Джакомо Казанова - Любовные и другие приключения Джиакомо Казановы, кавалера де Сенгальта, венецианца, описанные им самим - Том 1 Страница 50

— Вот вам проект, господин Казанова. На титульном листе значилось: “Лотерея на девяносто выигрышей, определяемых один раз каждый месяц”. Я возвратил ему тетрадь и с величайшей уверенностью ответил:

— Сударь, должен признаться, что это и в самом деле мой проект.

— Но вас опередили, составитель его господин Кальсабиги, здесь присутствующий.

— Мне чрезвычайно приятно, что наши суждения совпадают. Осмелюсь только спросить, по какой именно причине вы отклонили сей проект?

— Противу него есть возражения, и довольно основательные, на которые отвечают весьма туманно.

— Со своей стороны, — холодно возразил я, — вижу только одну причину, а именно — король не пожелает дозволить своим подданным играть.

— Сию причину, как вы понимаете, можно не брать в соображение. Король позволит забавляться лотереей всякому, сколько ему угодно. Но будут ли играть?

— Мне удивительно, как можно в этом сомневаться, если, конечно, выигравшие будут уверены, что получат своё.

— Предположим, они станут играть, но где взять средства?

— Нет ничего проще, сударь. Королевская казна, указ Совета. Нужно только, чтобы нация поверила в способность короля выплатить сто миллионов.

— Сто миллионов!

— Да, сударь. Надобно поразить воображение.

— Но чтобы Франция поверила в это, следует предположить, что король действительно может проиграть их. А возможно ли сие? 

— Безусловно. Но так может случиться лишь после того, как будет получено не менее ста пятидесяти миллионов, и, следственно, не возникнет никаких существенных затруднений. Зная силу политического исчисления, вы должны признать это.

— Сударь, это не только моё мнение. Согласитесь, что при первом розыгрыше король может потерять непомерную сумму.

— Возможно. Однако между причиной и действием, между возможным и сущим лежит бесконечность. Смею уверить вас, что для полного успеха лотереи королю надобно при первом розыгрыше потерять крупную сумму.

— Что вы, сударь! Это было бы величайшим несчастьем.

— К таковому несчастью следует стремиться. Моральные побуждения суть лишь вероятности. Как вам известно, сударь, все страховые конторы процветают. Я готов доказать перед любыми математиками Европы, что, если не вмешается Всевышний, королю никак невозможно не выиграть в этой лотерее один к пяти. В этом весь секрет. Согласитесь, разум обязан признавать математические доказательства.

— Не сделаете ли вы нам любезность изложить перед Советом ваши соображения?

— С величайшим удовольствием.

— И ответите на все возражения?

— Надеюсь, я смогу это сделать.

— Не покажете ли вы мне свой проект?

— Только в том случае, сударь, ежели согласятся принять его и гарантируют мне те преимущества, кои я сочту необходимыми.

— Но ведь ваш проект совершенно совпадает с тем, который перед вами.

— Сомневаюсь. Я вижу господина Кальсабиги впервые, и поелику ни он не посвящал меня в свой проект, ни я его в свой, весьма затруднительно, и навряд ли вообще возможно, чтобы мы были согласны по всем пунктам. Кроме того, в моём проекте исчислена общая прибыль короля за год, что доказывается самым положительным образом.

— Значит, можно отдать сие предприятие компании, которая уплатит королю заранее определённую сумму.

— Прошу прощения, но я не хотел бы связывать себя с каким-либо обществом, ибо оно, желая увеличить доход, на самом деле сократит его.

— Непонятно, как это может произойти.

— Тысячами способов, каковые я готов изложить вам в другой раз, и, несомненно, вы согласитесь со мною. Я приму участие в этой лотерее только при условии, если она будет королевской.

— Господин Кальсабиги держится точно такого же мнения.

— Сие мне весьма приятно, но отнюдь не удивительно, ибо рассуждение и должно было привести его к этому.

— Во сколько оцениваете вы прибыль?

— В двадцать процентов. Тот, кто отдаст шесть франков, получит пять, и, несомненно, ceteris paribus,[13] вся нация заплатит монарху не менее пятисот тысяч франков в месяц. Я докажу сие Совету, ежели он, признав истину, основанную на физическом или политическом исчислении, не станет уклоняться от той цели, достижение коей вполне несомнительно.

Я чувствовал, что могу говорить и отвечать, и испытывал от сего превеликое удовольствие. Мне понадобилось выйти на минуту, и когда я возвратился, все эти господа собрались в кружок и с величайшей серьёзностью обсуждали мой проект.

Ко мне подошёл г-н Кальсабиги и прочувствованно пожал мою руку, изъявив при сём желание поговорить со мною. Я отвечал, что почту за честь более близкое с ним знакомство. На этом, оставив г-ну дю Вернэ свой адрес, я откланялся, не без удовольствия приметив на всех лицах произведённое мною благоприятное впечатление.

Через три дня явился г-н Кальсабиги, и я принял его как мог любезнее, заверив, что не был у него с визитом только из боязни лишнего для него беспокойства. Ответствовав на сие в свою очередь любезностями, сказал он, что решительность моя поразила этих господ, и ежели я пожелаю ходатайствовать перед генеральным контролёром, мы сможем получить лотерею и извлечь из неё немалую выгоду.

— Однако, — отвечал я, — хотя сами они должны получить ещё больше, что-то не видно с их стороны поспешания. Меня никуда не приглашали, но это их дело, поелику у меня есть надобности поважнее этой.

— Сегодня вас должны известить. Я знаю, что господин де Булонь говорил о вас с господином де Куртэйлем.

— Превосходно, но, поверьте, я не просил его об этом.

Поговорив ещё несколько минут, он самым дружественным тоном пригласил меня отобедать у него, на что я согласился, ибо таковое приглашение было для меня весьма приятно.

Когда мы выходили, мне подали записку г-на де Берни, которой сей любезный аббат извещал меня, что ежели я приеду завтра в Версаль, то буду представлен маркизе де Помпадур и встречусь с г-ном де Булонем.

На следующий день, вставши за два часа до света, я отправился в Версаль, где г-н де Берни радушно встретил меня и шутливо сказал, что, если бы не он, я никогда не узнал бы о своих талантах по финансовой части. — “Господин де Булонь говорил мне, что вы поразили господина дю Вернэ, которого все почитают за одну из умнейших голов Франции. Рекомендую вам, любезный Казанова, не пренебрегать этим знакомством и усердно свидетельствовать ему своё почтение. Могу заверить, что, благодаря вам, лотерея будет разрешена, и вы должны подумать, как лучше ею воспользоваться. Когда король поедет на охоту, ждите в малых апартаментах. При первой же благоприятной минуте я представлю вас знаменитой маркизе. После сего не забудьте побывать в бюро иностранных дел и представиться от моего имени аббату де ля Биллю. Это первый чиновник, он примет вас наилучшим образом”.