Константин Паустовский - Бригантина, 69–70 Страница 81

Однако человека, кроме голода и нужды, обуревает жажда познания, желание пробиться в таинство морской глуби. Мысль человека мечется, вопрошая, над поверхностью воды.

И наконец, война необычайно рано в Истории заставила людей освоить враждебную стихию. Командующий эскадрой, стратег и историк Фукидид (400 лет до н. э.) описывал действия боевых ныряльщиков в ходе Пелопоннесской войны:

«…Дабы помешать афинянам подвести корабли к берегу, сиракузцы вбили в дно острые столбы. Но сиракузцы напрасно пускали стрелы и метали дротики; афиняне отвечали им с судов, а в это время их ныряльщики пилили под водой сваи. Некоторые столбы, не доходившие до поверхности, были особо опасны, потому что могли разрезать ладью подобно верхушке подводной скалы».

(Эти же ныряльщики, что спиливали сваи, во время боя подбирались под водой к днищу ладьи и протыкали его; таким образом они действовали как прообраз торпеды.)

Однако каковы бы ни были их намерения — воинственные или мирные, — лишь единицы в течение двадцати четырех веков отваживались переступать пенную границу морской поверхности и совершить полет по упругому небосводу.

Нырнув, чтобы сорвать цветок, человек ранил о него руки, ибо цветы оказывались хищными созданиями. Другие существа, которых он принимал за зверей, оказывались прожорливыми растениями. Вернувшись, ныряльщик рассказывал о своей авантюре, и его рассказы вырастали в необъятные легенды, кишащие гигантскими змеями, десятирукими чудищами, раковинами-громадинами, пожирающими несчастных моряков.

Как не поверить на слово космонавтам, вернувшимся с Марса или Венеры? Как не поверить на слово ныряльщикам, вернувшимся с морского дна?

Дерзко вторгаясь в тайны этого нового мира, погибая порой от прикосновения к неведомому, постигая еще одно измерение, где разум был не в силах одержать верх над капризами природы, ныряльщики древности первыми вышли за пределы Земли, стали первопроходцами планеты Море, первыми приняли вызов безмолвия. Они уходили во мрак.

Однако если они и были в состоянии перенести отсутствие солнечного света, то выдержать давление враждебной стихии было не под силу.

Здесь понадобились машины.

Да, чтобы сопротивляться давлению, обезопасить себя и вести наблюдения, нужны были нырятельные машины. И всепокоряющая выдумка Ренессанса, вслед за прогрессом искусств и ремесел, порождает бесконечную цепь механизмов и устройств, подводных колоколов и нырятельных кораблей. Следы их можно отыскать в старинных книгах, оставленных нам ныне забытыми батинавтами.

Сегодня во многих странах проводятся эксперименты с «подводными домами». История покорения моря повторяет историю покорения Земли. Нынешние океанографические базы — преемники фортеций, возведенных конкистадорами и землепроходцами XV и XVI веков. Сменяя друг друга, следовали пещерный, лесной, сельский, городской человек, В наше время к ним прибавился еще и подводный человек.

И между теми, для кого познание глубин стало занятием, работой, страстью, уже родилось подобие братства. Кое-кто даже поспешил окрестить «бегством от общества» их мечту найти ушедшие на дно античные острова. Но дело, очевидно, в том, что в шуме клубящихся толп сегодняшнего мира скоростей лучше слышится зов мира одиночества и глубинного спокойствия.

Кто они, пионеры подводных погружений, чьи свидетельства остались в старинных книгах, рисунках на античных вазах и фресках? Большинство их безвестно. Но отдельные имена, отрывочные истории дошли, до нас.

Абибал медленно отковыривал бронзовым ножом кусочки извести между кирпичами. Время от времени он приникал ухом к голой стене. Снаружи слыщен плеск воды. Что, если, пробив брешь, он откроет дорогу смерти? Что, если вода ворвется в застенок? Но будь что будет. Ваал-Дагон, покровитель моряков, может, отведет на сей раз угрозу от трех финикийцев, да утонуть разом лучше, чем гнить в каменном мешке у ассирийцев.

Прислонившись спиной к стене, Гамилькар помогает Боду взобраться себе на плечи. Тот осторожно выглядывает и смотрит на суда, снующие по Тигру, прислушивается к скрипу колес и мычанию быков по дороге в военный лагерь.

— Отплывают? — спрашивает Гамилькар.

— Нет. Везут припасы.

Гамилькара, конечно, снедает та же тревожная мысль, что и Бода. У них только один шанс убежать: если они сумеют добраться до одной из тех посудин, что лежали на берегу Тигра, когда их привезли сюда, — большущие плетеные корзины, обмазанные асфальтом. В одной из них, Гамилькар был уверен, лежали пустые мехи.

Абибал разогнулся, весь облитый потом.

— Готово. Осталось вынуть один кирпич.

Он рассыпает по полу и утрамбовывает в землю вытащенные из отверстия обломки, затем садится, прикрывая его спиной, и запахивает лохмотья, с которых солнце и непогода давно уже стерли прекрасный сиреневый оттенок финикийского пурпура.

Бод прыгает наземь. Скоро тюремщики принесут плошку прогорклой муки и вонючей рыбы. Скоро опустится ночь и настанет время действовать.

Абибал и Гамилькар, похоже, задремали, но сон бежит от Бода, думы одолевают его.

Он был ребенком, когда Ашшурнасирал простер свое иго над царями Тира и Сидона и запряг Финикию в колесницу владычицы Ассирии. Ашшурнасирал повелел записать это на глиняных табличках: «Я обложил данью царей морского берега, людей Тира и людей Сидона, и город Арвад, что лежит посреди моря. Я получил серебро, золото, тридцать пять ваз бронзовых, слоновую кость и морского зверя дельфина…»

Теперь в Ассирии царствует Салманасар III, сын Ашшурнасирала; теперь он обирает Тир и Сидон. Но сидонские моряки не собираются отказываться от своей доли богатств. Финикийцы снаряжают быстроходные тарсусские корабли. На одном из них Бод со своими спутниками пускался тайными морскими путями в страну царицы Савской, страну Офир и загадочное Южное море, по берегам которого живут желтые люди.

Выйдя из Персидского залива, тарсусские корабли обращались на запад своей изогнутой кормой. Мертвые штили, бури, коралловые отмели, ярость чудовищных рыб, выпускавших порой водяные столбы и вздымавших волны вышиной с дворцы Ниневии, плутни и коварство племен, владевших драгоценными камнями и жемчугом, — все превратности судьбы, все опасности умели преодолевать финикийские мореплаватели.

Так было до того утра, когда их судно, подгоняемое дыханием ветра, подошло к Аравии. Здесь, перед самыми Красными островами, море, обезумев от собственного рева, разломало их корабль. Десятки ночей оставшиеся в живых брели, днем прячась от солнца, караванными тропами к Евфрату, пока летучий ассирийский отряд не взял их в плен и не привез в Ниневию; и вот сейчас должна решиться их участь…