Боги ушли, твари остались - Михаил Владимирович Рогожин Страница 25

— Больше мне и мечтать не о чем, — выдохнула свой испуг Аделия.

— Тогда рассказывай… с самого начала… самую правду.

Легко сказать — «рассказывай», а как? Какими словами? Сразу возникает столько эмоций, они опережают слова, путают мысли. Аделия хотела начать, но слёзы не позволили.

Альфред сидел как вкопанный, перебирал чётки и ждал.

Проглотив солёный комок, она все же нашла в себе силы:

— А лагере у меня была подруга Лида Померанец. Выжила только благодаря ей. Она… нет, ты не поймешь, кто она, да и не важно. Меня привезли на Лубянку. Сначала держали в одиночке. Вызывали на допросы и каждый раз по-новому заставляли во всех подробностях рассказывать о нас с тобой. Потом объявили, что отправят меня в Берлин, где организуют нашу встречу. И всё…

— Как всё? — не поверил Альфред.

— Никто не мог предсказать, чем она закончится. Ты мог меня не узнать. Просто забыть. Не обратить внимания. Или сразу сдать в гестапо.

— Тогда зачем тебя посылать?

— Затем, что для них я не человек, а возможный вариант! Вот зачем. Им наплевать на меня. Решили посмотреть, что из этого получится.

— И ты согласилась.

— Они арестовали моих родителей. Пригрозили их убить, если я откажусь.

— Выходит, из-за них?

— Нет…

Аделия сделала паузу. Как ему объяснить, что мечта о встрече, хоть на минуту, хоть на мгновение проблеснула последним желанием в её жизни.

— Все годы в лагере я мечтала о тебе, ничего другого в душе не было. Жила благодаря воспоминаниям… Если бы отказалась, похоронила бы не только родителей, но и мечту. И сама умерла бы при пересылке.

Аделия замолчала, чувствуя, что никаких слов не хватит, чтобы объяснить ужас, охвативший её тогда.

Альфред никак не отреагировал на это признание. Он привык общаться с женщинами на уровне действий, а не душевных излияний. Любовь в его понимании, никак не сочеталась с проблемой выбора. Он не мог поставить себя на место любимой женщины. Зато охотно представил логику действий её врагов.

— Они тебя сломали, — констатировал он.

Аделия лишь кивнула головой. Хотя это было совсем не так. Но вряд ли Альфред мог понять, что своим согласием она победила их. Ибо не дала растоптать своё чувство. И поглумиться над ним. Даже следователям пришлось поверить в её любовь.

— А Франц? Он русский?

— Наверное. Не знаю. Мы с ним ни о чем не разговариваем. Он меня встретил в женевском аэропорту. Я прилетела из Канады. Сначала пытался ко мне приставать. Но быстро отстал.

— Какие у него задачи?

— Сделать всё, чтобы мы встретились.

— Встретились. А что дальше? Они в Москве совсем дураки? Или уверены, что ты будешь за мной шпионить? Выпытывать у меня секреты и передавать им? А через кого? Тебе известно?

Задавая вопросы таким тоном, Альфред очень походил на следователей с Лубянки. Это привело Аделию в ужас.

— Не говори так! — воскликнула она.

— Как?

— Как они… там… я больше ничего не знаю. Да, меня предупредили, что ты входишь в близкий круг друзей Геринга и что им нужен свой человек, чтобы знать обо всем происходящем. И информировать. Но как и через кого не сказали. Это точно не Франц. Он своё дело сделал.

Из услышанного трудно было сделать определённые выводы. Ясно, что Аделия выступает в роли наживки. Но ведь задача советской разведки состоит именно в том, чтобы внедрить её. И если Альфред подчинится требованию сердца, значит, эта задача будет выполнена. А что дальше? Где гарантия, что Аделия с ним предельно честна? Наверняка, за ней будут следить. Потом попробуют скомпрометировать его. Будут шантажировать связью с советской разведчицей. Требовать, чтобы он предал Германию…

От этих мыслей у Альфреда закружилась голова и снова возникла боль, идущая от затылка к вискам. Он прикрыл глаза и мучительно застонал.

Аделия подошла к нему. Прижала голову к своему животу и стала ласково гладить волосы горячими ладонями. Через несколько минут боль совершенно исчезла. Альфред отстранился от неё, с удивлением спросил:

— Что ты сделала?

— Я убрала твою боль. Больше она не появится.

— Как тебе удалось?

— Не знаю.

— Да что ж ты ничего не знаешь! — возмутился Альфред. — Так не бывает! Они решили, что я поверю в эту легенду? Что мне достаточно увидеть тебя, чтобы потерять голову? Напрасно… напрасно…

— Можешь сдать меня в гестапо, — спокойно ответила Аделия и со вздохом добавила: — Я не обижусь. Главное, уже произошло. Я снова встретила тебя, почувствовала твою любовь, ощутила великое блаженство в твоих объятиях. Больше мне ничего не нужно. Какая разница, где умирать — в подвалах Лубянки или гестапо.

— Я сам убью тебя… — мрачно заявил Альфред.

— Согласна, — в тон ему отозвалась Аделия.

Осталось только привести приговор в исполнение. Альфред представил, как он это сделает, и слабо улыбнулся. Ведь в России и этот вариант просчитывали. Но играть по их правилам он не собирался.

— Останешься в моем доме. Здесь тебе ничего не угрожает. Никто не сможет использовать тебя. А с Францем сам разберусь. Надеюсь, он мне расскажет больше, — после чего обнял Аделию и снова увлек на кровать.

Ночью Альфред проснулся от незначительного, но настойчивого колыхания воздуха. Открыл глаза и увидел нечто фантастическое.

Аделия, абсолютно обнаженная, крутилась в каком-то монотонно-завораживающем танце. Руки распластаны в стороны, голова закинута назад, взгляд устремлен в посеревшее за окном небо. Она вращалась медленно. Подчиняясь какому-то внутреннему ритму. Альфред невольно стал наблюдать за её движениями. Оказалось, что они то замедляются, то пульсируют, то на мгновение набирают быстроту. Каждая мышца её худого тела вибрировала по— своему. Поэтому всё тело жило своей, отдельной от разума жизнью. Казалось, оно даже светится внутренним магическим светом. Невозможно было не подчиниться власти, исходившей от её вращающейся фигуры.

Неожиданно для себя Альфред встал и подошел к ней. Аделия не отреагировала. Он не решился её остановить. Лишь коснулся пальцами её бедра. От чего она отпрянула в сторону, сжалась в беззащитный комок и испуганно спросила:

— Что-то не так?

— Нормально, — постарался успокоить Альфред.

— Нет, Лида, ты недовольна. Я попробую еще глубже почувствовать…

И она снова закружилась в танце.

— Тебе плохо? — продолжил Альфред.

— Наоборот! Я счастлива! Он поверил!

— В твоё враньё? — не выдержал Альфред. Понимал, что пользуется странным состоянием её психики, но не мог сдержаться.

— Нет. Рассказала