Сергей Городецкий - Избранные произведения. Том 1 Страница 63

Велимиру Хлебникову

За взлетом розовых фламинго,За синью рисовых полейВсе дальше Персия манилаРуками старых миндалей.

И он ушел, пытливо-косный,Как мысли в заумь, заверставНасмешку глаз — в ржаные космы,Осанку денди — в два холста.

Томился синий сумрак высью,В удушье роз заглох простор,Когда ко мне он ловкой рысьюПеремахнул через забор.

На подоконник сел. Молчали.Быть может, час, быть может, миг.А в звездах знаки слов качались,Еще не понятых людьми.

Прорежет воздух криком птичьим,И снова шорох моря нем.А мы ушли в косноязычьеФилологических проблем.

Вопрос был в том, вздымать ли корниИль можно так же суффикс гнуть.И Велимир, быка упорней,Тянулся в звуковую муть.

Ч — череп, чаша, черевики.В — ветер, вьюга, верея.Вмещался зверь и ум великийВ его лохматые края.

Заря лимонно-рыжим шелкомНад бархатной вспахнулась тьмой,Когда в луче он скрылся колком,Все рассказав — и все ж немой.

И лист его, в былом пожухлый,Передо мной давно лежит.Круглеют бисерные буквыИ сумрачные чертежи.

Урус-дервиш, поэт-бродягаПо странам мысли и земли!Как без тебя в поэтах наго!Как нагло звук твой расплели!

Ты умер смертью всех бездомных.Ты, предземшара, в шар свой взят.И клочья дум твоих огромных,Как листья, по свету летят.

Но почему не быть в изъяне!Когда-нибудь в будой людьбеРодятся всё же будетлянеИ возвратят тебя в себе.

Сергею Есенину

Ты был мне сыном. Нет, не другом.И ты покинул отчий дом,Чтоб кончить жизнь пустым испугомПеред весенним в реках льдом.

Ты выпил все, что было в доме,И старый мед и древний яд,Струя запутанный в соломе,Улыбчивый и хитрый взгляд.

И я бездумно любовалсяТвоей веселою веснойИ без тревоги расставалсяС тобой над самой крутизной.

А под горой, в реке, в теснинах,Уже вставали дыбом льды,Отец с винтовкой шел на сына,Под пули внуков шли деды.

Былое падало в овраги,И будущее в жизнь рвалось.На мир надежды и отвагиВраги накаливали злость.

И разгорался бой упорный,Винтовка приросла к рукам.А ты скитался, беспризорный,По заунывным кабакам.

Ты лебедем из грязи к славеРванулся дерзко. И повис.Ты навсегда мой дом оставил,И в нем другие родились.

Река несла под крутизноюИспуганный ребячий труп.Ладонь обуглилась от зноя,Сломались брови на ветру.

Дмитрию Фурманову

В какой-то щели Госиздата,Средь вороха бумажных дел,Я повстречал такого брата,Каких по крови не имел.

Он обласкал огромным взглядом,Обмолвясь: «Только не кури!»И вдруг в беседе, близко, рядом,Я увидал крыло зари —

Той, что, бесстрашием вскипая,Гнала в пустыню Иргаша,Той, для которой пал Чапаев,Той, что до солнца хороша.

И часто после, неутомноПо лестницам стихи влача,Я в маске труженика скромнойЛицо героя различал.

И сплелся я лучом незримымС улыбкою его зари,Когда о книгах, о любимых,Со мной он грустно говорил:

Что вот нельзя. Что много дела.А то бы сколько написал…И вдруг — могила мхом оделаБессмертной бури голоса.

ОСВОБОЖДЕНИЕ

Освобождение

Напрягая последние силы,Я ушел, обезумев весной,Из огромной братской могилы,Где почил мир, когда-то родной.

И под свист весенней метели,Пробираясь ввысь по тропам,Не смотрел я, как милые тлели,Как глаза их ушли в черепа.

Забывал, сколько чувств и мыслейЯ оставил там, за собой.Ведь вселенная на коромыслеЗакачалась, гремя борьбой.

И вознесся я с нею в пламяНебывалого бытия.О века грядущие, с вами,Навсегда теперь с вами я!

В новый мир за трудом веселым,Не сгибаясь под грузом гроз,Я богатым пришел новоселом,Я так много с собой принес!

Но бывает, что в час унылыйЯ боюсь быть один с тишиной.И бегут родные могилы,Кивая крестами, за мной.

Прабабка

Рогнеде Г<ородецкой>

Обветренною босоножкой,Смела, смешлива и смугла,Она под барское окошкоСплясать и погадать пришла.

Монисто на груди блестело,Струились косы в два ручья,И темное дышало телоИз разноцветного тряпья.

Сердитый прадед был в халате,В ермолке, с длинным чубуком,И злился, что шутя истратилДеньжонки за орловский дом.

Но всё ж, вооружась лорнетом.Он на цыганку поглядел —И вздрогнул. Дело было летом.Цвели кувшинки на пруде.

Смеясь, к цыганке прадед вышел,И жадный взор холостякаПо ней узор горячий вышил.И по груди и по щекам.

И буйно вспыхнуло здоровьеВ крови его набухших жил.С своей упрямостью воловьейОн жребий свой и мой решил.

Засел с бурмистром в кабинете,На счетах щелкал и кричал:«Купить сейчас же! Иль в ответеТы будешь с пятки до плеча».

С деньгами было очень слабо,Иль дом закладывать опять?Всю ночь галдел под садом табор:Берет женой или гулять?

Уж прадед звал бурмистра высечь,И солнце искрилось в росе,Когда решили: сорок тысяч,Законный брак и пир для всех.

Согласен! И с гортанным пеньемЦыгане ринулись к вину,Ценой последнего именьяПомещик приобрел жену.

И в дом вошла цыганка павой,Моей прабабушкой вошла.Соседи вкруг охальной славойЗвонят во все колокола:

«Скандал! Жениться? Что за бредня?Купил, так потихоньку жри!»И лутовиновская ведьмаТопорщилась: «Quelle sauvagerie!»[62]

Но, крепок нравом неминучим,Веселый от своей судьбы,На свадьбе всех споил АнучинОт парадиза до избы.

Кутили всласть. Плясали пары.И прадед слушал визготню.Потом спустил борзых поджарыхНа охмелевшую родню.

И разметалась в изголовьеЦыганских кос густая тень.Спасибо, прадед! Дикой кровьюТы сбил с меня дворянства лень.

И я люблю коней, и пляску,И пыль дорог, и дым костров.Цыганки полевую ласкуВы пьете из моих стихов.

Верблюд

За простой человеческой ласкойЯ блуждаю по всем этажам,И восточной мне кажется сказкойЭтот путь мой по мертвым глазам.

За конторки, в столы и диваныВы засунулись, высунув лбы,А в пустынях бредут караваныЗа миражем песков голубых.

Восковые вы куклы иль люди?За стекляшками глаз — ничего!Я мечтаю о рыжем верблюде,О глазах человечьих его.

Изможденный, усталый, нелепый,Переход совершая большой,Он однажды в старинные склепы,Умирая от жажды, зашел.

Чинно в склепе сидели скелеты.Каждый важно смотрел пустотой.Перед каждым мечи и браслеты.Перед каждым кувшин золотой.

С виду тоже как будто и люди,Но без жажды, хоть бешеный зной.Было мало терпенья в верблюде.Плюнул в них он последней слюной.

За простой человеческой ласкойЯ блуждаю по всем этажам,И восточной мне кажется сказкойЭтот путь мой по мертвым глазам.

Мой сад