Валерий Брюсов - Меа Страница 7

Все ломки мрака на земле обедня;

Уже, копья к ноге, древних Афин гоплиты

Сторожат фундамент завтрашнего дня.

По темным ступеням лестницы, еще возводимой,

Всходит вверх, — взглянуть на былое, — Шекспир;

У подножья, в плащах (цвет омертвелого дыма),

Вольтер, Гоббс, Ницше (с сотню их) сели за пир;

В зале, пока без плафона, точно черти взволновались:

Старомодные танцы, вялый вальс-глиссе;

То — перегорбленный Гейне, то—подновленный Новалио,

Федра в ногу с Татьяной, пьяный и по смерти Мюссе.

Гул кирок не молкнет, но глух, что хлопушки,

Гуд масс возносимых, что шелесты шин;

И горестно смотрит, в руке цилиндр, Пушкин,

Как в амбразуре окна, дряхл, спит Фет-Шеншин.

Ночь, зодчий упорный, спешит, взводит купол;

Бьет молот; скрипит перекинутый блок…

А в полоске зари, как на сцене для кукол,

На тоненькой ниточке Александр Блок.

24 июня 1922

СИМПОСИОН ЗАКАТА

Всё — красные раки! Ой, много их, тоннами

По блюдам рассыпал Зарный Час (мира рьяный стиль!),

Глядя, как повара, в миску дня, монотонными

Волнами лили привычные пряности.

Пиршество Вечера! То не «стерлядь» Державина,

Не Пушкина «трюфли», не «чаши» Языкова!

Пусть посуда Заката за столетья заржавлена,

Пусть приелся поэтам голос «музык» его;

Всё ж, гулящие гости! каждый раз точно обух в лоб —

Те щедрости ветра, те портьеры на западе!

Вдвое слушаешь ухом; весь дыша, смотришь в оба, чтоб

Доглотнуть, додрожать все цвета, шумы, запахи!

Что там розлито? вина? Что там кинуто? персики?

Малина со сливками! ананас над глубинами!

Экий древний симпосион! Герои и наперсники,

Дев перси, рук перстни, — перл над рубинами!

Старомодны немного пурпуровые роскоши:

Ренессанс Тинторетто сквозь Вторую Империю,

Но до дна глубина: лилий кубки да роз ковши,

Бури алых Миссури на апрельские прерии!

Эх, продлить бы разгул! Но взгляни: вянут розаны;

С молоком сизый квас опрокинутый месится;

Великанам на тучах с кофе чашечки розданы,

И по скатерти катится сыр полномесяца.

15 августа 1922

КАРУСЕЛЬ

Июльский сумрак лепится

К сухим вершинам лип;

Вся прежняя нелепица

Влита в органный всхлип;

Семь ламп над каруселями —

Семь сабель наголо,

И белый круг усеяли,

Чернясь, ряды голов.

Рычи, орган, пронзительно!

Вой истово, литавр!

Пьян возгласами зритель, но

Пьян впятеро кентавр.

Гудите, трубы, яростно!

Бей больно, барабан!

За светом свет по ярусам,—

В разлеты, сны, в обман!

Огни и люди кружатся,

Скорей, сильней, вольней!

Глаза с кругами дружатся,

С огнями — пляс теней.

Круги в круги закружены,

Кентавр кентавру вслед…

Века ль обезоружены

Беспечной скачкой лет?

А старый сквер, заброшенный,

Где выбит весь газон,

Под гул гостей непрошеных

Глядится в скучный сон.

Он видит годы давние

И в свежих ветках дни,

Где те же тени вставлены,

Где те же жгут огни.

Все тот же сумрак лепится

К зеленым кронам лип;

Вся древняя нелепица

Влита в органный всхлип…

Победа ль жизни трубится —

В век, небылой досель,—

Иль то кермессы Рубенса

Вновь вертят карусель?

12 июля 1922

ВОЛШЕБНОЕ ЗЕРКАЛО

Все шло — точь-в-точь обыкновенное:

были дома нахлобучены;

Трамвай созвонен с телегой,

прохожим наперекор;

И дождь мокроснежьего бега

ставил рекорд.

Но глаза! глаза в полстолетие

партдисциплине не обучены:

От книг, из музеев, со сцены —

осколки (как ни голосуй!),

Словно от зеркала Г.-Х. Андерсена,

засели в глазу.

Над желто-зелеными лотос-колоннами,

над всякими Ассурбанипалами,—

Вновь хмурился, золото-эбур,

Фидиев Zeus,

И на крае Негдинной — зебу,

малы, как в цейс.

Как же тут стиху не запутаться

между Муданиями и Рапаллами,

Если оппозиции Марса (о наука!) —

раз в пятнадцать лет,

И в Эгейю у старого Кука

взять невозможно билет!

Поэту что ж посоветовать? —

настежь, до наголо помыслы!

Отсчитывай пульс по минутам:

сорок, восемьдесят, сто!

Хотя бы по линзам, выгнутым и вогнутым,

иначе постановило С. Т. О.

Доныне, — пусть проволоки перепутаны,—

мы — охотники по смолы!

Где Октябрь загудел впросонки

человечества, я учу —

Собирать вдоль мировой Амазонки

золотой каучук.

19 ноября 1922

ДАЧНЫЙ БРЕД

Так бывает в июне. Часы свечерели;

Из-за липы солнце целит сквозь дом;

По дачному парку — мать дочерей ли,

Сводня ль питомиц ведет чередом.

Еще бельмами ламп не запятнались террасы,

Чайный флирт прикрывать иль мигать в преферанс…

И вдруг вижу вокруг шишаки и кирасы…

Если угодно, это — бред, если не смешно, это — транс.

Дощатые дачи (полмиллиарда в лето)

Щетинятся башней рыцарского гнезда;

Стали блестят из-под модного жилета,

Где-то герольда рогом свистят поезда.

А мужик, с кем сейчас столкнулся в двери я,

Из кабачка «Трех бродяг» под утесом виллан…

И в ветре поет, ревет жакерия,

Чу! косы о меч! у! тела на тела!

Так бывает в бреду. Но часы свечерели,

Бициклетам не шаркать, авто не гудеть,

Чтоб в беседках, раздвинув жемчуга ожерелий,

Дачным франтам соседок целовать меж грудей.

8 июля 1922

Примечания

1

Спеши!

2

Правь, Британия! (англ.)

3

Сверхчеловек (нем.).

4

Вторая империя (фр.).

5

Обломки (фр.).