Легионер. Книга вторая - Вячеслав Александрович Каликинский Страница 45

реки, деревья, моря и горы – в общем, обустроил жилье людское. Долго трудился Аллах, а когда полсвета уже устроил, притомился. Велел своим ангелам начатую им работу закончить, а сам прилег соснуть. И стали ангелы-помощники усердно трудиться, продолжать дело Аллаха. Трудная работа была, тоже притомились – но работают! Но одному из ангелов тяжело показалось деревья насаждать, реки пускать… Чтобы поскорее отделаться от этого «оброка», взял он, да и разбросал на неустроенной части земли песок с камнями – авось, мол, сойдет для людишек и это! Напакостил, в общем, тот ангел от лени своей. А тут и Аллах проснулся, оглянулся и ужаснулся нерадивости помощника своего! И поделать уже ничего нельзя: там, где побывал сей ангел, образовалась мертвая пустыня. Проклял тогда Аллах своего ленивого помощника и в наказание повелел самому ему жить в той пустыне. Стал нерадивый ангел с тех пор, по персидской легенде, духом тьмы и зла, а страна, созданная им, стала именоваться Тураном. То есть, «туран» – «Страна тьмы». А свою, пригожую часть земли Аллах назвал Иран – «Страна света».

Арестанты зашумели, обмениваясь впечатлениями и дивясь схожести восточной легенды с христианскими сказаниями.

– А я вот тебе, Барин, нашу арестантскую притчу про Сакалин расскажу, хошь? – сипло подал голос один из каторжан, весь высохший и узловатый, как старое дерево. – Чтобы ты, Барин, да все другие протчие, которые впервые туды едуть, знали – куды вас везут! Хошь?

– Давай, сказитель! – заинтересовался Ландсберг.

– Начало той притчи я точняком не помню, – сразу предупредил «сказитель». – Тоже навроде твоей восточной сказочки – Бог наш, значить, землю-матушку создавая, старался, а один аггел, навроде того, азиятского, напакостил. Рассердился, стало быть, Бог на нерадивого аггела своего, крылья отобрал и сделал его чертом хвостатым. И велел жить не на земле, а под землей, в геенне огненной, вместе с грешниками. Ну, пожил черт хвостатый како-то время под землей, потом взмолился: несправедливо, мол, Боженька, ты со мной поступашь! Я, мол, хоть и грешен сильно, но твой я ведь аггел, не чей-нибудь! Дай мне, Боженька, на земле какое ни на есть местечко, пусть самое худое, чтоб я там мог иногда от подземелья своего отдохнуть, душу свою потешить… Подумал, значить, Боженька и разрешил черту самому поискать себе место на земле. Выбрался тот из подземелья смрадного в глухой Сибири, начал душу черную свою тешить… Поглядел Бог на энто место бесовское и не согласился: близко от людей хороших, говорит, вылез ты! Полезай обратно под землю, да поищи себе местечко подале! Несколько раз бес вылазил из геенны огненной – да Боженьке все не нравилась близость дьявола к людям. И всякий раз загонял он беса обратно, покуда тот на Сакалине не объявился. Махнул тогда наш Спаситель рукой – пусть, мол, сей остров твоей вотчиной станет! От людей остров далеко, вокруг моря-окияны со злыми волнами – живи там! Вот и стал Сакалин с той поры вотчиной дьявольской и местом, проклятым Богом и людьми. А в тех местах, где бес до острова Сакалина несколько раз из земли вылезал, в Сибири много лет спустя каторги образовались. Потому как дух бесовский оченно крепок там оказался.

– А про Сакалин энтот люди и загадки сложили, – поддержал рассказчика другой арестант. – Вкруг вода, а посреди беда. Что енто? Вот эта беда и есть остров Сакалин…

– Ну, спасибо, утешили! – невесело усмехнулся Ландсберг.

Вокруг повздыхали, немного помолчали – многим тоже было что вспомнить, собственные грехи и горькую судьбу помянуть. Наконец, поморец заерзал на месте, поглядел на Ландсберга и попросил:

– Барин, а ты дальше сказывай! На Сакалин ентот, небось, еще насмотримся… Вот мне непонятно – а зачем нашему царю те пески проклятые понадобились? Пошто он войско туда снарядил? Многие, небось, в том Туркестане головы-то сложили – а зачем? Что Расее в тех песках? Ну была б там земля добрая, промыслы каки богатые – тады понятно. А так – нет!

– Ну, история длинная, – вздохнул Ландсберг. – Да и сложная эта штука, политика. Не знаю, поймешь ли? Попробую коротко объяснить. Пески да пустыни, конечно, никому не нужны. Дело тут в другом – в том, что через Туркестан проходят многие караванные пути в южные страны. И Россия свой торговый интерес, значит, там имеет. А непокоренные орды этот интерес к себе повернуть стараются – разбойничают, грабят, торговле мешают. Это – раз. Второе, и, может, главное – это все-таки политика. Там – южная граница России. Плюнь мы на те пески сегодня – завтра англичане туда придут. Зачем они нам у самой границы?

– Ну а дальше-то что было? С походом-то вашим, Барин? Прошли войска через пустыню?

– Четырьмя отрядами войска к хивинским мятежникам двигались – только один отряд и не дошел, верблюдов и лошадей всех потеряли. А пушки на себе через пустыню не потащишь, верно? Но остальные три отряда прошли! По правде говоря, мало кто из новичков верил, что смогут пройти. И я, грешник, в числе прочих сомневался! Мальчишкой я ведь тогда был, пустыни доселе сроду не видал. И таких, как я, половина была в том походе – и офицеров, и нижних чинов. Несколько полков, конечно, имели уже опыт войны на Кавказе – казаки там, дагестанские части – но и им в пустыне нелегко приходилось! Они к горам да к равнинам больше привычные, а тут совсем другие условия: пески и дикая жара! Жажда! И миражи… Бредешь в песке по щиколотку – и вдруг впереди из-за барханов река, скажем, появляется. Зелень, люди, деревья – все как настоящее! Солдаты бросаются вперед, бегут из последних сил, котелки наизготовку для воды – а видение вдруг задрожит и растает в воздухе… А то и ложные тревоги были: солдаты по пустыне бредут – и вдруг впереди в туче пыли появляется войско, орда дикарей! Видимость самая явственная, клянусь! Разноцветные халаты, лошади, оружие на солнце блестит, пыль клубится. Дозорные наши, естественно, бьют тревогу, отряд спешно готовится к обороне. Развьючиваем верблюдов, кладем их на песок, окапываемся, пушки разворачиваем, готовимся к бою! И ведь не один человек сие видит – весь отряд! Лаучи – так у нас называли верблюжьих погонщиков, из местных – и те порой обманывались! Полежишь час-полтора – и все это видение исчезнет. Надо подыматься, снова в походную колонну строиться, поклажу вьючить – а сил-то уже и нету!

– Это же, поди, вам знамение Божие было! – подал голос кто-то из каторжников.

– Како Божье знамение – бесовские то происки! – уверенно возразил другой,