Люциан Воляновский - Бесшумный фронт Страница 18

— Добро, Цыняк! Хватит вам гонять лошадь — садитесь со мной...

Один из солдат выскакивает из машины, что­бы отвести коня на заставу. Его место в автомо­биле занимает Цыняк. Машина трогается.

На заставе уже сидит прибывший ночью из Ще­цина следователь управления погранохраны. Он прерывает допрос задержанного, когда в ком­нату входит усмехающийся начальник заставы. Офицер обращается к нарушителю:

— Извините, что прерываю приятную беседу, но мне хотелось вернуть вам вашу потерю... Ведь это ваш компас, не правда ли? Да, да, порой и вещи бывают очень привязаны к своему хозяину!

Тем временем следователь поднимает трубку настойчиво звонящего телефона. Несколько ми­нут он внимательно слушает, потом кладет трубку на рычажок и говорит задержанному:

— Мне звонили из Щецина. Гражданин Моравец, вы все меньше нравитесь мне... Сначала до­кументы, теперь этот компас, а сейчас мне сооб­щили, что проверили место выдачи вашего пас­порта... И знаете что? Это самая настоящая липа, господин Моравец! Хотя служащий, подпись ко­торого стоит на вашем паспорте, действительно выдавал такие документы, хотя печать и неплохо подделана, — все-таки это фальшивый документ... Может быть, вы теперь не будете понапрасну от­нимать у нас время и назовете свое настоящее имя?

— Но, пане капитан, я же действительно Мо­равец, Антоний Моравец!.. Это все недоразуме­ние... Я пал жертвой ошибки...

— Однако упрямый вы! Надо иметь мужество: ну, не удалось на этот раз, так признайтесь откровенно в своем поражении! Этим вы облегчите свою вину...

Дверь открывается и на пороге появляется по­граничник.

— Гражданин капитан! Машина готова!

Когда Моравиа увозили, на крыльце стоял ря­довой Цыняк, пограничник, награжденный позднее серебряным крестом «Заслуженным на поле славы». Он еще не знал, кого задержал. Сол­датам-пограничникам вообще запрещено допра­шивать задержанных или вступать с ними в раз­говоры, разумеется, кроме необходимых вопросов, которые могут помочь принять решение о задер­жании или освобождении заподозренного. Через несколько месяцев, рассказывая журналисту об этом случае, Цыняк, срок службы которого уже близился к концу, откровенно сказал, что о под­линном имени и деятельности задержанного им нарушителя он узнал... из газет! Мы разговари­вали на заставе. Уже миновала полночь, и, соб­ственно, не о чем было больше говорить. Тогда Цыняку был задан последний вопрос:

— О чем вы подумали, когда вам стало изве­стно, что задержан агент разведки Гелена?

— Хм-м... Я подумал тогда: «Ах ты... сук-к-к-ин ты сын!»...

Глава одиннадцатая Галстук в полоску

Это выглядело несколько странно: зрительный зал щецинского театра в тот вечер был перепол­нен, даже поставили дополнительные кресла в проходах, а в восьмом ряду кресло номер 6 по­чему-то все время пустовало. На местах номер 7 и 8, сидели офицер морского торгового флота с женой, а кресло номер 5 заняла какая-то женщина. Когда в зале потух свет, она машинально посмотрела на пустующее кресло.

Почему тот, у кого был билет на это место, не явился на спектакль?

Это маленькое происшествие, которое затро­нуло, возможно, только соседку отсутствующего зрителя, имело между тем связь с событиями ми­нувшей ночи. Когда взвился занавес, никто уже не обращал внимания на пустое место. Однако отсутствие одного театрального зрителя было вы­звано обстоятельствами, касавшимися многих людей.

Незнакомец, задержанный с помощью кре­стьянки — члена земледельческого кооператива, имел заранее подготовленное объяснение. Он зая­вил следователю КПО, который начал допраши­вать его еще на заставе, что является работником пароходства и командирован из Вроцлава на бук­сир «Нептун», стоящий на Одере, неподалеку от Челина. Действительно, у задержанного на ру­ках оказалось командировочное предписание, но тем не менее документы эти вызывали подозре­ние. Прежде всего следователя удивило, что в до­кументах человека, выдающего себя за поляка, значится имя «Антон» вместо общеупотребитель­ного «Антоний». Кроме того, бумаги носили следы умышленного загрязнения. На этом фоне как-то странно свежо и отчетливо выделялись печати.

Пекле быстрой проверки было установлено, что командировочное предписание, как и все осталь­ные бумаги, — фальшивое. То, что задержанный выбросил компас, убеждало пограничников — одно преступление уже является неоспоримым: нелегальный переход границы. Кстати, и сам задержанный перестал отказываться от этого. Он сознался, что действительно перешел границу, но он только контрабандист, и документы купил в Западном Берлине около зоопарка, где и в самом деле концентрируется торговля фальшивыми до­кументами любой страны.

Пограничники передали это дело органам безо­пасности. Задержанный, который уже сознался, что его настоящее имя Адольф Махура, был пере­везен на машине в Щецин. Тем временем началь­ник управления вызвал к себе сотрудника контр­разведки Владислава Стефаняка и поручил ему распутать дело Махуры.

Стефаняк вернулся в кабинет и приготовился к первому допросу. Пока он еще очень мало знает человека, которого утром задержал погра­ничник Цыняк: фальшивые документы, прибыл из Берлина, имел при себе компас. Собственно контрабанда в Польше не в моде, она теперь невыгодна контрабандистам: их стали сурово ка­рать за переход границы. Остается лишь одно: шпион. А если так, то какое он получил задание? Кто прислал его? Кто ему платит? С кем должен был встретиться в Польше?

Разработку схемы допроса прерывает дежур­ный:

— Разрешите доложить? Доставлен задержан­ный на границе Антоний Моравец, он же Адольф Махура.

Стефаняк дает распоряжение привести задер­жанного. Хочет уже положить трубку, но тут вспоминает что-то. Соединяется с городом и на­бирает номер своего домашнего телефона. Отве­чает женский голос. Суровое лицо Стефаняка смягчается, губы сами собой складываются в улыбку.

— Марылька! Я помню, что мы сегодня дол­жны пойти в театр... Да! Но я не приду... Не могу... Нет, нет, это никакое не собрание — я бы заранее знал... Что именно? Голубка, но ты же знаешь, что я все равно не скажу... Иди сама и не сердись, постарайся развлечься и не думай обо мне плохо... Да, еще одно — не жди меня ужинать и ложись спать...

Часовой вводит Махуру и удаляется. В каби­нете остаются трое — Стефаняк, Махура и офи­цер Анджей Бальцерский, который должен вести протокол допроса.

— Садитесь, Махура! Что вас привело к нам?

Стефаняк спрашивает так спокойно, словно до этой поры ничего не слышал о задержанном и ничего не знает по его делу. Зорко присматри­вается к Махуре, когда тот говорит, наблюдает за его жестикуляцией, за способом выражать мысли. Махура неторопливо рассказывает о себе: