Холодная комната - Григорий Александрович Шепелев Страница 45

– Не плюйся, …! – рявкнула цветочница, – здесь интеллигентное место!

– Интеллигентное? А чего ты тогда здесь трёшься?

– Мурлом торгую!

Светало. Людей на площади прибавлялось. В кафе зашло несколько студентов. Им нужно было опохмелиться перед учёбой. Дама в песцовой шубе, остановившись перед ларьком, спросила коробку чая. Матвей продал. Он знал цены.

– Вас закрывать там не собираются? – поинтересовалась цветочница, также вытащив сигареты и закурив.

– С какой стати нас закрывать? – не понял Матвей.

– Так ведь говорят, что скоро все рынки в Москве закроют!

– Думаю, это слишком проблематично. Проще закрыть твою пасть.

– Ты, …, самый умный? – ни с того ни с сего вспылила девчонка, – раз сказали – закроют, значит – закроют! Или ты думаешь, тебя спросят?

Матвей хотел продолжить дискуссию, но тут дверь ближайшего из недавно выстроенных на площади магазинчиков распахнулась, и вышла девушка в долгополой дублёнке, вязанной шапочке и ботинках, подбитых мехом. Шапочку распирали торчащие почти перпендикулярно большие уши. В одной руке девушка держала бутылку водки, в другой – пакет томатного сока.

– Слушай, я вчера куртку, юбку и сапоги быстрее купила, чем ты – бутылку! – набросилась на неё цветочница, – твой жених долбанутый мне тут успел все мозги засрать! А ну, убери его за прилавок, чтоб он на глаза мне больше не попадался!

Сдержанно улыбнувшись Матвею и поглядев на зарю за станцией, лопоухая девушка обратилась к подруге:

– Одеждой ты создаёшь свой облик, а водкой – внутренний мир, своё самоощущение во Вселенной. Ты что-нибудь продала?

– Вот он продал чай! – взвизгнула цветочница, указав на Матвея так, будто бы он продал килограмм героина. Матвей отдал лопоухой деньги. Спросил:

– В честь чего опять нажираться будете?

– В честь мороза.

Ответив так, лопоухая прошмыгнула в ларёк. Там она, поставив свои покупки на стол, достала из-под него две ложки, миску салата из огурцов с редиской и упаковку пластиковых стаканчиков. Вслед за нею вошла в ларёк и цветочница.

– За цветами следи! – тявкнула она на Матвея.

– А вас хозяйка не заругает? – обеспокоился тот. Ушастая дама, скручивая с бутылки пробку, дала ответ:

– Нет, конечно. У Дашки через четыре дня – День рождения.

– Через три, – уточнила, сгрызая угол пакета с соком, цветочница, – и не у меня, а у Машки.

– Что ж вы не позовёте её?

– Да сама притащится! Она водку чует за километр, как акула – кровь.

Девушки налили сок в три стаканчика и в три – водку. Матвей взял по одному. Выпили, запили. Идущие мимо люди если и обращали на них внимание, то спокойное, с осознанием права и даже необходимости создавать своё самоощущение во Вселенной.

– Ты салат будешь? – спросила Матвея Дашка, взяв у него стаканчики.

– Нет, не буду.

– Ну и дурак! Отличный салатик.

– Очень возможно. Но я не ем, когда пью.

– А ты вообще когда-нибудь ешь? – заорала Дашка, и, потянувшись к Матвею, впихнула обе руки ему под бушлат, чтоб пощупать рёбра, – ой, какой тощий! Кости одни! Если вы с Маринкой когда-нибудь дозреете до перепихнина, кровать под вами ни разу даже не заскрипит!

Маринка невесело усмехнулась. К цветам, тем временем, подошёл мужчина весьма брутального типажа. Матвей сообщил об этом развеселившейся Дашке. Та, набив рот салатом, ринулась к покупателю, и Матвей не замедлил воспользоваться возможностью оказаться рядом с Маринкой. Она его обняла, но, когда он прильнул губами к её губам – отстранила, бескомпромиссно мотнув ушами, и села на складной стульчик.

– Устала я! Отвяжись! Всю ночь не спала.

Матвей вынул сигареты и закурил.

– Я тоже всю ночь не спал.

– Почему?

– А ты почему?

– Ужастик смотрела. Четыре серии. Мне Оксанка дала кассеты только до пятницы. Очень страшный! Теперь неделю глаз не сомкну.

– А я…

– Почём у вас гречка, миленькие мои? – вдруг остановилась перед ларьком древняя старушка с пустой авоськой.

– По двадцать два пятьдесят, – сказала Маринка. Бабка, заойкав, поплелась дальше.

– А я участвовал в нём, – закончил Матвей.

– Не поняла. В чём?

– В ужастике.

Вскинув брови, Маринка стала глядеть в упор на Матвея и вопросительно есть салат. Матвей стал рассказывать. По порядку, начав с бомжа. Когда он дошёл в рассказе до своего выхода из клетки, вернулась Дашка.

– Семь белых взял! – крикнула она, с триумфом размахивая купюрами, – по тридцатнику! Ох, тяжёлый! Военный, кажется. Срезы, …, ему не понравились!

– Дашенька, отойди, пожалуйста, – тихим, сдавленным голосом попросила Маринка, отложив ложку, – нам очень нужно поговорить.

– Я всё поняла. Болтайте, сколько хотите! Только давайте сперва ещё вмажем по стакану.

Спорить было бессмысленно. Быстро выпив, Дашка вернулась к своим цветам, и Матвей продолжил рассказ. Маринка его не перебивала и отводила взгляд от его лица лишь тогда, когда подходили потенциальные покупатели. Ни один из них надолго не задержался, так как она объявляла цены две тысячи двадцатого года, хоть был ещё только тысяча девятьсот девяносто восьмой. Но от двух приятельниц, прибежавших, как предрекала Дашка, на запах водки, не удалось отделаться так легко. Пришлось отдать им бутылку.

– Ну, так и что было дальше? – поторопила Маринка, когда они, наконец, ушли.

– Да, в принципе, ничего. Взяли у меня отпечатки пальцев, сделали фоторобот этой паскуды, и тут как раз моё алиби подтвердилось – ну, что я в ночь с четверга на пятницу был у друга. А потом Мальцеву сообщили, что где-то здесь, в каком-то подъезде, нашли зарезанного бомжа. Сергей Афанасьевич моментально повёз меня и Дениса в морг. Я бомжа узнал, Денис – тоже.

– Всё, Матвей, хватит, – проговорила Маринка и провела варежкой по лбу, как будто стирая пот. Матвей разозлился.

– Что значит – хватит? То расскажи, то хватит! Ты разберись, чего тебе нужно!

– Ну, хорошо. Рассказывай дальше.

– Так я уж всё рассказал!

– Ну, тогда иди, продавай наждачку. Ко мне хозяйка приходит в десять. Если она тебя здесь увидит – мне по ушам влетит, а они и так у меня несчастные. До свидания.

Наклонившись, Матвей куснул Маринку за шею и сразу выбежал, успев всё же словить от неё пинка. Ему было весело, потому что и Самоощущение во Вселенной наладилось, и Маринку, судя по её роже, его рассказ глубоко потряс.

Над городом взошло солнце. Стёкла домов слепили глаза. Было минус двадцать. Перейдя улицу по подземному переходу, Матвей купил в палатке фастфуда жареную куриную ножку, и, уплетая её, очень не спеша направился к рынку. Рынок вовсю работал. Дениса не было. Зато был Борис, компаньон Матвея. Палатка у них была одна на двоих, чтоб меньше платить, а товар – у каждого свой. Боря, в прошлом слесарь-сантехник, торговал тем, что ему несли со складов бывшие коллеги: розетками, электродами, инструментами, выключателями, деталями унитазов. Иногда брал различный товар на реализацию. Характер он имел непростой, а вид – вполне безобидный: ростом был мал, умеренно толст, носил небольшие усики и почти всегда улыбался, прищуривая глаза неопределённого цвета. Одевался как дед Мазай, хотя обладал неплохой жилплощадью