казнить, но так судьба нас с нимОпределила к музе Клио в слуги.Он императору родня и опекун,И варваров держал в повиновенье,И побеждал, и шёл на соглашенье,Но при дворе всегда сильней шептун…

Отмщён он будет трижды: в тот же годЯ шептуна Олимпия прикончу,Впервые Рим захватит визигот,Король Аларих, и возьмёт, что хочет.Теперь Рим защищают и берутЛишь варвары… Так явятся венедыИ в две недели в знак своей победыДобычу соберут и увезут.

И постепенно наступил конец,Империи на Западе не стало,И даже варвар не поднял венец,А королём своих он был по праву.Каким злым роком вызван Рима крах,Кто к истязанью наградил любовью,Что заставляло упиваться кровьюПри не жестоких в общем-то Богах?..

Не от ударов варваров он пал,Не греческой культурой был изнежен —Великий Рим совсем другим страдал,И он самим собою был повержен.История скопила снежный комПричин различных для его паденья,Но стал судьбою с самого рожденьяПорок, что передался с молоком.

Волчица, потерявшая приплод,Двоих мальчишек, как волчат, вспоила,И древний Рим, который с них пойдёт,Так волчьей жаждой крови наделила.Волчица утолила свой инстинктИ отомстила людям за обиду,Потом её совсем убрал из видуВеков хитросплетенья лабиринт.

Этрусков, в Апеннинах с древних летГиперборейских выходцев осевших,Рим уничтожил первыми, и нетДругой родни там русов, чем русены,Что в Альпах кое-где живут ещё,А оборотень наш сжирал в округеВсех постепенно, кроме тех, кто в слугиБыл принят или в рабство обращён.

И Рим всё ширился, крепчал меж тем,Алтарь войны – буквально перегружен,Рим убивал намного больше, чемДля утоленья жажды жизни нужно.И Боги, получая жертв сполна,Взирали благосклонно на вампира,И вакханалия не утихала пира,Века шли, как прибойная волна…

За зрелище кровавое в боюПлатили обе стороны изрядно,А, кто в тылу, кровь берегли своюИ наслаждаться жаждали бесплатно.Для этого и пленных, и рабовСдавали в гладиаторские школы,И сбросить каждый мог свои оковы,Лишь выиграв на арене смертный бой.

И строится огромный Колизей —Цирк, что весь Рим на зрелища вмещаетСмотреть, как от меча, когтей зверейПрезренный раб дух с воплем испускает.При виде гладиаторских боёвРабов, друг друга наповал разящих,Беснуется толпа с ума сходящих,И глушит стон поверженных бойцов.

Тут в Иудее Бога Сын и БогС неслыханным пришёл в народ ученьемИ тысячи уверовавших смог СобратьОн словом, чудом, исцеленьем.И с Ним беду себе накликал Рим,Когда Его, невинного, распяли,Сочтя, что грех тот иудеи взялиСебе и поколениям своим.

А Он воскрес, Он – настоящий Бог,Совсем не царь, возжаждавший короны,И Рим уже спокойно спать не мог,Когда вознёсся Он в свои хоромы.Не ведающих, что творят, простилОн там ещё, распятый в Иудее,Но Рим из страха мести сам в злодеяСебя любимым делом обратил:

Сторонников воскресшего ХристаОн травит злым зверьём и распинает,Раз имя Бога-Сына на устах,Его во всех несчастьях обвиняет:Хоть сам Нерон зажег в безумствеРим, Он христиан, за это истязая,Не зная сам, к вратам отправил раяИ в ад себе дорогу проторил.

И римлянин, и варвар, и эллинИдут на смерть, становятся святыми,И Рим, над миром древним властелин,Бессилен перед верой в это имя.А в цирках всё беснуется народИ требует увеличенья дозы,А у границ отдельные угрозыУж приняли серьёзный оборот.

Чем больше в цирках Рим людей травил,Тем меньше устремлялось в войско граждан,Их постепенно варвар заместил,Который платы и добычи жаждал.И император принял вдруг Христа,А легионы варваров – тем паче,Вторым у трона – варвар стал, иначеНе миновать соперникам креста.

Конечно, христианами не всеМы были в племенах и в службе римской,Но помнили подспудно мы везде,Что Рим остался крови сатанинской.И тщетно в мех овцы рядился волк —Кровь многих поколений и мученьяПлемён бессчётных жаждали отмщенья,И мы пошли на Рим, и он умолк!

Мы долго жили рядом и, служивВ его войсках, власть Рима ослабляли,Смещая императоров, лишивВеликий Рим величия, и взялиМы город, не имевший ничего:Ни сил, ни управленья, ни защиты,Волк был каким-то жалким и побитым,И гнев угас, мы бросили его

На римлян-христиан… Античный РимОни потом на камни разобралиПод церкви, пантеоны разоривБогов, и нам всё это приписали,Присвоили деяниям своимСлавян-венедов имя племенное,В стенах церквей, запомнивших иное,И по сей день людей пугают им.

Мы, варвары, что в Рим пришли тогда,К языческим Богам терпимы были,Их статуй не крушили никогдаИ красоту творенья рук ценили.Мы, готы и вандалы, взяли лишьСвою добычу без огня и крови,Богов и римлян не лишали крова,А слёзы лишь по золоту лились…

Как странно всё случается порой:Был Ганнибал, потомок финикийцев,Гиперборейских выходцев, герой,Рискнувший повести своих пунийцевПовергнуть Рим, чтоб больше он не встал,Что удалось свершить лишь нам, однако…И мы сочли, конечно, добрым знакомОсесть в краях, откуда Ганнибал.

Мы в Африку, в Испанию ушли,Там процветали наши королевства,Но, словно в мире нет иной земли,Другим понадобилось то же место,Что Ганнибала гений освятил,Но гений этот нам не выиграл бояПоследнего, как Божество любое,Как жертвы и движение светил…

Вандалы, иль венеды, не смоглиОт Византии цепких рук укрытьсяИ в Африке, вдали родной земли,И никому она там не приснится…В Испании арабская волнаНакрыла визиготов, и бесследноИсчез с лица земли народ последний,Кто с Римом расквитаться смог сполна…

Мы развенчали Рим и он, как волк,Беззубый, должен был уйти со сцены,Но нас преследовать с тех пор стал рок —Нам заплатить пришлось двойную цену,Двумя народами – за оборотня лютВ ответ удар кровавый был волчицы,Но память смыть напрасно будут тщитьсяПоследыши всей кровью, что прольют…

Потом для немцев древняя родняПонадобилась, и сама волчица,В которой злость и ненависть саднят,Решила тут же с местью подключиться:Мол, «варварство» и «вандализм» верней,Правдивее у немцев приживутся,И нам пришлось в могилах обернутьсяВ германцев и остаться без корней…

И вот, минули многие века,Волчица – в бронзе, как «гонорис кауза»,А память о венедах жжёт строкаО «вандализме» в словаре Брокгауза…И ничего уже не изменить,И Клио, историческая муза,Сама не сбросит гнёт такого груза,А чувствами её не убедить.

С волчицы изваяньями не всёТак гладко, как считают, обстояло:За что попала молния в еёСкульптуру, что на Форуме стояла?Потом в музее за тотем сочлиЕё этрусский, что веленьем ПапыДвух мальчиков, посаженных, где лапы,В четырнадцатом веке получил.

Всё, как всегда: гонясь за стариной,С тотемом истреблённого народаРоднят убийцы предков, а инойВолчицы не было такого рода.Недавно стал известен вариант,Что франки отливали тихой сапойМодернизированный позже Папой«Этрусский» изначальный экспонат…

Не всех, конечно, перебили нас,Мы просто перестали быть собою,С другими мы смешались, и не разМелькнули в них знакомою чертою.Вернулись в русов, бывших земляков,По-новому приятным ощущеньемУтраченного чувства единенья,Как эхо, отразившись от веков.

О нас, какими были, стёрся след,О том пеклись волчицы дух и время,Не помнятся ни гот и ни венед,Хоть поросль чудную даёт их семя.Лишь журавли, поднявшись с мест родных,По осени на юг летят над нами,Лежащими в чужой земле веками,И с неба слышим мы привет от них…

2. Среди викингов