Священная война - Джек Хайт Страница 9

— Что это? — спросил Джон.

Лекарь вздрогнул и поднял голову.

— Я же велел вам уйти.

— Что это?

— Хрен, соль и семена тмина. Вместе они — безотказное средство от лихорадки.

Лекарь продолжал читать «Отче наш», пока вода не закипела. Он подставил лицо под пар.

— Хорошо, хорошо. — Он ухватил горшок краем туники и переставил его на пол. — Надо дать остыть. Теперь же надобно восстановить равновесие его телесных соков.

Он открыл свой сундучок и достал небольшой ланцет и чашу для сбора крови. Джон пересек шатер и схватил лекаря за руку.

— Не смей пускать ему кровь.

Лекарь вырвался.

— Не указывай мне, что делать. Король горит. Я должен уменьшить количество его крови, чтобы сбить жар. — Он нашел вену и зажал лезвие ланцета между большим и указательным пальцами.

Прежде чем лекарь успел сделать надрез, Джон схватил его руку и заломил ее за спину. Лекарь ахнул от боли.

— Ты с ума сошел? Прекрати! Я… — Он умолк, когда Джон отобрал у него ланцет и приставил лезвие к его горлу.

— Пустишь кровь королю — сам истечешь кровью. Ты понял?

— Д-да, отче.

— Джон! — крикнул Амальрик, входя в шатер. — Что ты делаешь? Отпусти брата Жакемона.

Джон отпустил лекаря, но ланцет оставил у себя.

— Пойдем, — позвал Амальрик. — Нам здесь не место. Пусть человек спокойно делает свою работу.

Прежде чем выйти, Джон обернулся к Жакемону.

— Никакого кровопускания.

Остаток дня Джон провел, расхаживая перед шатром Балдуина. Сначала несколько десятков встревоженных рыцарей несли вахту вместе с ним, но когда вскоре после полудня снова пошел дождь, они один за другим разошлись. Уже спускалась тьма, когда наконец появился Жакемон. Увидев Джона, он резко остановился.

— Я не пускал ему кровь. Клянусь!

— Как он?

Жакемон покачал головой.

— Жар очень сильный. Король не приходил в себя. Иди в свой шатер. Я пошлю за тобой, если его состояние изменится.

Джон провел беспокойную ночь, ворочаясь на сырой земле под стук дождя по ткани шатра. Следующие два дня, пока воины жались в своих шатрах, пытаясь укрыться от сырости, Джон стоял под дождем у шатра Балдуина. Он не знал, что еще делать. На третью ночь Джон стоял у входа, дремал, сгорбившись под плащом, когда почувствовал на плече чью-то руку. Это был лекарь.

— Он очнулся, — сказал Жакемон. — Он звал тебя.

Внутри шатра было темно. Джон наощупь добрался до ложа короля и опустился на колени. Он едва мог различить лицо Балдуина. На лбу короля лежала мокрая тряпица. Его веки дрогнули и приоткрылись.

— Джон? Это ты?

— Я здесь, ваша милость.

— Я… я не вижу, Джон.

— Я зажгу лампу, ваша милость.

Джон начал было подниматься.

— Нет! Дело не в этом. Я не вижу. Я ослеп.

У Джона сжалось сердце.

— Все пройдет, — сказал он Балдуину, пытаясь убедить в этом скорее себя, чем короля. — Как только спадет жар.

— Я не могу пошевелить руками, Джон. — Голос Балдуина дрожал. — Мне страшно.

Джон сжал руку короля, не зная, что еще делать.

— Тебе нужно что-нибудь выпить, — сказал он наконец. — После этого тебе станет лучше.

Джон подошел к горшку, который приготовил лекарь, и зачерпнул чашку отвара. Но когда он вернулся к ложу, Балдуин уже спал. Джон поставил чашку и сел рядом. Он осторожно откинул волосы со лба Балдуина. Когда в шатер вошел Амальрик, Джон поднял голову.

— Лекарь говорит, он может не выжить, — сказал коннетабль.

— Он будет жить. Он слишком упрям, чтобы умереть.

— Он также сказал, что король ослеп и стал калекой.

— Возможно, когда жар спадет…

— Увечный король не может править, — с уверенностью произнес Амальрик. — Мы должны вернуться в Иерусалим и выбрать регента.

***

Январь 1183 года. Иерусалим

Дым из пекарен и кухонь Иерусалима висел в ясном синем небе, и Джон понял, где город, задолго до того, как показались стены. Солнечный свет и не по сезону теплая январская погода не вязались с мрачным настроением войска, которое брело последние мили к городу. Амальрик отправил вперед гонцов, чтобы созвать заседание Высокого совета. Они должны были добраться до города всего за два дня. Основной части войска путь из Дамаска занял шесть дней; их замедлял король, которого несли в крытых носилках, чтобы уберечь от тряски и толчков на дороге. Балдуин дважды приходил в себя и что-то бессвязно бормотал. Лекарю, по крайней мере, удалось скормить ему немного бульона, прежде чем король снова впал в беспамятство.

Носильщики теперь с трудом поднимались на холм мимо рядов виноградных лоз. Джон пришпорил коня, вырываясь вперед. С вершины он мог видеть северную стену Иерусалима, а за ней — купола Храма Гроба Господня и Храма на горе. Два десятка рыцарей выехали из Ворот Святого Стефана и направлялись к войску. Над ними развевался флаг Иерусалима. Рядом с ним было другое знамя: слева — синее поле, увенчанное золотой полосой; справа — три красных диска на золотом поле. Это был герб Агнес де Куртене.

Джон пустил коня галопом по другому склону холма. Подъезжая к Агнес, он перешел на шаг. Лицо ее осунулось, под глазами залегли темные круги. Мать короля старела изящно, но сейчас она выглядела на все свои сорок девять лет.

— Джон, — приветствовала она его. — Как он?

Когда-то Агнес была его любовницей, но она предала его ради власти. Она делила ложе с коннетаблем Амальриком — и, вероятно, с другими мужчинами — чтобы укрепить свое влияние при дворе. И она же была вдохновительницей заговора, приведшего к смерти предыдущего короля. Джон презирал ее, но все еще желал, однако сегодня, видя ее горе, он не мог заставить себя испытать привычную неприязнь.

— Он редко приходит в сознание, — сказал он ей. — Он ослеп и не может двигать ни руками, ни ногами.

Агнес смахнула слезы.

— Где он?

— Я провожу тебя к нему.

Джон направился обратно на холм, Агнес ехала рядом.

— Ты должен быть начеку в Иерусалиме, — сказала она.

— Что ты имеешь в виду?

— Есть те, кто желает зла моему сыну и тем,