Иван Винаров - Бойцы тихого фронта Страница 43

«Так вот она какая — Россия!» — можно было, словно в открытой книге, прочесть на лицах некоторых из них. А ведь это только часть ее… Ее не объедешь на поезде, не охватишь взглядом, даже солнце не может осветить ее всю сразу (когда во Владивостоке всходит солнце, в Минске еще ночь)… «Какая бесконечная земля! Какие богатства! Как ее лучше завоевать? Как захватить эти богатства? Как воевать с этим народом, как его победить?..»

Выехавшие из Вены врагами этой земли, приехавшие, чтобы злословить, вредить, шпионить, некоторые из этих людей прибывали в Китай неузнаваемо переменившимися. Еще в Вене они легко вступали в разговор со мной и моими коллегами, мы быстро находили общий тон и язык. До Москвы совместно ругали все «красное», отворачивались от революционных плакатов и лозунгов на перронах станций, откровенно демонстрировали досаду при неизбежных контактах со всем советским — таможенниками, проводниками вагонов, официантами вагона-ресторана…

Краткая остановка в Москве подстегивала нашу антисоветскую ярость… «Жаль, ах как жаль, что великая Россия попала в лапы этой неграмотной сволочи — лентяям-фабричным, солдатам, вшивым мужикам. Какая трагедия…» Обильный обед в вагоне-ресторане и крепкие французские вина смягчали нашу ярость, поднимали настроение у будущих «хозяев и освободителей России» — мы провозглашали тосты за провал советского строя и пели старинные русские романсы.

Алкоголь мутил сознание собеседников, они теряли над собой контроль и у них помимо воли вырывались отдельные слова и целые фразы, которые о многом говорили опытному уху, давали возможность установить подлинную личность торговых агентов и комиссионеров. В этих фразах содержались не только отголоски дикой злобы и не просто угрозы.

Потом мы доезжали до Урала, этой неисчерпаемой сокровищницы подземных богатств, металлургического сердца России. Возлияния продолжались, но ругань уступала место неистовой злобе. «Смотрите, герр… (перед каждой поездкой я менял имя), смотрите, я узнаю этот хребет. Тут были горнодобывающие концессии французско-бельгийской фирмы. Если бы вы только могли себе представить, какой уголь, какую медь и железо добывали здесь!..» Наши спутники демонстрировали поразительную для обычного пассажира осведомленность об ископаемых богатствах России, об их прежних русских или иностранных владельцах, промышленных запасах, производственной мощности… Я кивал головой в знак полного единодушия. «И эти богатства теперь в руках красных! Нет, это чудовищно! Это действительно надо исправить, господа…»

Впереди был Омск, величественные сибирские реки, тайга.

Тайга в первый момент поражала. Наши попутчики сидели у окон своих купе ошеломленные.

Мы продолжали играть роль независимых торговцев. Но мы успевали подружиться и могли быть откровенными: «Лично для меня, в конце концов, не столько важно, кто владеет этими лесами, этими землями, этими богатствами; для меня главное покупать и продавать, делать бизнес… А большевики оказались дальновидными хозяевами и, извините, честными торговыми партнерами… Простите за откровенность, герр…»

Наши «приятели» кивали головами, пригубливали свои рюмки и продолжали молчать. Если мы намеренно не скрывали своего «настоящего» отношения к этой стране, то у них просто не было сил скрыть необыкновенное смущение, которое охватывало их души…

Когда мы расставались с ними в Китае и пожимали им на прощанье руки, мельком заглядывая в глаза, эти люди отворачивались, боясь, что раскроют перед нами, случайными попутчиками, бездну своей душевной опустошенности.

Мы проехали Иркутск, через несколько часов пути наш состав повернул на юг, и вскоре нашим взорам открылось озеро Байкал, окруженное венком живописных гор и скал, украшенных гигантскими соснами, вечнозелеными елями. Мы наслаждались его могучей красотой.

В ночь на девятые сутки поезд остановился на станции. Отсюда Транссибирская железная дорога шла на восток, к Хабаровскому краю и Приморью до Владивостока, а мы ехали по КВЖД в Харбин, Дайрен, потом пароходом до Шанхая, а оттуда поездом до Пекина — конечной цели нашего путешествия.

4. МИССИЯ БЛЮХЕРА — МИССИЯ ДРУЖБЫ. ПЕРВАЯ ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА В КИТАЕ

В своем стремлении к освобождению Катай на протяжении первой половины нашего века пережил одну за другой три гражданские войны. Первая (1924—1927 гг.) была начата Сунь Ятсеном как война против предательского милитаризма и его опоры — империалистических сил, во имя мирного объединения страны. Как известно, эта первая попытка довести до благополучного завершения дело Китайской революции окончилась провалом из-за измены Чан Кайши и поворота вправо гоминьдана, после преждевременной смерти Сунь Ятсена. Вторую гражданскую войну (1927—1937 гг.) вели революционные силы во главе с Коммунистической партией Китая в южном и центральном районах страны, против изменников гоминьдана за спасение дела китайской революции. Третья гражданская война (1945—1949 гг.), разгоревшаяся после разгрома Советской Армией японских агрессоров на Дальнем Востоке, завершилась полным поражением чанкайшистов и их американских хозяев, победой дела революции, начатой еще Сунь Ятсеном. Создание 1 октября 1949 года Китайской Народной Республики открыло путь для народно-демократических и социальных преобразований.

Читатель, конечно, уже получил представление о том, что счастливое завершение тяжелой, продолжавшейся без перерыва почти полвека революционной войны в Китае было бы немыслимым без огромной материальной, политической и моральной поддержки, которую оказывал революционным силам Советский Союз до самого дня окончательной победы.

Когда я впервые ступил на китайскую землю в начале 1926 года там бушевало пламя первой революционной гражданской войны за объединение страны под эгидой революционного правительства в Кантоне (Гуанчжоу). Как я уже говорил, эту борьбу начал Сунь Ятсен, который натолкнулся на разветвленную сеть заговора, против дела революции, против гоминьдана, против него самого — объединителя и вождя революционных сил.

Этот заговор был организован силами империалистов и контрреволюционеров, видевших для себя смертельную опасность в возможности окончательной победы революции, осуществления ее программных социально-демократических преобразований. Во главе заговора стояли кантонские торговцы — компрадоры. Самым тесным образом связанные с западным, в основном английским, капиталом, они поддерживали постоянные контакты с английской колонией Гонконгом. Это было нетрудно: остров Гонконг находился всего в сотне километров южнее Кантона — расстояние для огромных масштабов Китая незначительное — и в непосредственном соседстве с португальской колонией Макао (Аомынь). Во главе кантонских торговцев-компрадоров встал Чень Лиенбо. Он был в то время председателем Кантонской торговой палаты, его вклады в банках достигали двухсот миллионов долларов. Однако «главным дирижером» заговора являлся англичанин Роберт Годен, шеф Гонконгско-Шанхайского банка, крупный финансист, представитель западных финансовых монополий, чьи хищнические интересы были тесно связаны с богатствами Китая.