Тимур Лукьянов - Тайный орден Страница 26

На всю жизнь Готфрид запомнил то страшное поле боя, усеянное трупами

лотарингских и саксонских рыцарей и простых кнехтов. Их окружили. Вражеская

стрела, пущенная из арбалета с близкого расстояния, пробила доспехи его дяди, и он

умер на руках Готфрида. Тогда семнадцатилетний мальчик собрал вокруг себя всех

рыцарей, оставшихся от лотарингского войска и повел их в последнюю безнадежную

атаку на стену, ощетинившейся длинными копьями панцирной пехоты саксонских

баронов, с единственной целью — погибнуть достойно. И в тот самый момент, когда

гибель казалась Готфриду уже неизбежной, из леса в тылу врагов затрубили боевые

рога, и из чащи вышли имперские отряды, обратив противника в бегство. А во главе

войска в золоченом шлеме и со сверкающим на солнце высоко поднятым мечом в

правой руке, верхом на огромном белом коне, перед юным Готфридом предстал сам

император Генрих. И саксонцы бежали перед ним в ужасе. Сквозь эту беспорядочно

бегущую толпу, бросающую оружие, император подъехал к Готфриду и по-отечески

обнял его. Саксонский мятеж был разгромлен. За ту помощь в труднейший момент

жизни Готфрид был искренне признателен своему сюзерену. Поэтому, когда вскоре

вспыхнула война Генриха с папой римским, Готфрид ни секунды не колебался на чью

сторону встать. И долгие годы длилась эта война, в которой главными врагами

Генриха-четвертого выступали папа Григорий-седьмой, маркграфиня тосканская

Матильда, мятежные правители немецкого юга и итальянского севера.

Папа римский Григорий-седьмой всю свою жизнь боролся с обмирщением

церкви: с симонией, с назначением епископов и священников светскими властями за

мзду и с нарушением канонических правил. Он требовал строгого запрещения

духовенству вступать в брак, что, как он заявлял, ведет к созданию «духовных

династий» и к растаскиванию церковного имущества.

Готфриду же казалось, что этот жадный папа борется не столько за духовное

преображение церкви, а, как и все другие высокопоставленные «духовные лица»,

известные ему, в первую очередь жаждет власти и безразденого права распоряжаться

церковными богатствами, что, конечно же, не могло вызвать у Готфрида никаких

симпатий. В подтверждение этого предположения говорило хотя бы то, что раньше, не

будучи еще папой римским, вышедший из монастырской братии клюнийских

бенедиктинцев, Гильдебранд занимал должность казначея при папском дворе.

В конце концов, после долгих лет препирательств папы с Генрихом-четвертым из-

за права назначать епископов и архиепископов, в 1076 году, в Вормсе, император

объявил о низложении надоевшего ему папы. Но папа не остался в долгу и, в свою

очередь, объявил императора отлученным от церкви, низложенным с императорского

трона, а его подданных — свободными от присяги и повиновения ему. Подстрекаемые

папой, мятежные немецкие герцоги собирались судить Генриха на рейхстаге в

Аугсбурге. Со дня на день назревала война, а Генрих еще не собрал достаточного

количества войск: денег в казне не хватало. Чтобы выиграть время, Генриху-

четвертому ничего не оставалось, как только попытаться примириться с папой.

В январе 1077 года император был вынужден пойти на покаяние к папе в замок

Каносса, находящийся в северной Италии. Зимой Генрих преодолел горы, и без

оружия, взяв с собой, в надежде разжалобить папу, жену и маленького ребенка,

преодолев страшные кручи и перевалы, в сопровождении нескольких стариков-

епископов появился император у стен папской крепости. Сняв все знаки королевского

достоинства, голодный, босой, в одной власянице, с непокрытой головой, три дня

стоял и мерз император на снегу перед замком. Все это время епископы, древние

старики, пришедшие с Генрихом, пытались уговорить папу пустить Генриха в замок.

Наконец, папа сжалился над ним и приказал открыть ворота. В присутствии седого

аббата Клюни, олицетворявшего преданное папству монашество, и красавицы-

графини Матильды Тосканской, самой могущественной правительницы средней

Италии и, как говаривали, любовницы понтифика, папа заставил Генриха, стоя на

коленях, признать себя неправым, отказаться от гордыни и смириться перед церковью.

Генрих исполнил все это, но того «покаяния» никогда уже не простил папе. И,

конечно, конфликт не мог закончиться таким унижением одной из сторон. Более того,

папа упорно продолжал его разжигать, подбивая мятежных немецких баронов избрать

себе вместо Генриха нового короля. И они избрали-таки своим королем родственника

Генриха, герцога Рудольфа Швабского, что немедленно привело к началу военных

действий.

Двадцати одного года от роду Готфрид Бульонский был уже опытным и

закаленным в боях командиром, прославившимся своей храбростью на службе у

императора в многочисленных стычках с вечно недовольными саксонцами, и, когда

началась война с папством, Готфрид сразу же оказался в первых рядах имперского

войска. В 1080 году в битве под Моелсеном он сошелся лицом к лицу с королем

мятежников Рудольфом, утвержденным на престоле папой римским в пику Генриху, и

нанес Рудольфу в поединке смертельную рану, обратив, таким образом, войска

папских сторонников в бегство.

Но смерть Рудольфа не остановила войну. В самый разгар военных действий

Готфриду донесли, что мятежники во главе с графом Намурским вновь осаждают его

родовой замок Бульон. Получив это известие, со своими рыцарями Готфрид был

вынужден единственный раз покинуть армию своего сюзерена и поспешить на

выручку собственной семьи.

Проделав тяжелейший зимний переход через Альпы, отряды герцога подоспели

как раз вовремя, чтобы разбить войска графа Намурского: в осажденном замке Бульон

уже кончались припасы.

Летом Готфрид продолжил военную кампанию на стороне Генриха. Та война, как

и, наверное, война любая, была беспощадной, и в той войне Готфриду Бульонскому

пришлось поднять оружие против своей двоюродной тетки маркграфини Матильды

Тосканской, при дворе у которой три года, до тех пор, пока ему не исполнилось

четырнадцать лет, юный Готфрид когда-то служил пажем.

В 1084-м они с императором Генрихом, наконец, преодолели сопротивление

армии маркграфини Тосканской, вошли в Рим и изгнали папу. Правда, и это событие

не стало окончательной победой для императора, который, будучи не в силах простить