Охота на убитого соболя - Валерий Дмитриевич Поволяев Страница 62

Выругал себя – действительно, он цитрус! Зеленый, кислый, сводящий зубы и скулы судорогой, ни на что, даже в чай «для духа» не годный… Цитрус, самый настоящий цитрус!

Двенадцатая буровая

Иван Косых проснулся рано утром – на улице едва брезжило, слабенький свет с трудом пробивался сквозь окно, окрашивая комнату с тремя кроватями и печушкой-«козлом» в жиденький серый цвет.

«Самая пора копалух бить, – подумал он и зевнул длинно, с подвывом, потом сделал усилие и сбросил с себя одеяло. – Снег перестал сыпать, – удивился он, – Теперь уж развиднеется. Лишь бы дождь не пошел. Дождь, он часто бывает после снега. А если уж пойдет, то надолго, и тогда вертолета не видать, как собственных ушей. Но не должен пойти, не должен. Значит, Ми-восьмой будет, вот и передам ребятам связку копалух. Надьке вручат. Пусть знает, что муж и в тайге о ней заботится», – думал Косых.

Он оделся, обернул ноги сухой прохладной портянкой, проверил, не трет ли где. Потом, прихватив из чулана малокалиберную винтовку, вышел из дома.

Рождающийся день, раздвинув тайгу, обнажил вырубленную поляну с домиками, в которых еще не было живых огней; склад соляра, расположенный на бугре, у края «песка» – длинной и узкой, как дорога, площадки-аэродромчика, оставленный жившими здесь до буровиков сейсмиками; старый гусеничный вездеход, уткнувшийся радиатором в сучкастый сосноватый комель… Вездеход походил на танк своими формами, защитной окраской бортов и большими колесами-катками; перед ним, как перед подбитым танком, темнела вдавленная в землю гусеница, съеденная ржой. Косых обошел домик с тыльной стороны, нырнул под брезентовый навес, где холодной громадой высился ЗИЛ-131. Мутные фары были похожи на рыбьи глаза. Ездили на грузовике три человека, имеющие права, – мастер Сазаков, бурильщик Жименко и дизелист Косых. Сазакова и Жименко на буровой не было – должны сегодня прилететь, поэтому грузовиком распоряжался Косых. Одной автомашины в бригаде было достаточно, ездить все равно некуда – кругом тайга, болота, зверь и птица; есть места, где вообще не ступала нога человека. Имеется, правда, проложенная бульдозерами пятикилометровая дорога – по ней перетаскивали вышку с первой скважины, когда начали проверять Тром-Аганскую площадку. Та скважина оказалась пустой, вторая, кажется, тоже… Но начальство считает, что площадку надо проверить практически – бурением. А вдруг нефть брызнет?

«Жди, брызнет, – усмехнулся Косых. – Только деньги на ветер брызнут».

Как всякий охотник, он знал, что в предзимье глухари и глухариные самки – копалухи – выходят на песчаные придорожные куртины клевать кремешки. Зимой они питаются хвоей, а хвоя, известное дело, жесткая, сухая, остистая, переваривать ее, что проволоку, вот глухари и перетирают хвою в желудках кремешками. Убей сейчас глухаря, вскрой брюшко, так в распластованном «пупке», на ороговелой пленке среди складок будут лежать большие, в половину воробьиного яйца, голыши. Когда же вспарываешь желудок глухаря, убитого весной, то вместо голышей там поблескивают тонюсенькие прозрачные пластинки. Все, что остается.

Глухарь в предзимье доверчив и сонлив. Человека, если пеший идет, подпускает метров на семьдесят, а грузовик и вовсе за лесного зверя принимает – позволяет подъехать близко и взлетает из-под колеса.

Косых завел машину не сразу – мотор, остывший за ночь, капризничал минут десять, прежде чем заработать, да еще несколько минут пришлось гонять его вхолостую, чтобы прогрелся. Пока прогревался, Косых извлек из кармана нераспечатанную пачку патронов, вскрыл ее – капсюльные задки патронов поблескивали матово-черным. Целевые – с ровным завесой пороха, с хорошо подогнанной пулей.

Полюбовавшись патронами, открыл ящичек в приборной панели, положил пачку на приступку; винтовку же с выдвинутым затвором приспособил рядом. Вот и все приготовления.

Он натянул кепку на глаза, ограничивая козырьком сектор обзора, чтобы взгляд был сосредоточен на дороге, и выехал из-под навеса.

Дорога, пересекая вертолетный «песок», спускалась к Тром-Аганке – узкой, на редкость спокойной и рыбной протоке, отрывающейся километрах в десяти от реки Ялмы и километров через двадцать вновь соединяющейся с ней.

За поворотом Косых сбавил скорость. Мотор на низких оборотах завыл натужно, требуя свободы, быстроты.

– Но-но, зверюга, – успокаивающе предупредил Косых машину.

Дорога то скатывалась под радиатор, то лентой уходила вдаль, врезаясь в неподвижную стену кедровой тайги. Косых старательно объехал две заполненные мерзлой водой глубокие рытвины, подумал, что охота сегодня может выйти неудачной – ветер поднимается, а глухарь от ветра за поваленными корчами прячется, там его не углядишь, не выгонишь… Все к тому, что глухарь сегодня на дорогу не выйдет. Выбраться, что ли, из машины да побродить по тайге, вспугнуть птицу?.. Но кто же стреляет глухаря малокалиберной пулей, когда он, вспугнутый, взлетает из-под ноги? Ровно что в пустое небо палить. Нужны ружье, дробовые заряды.

За поворотом он заметил, как с дальнего облыселого кедра молнией сорвалась палюшка – черная тетерка – и низами ушла в сторону, виляя между стволами. Палюшка вселила в Косых уверенность: значит, есть птица!

На брошенной бурильной площадке он развернулся, объехал гору отработанного железного хлама, а вырулив на дорогу, увидел, что метрах в пятидесяти от него на свежую колею выскочила едва приметная серенькая копалуха и принялась решительно ковыряться клювом в песке.

– Сумасшедшая, что ли? – недоуменно пробормотал Косых.

Он сбросил скорость, машина теперь еле ползла, подкрадываясь к птице. Копалуха, спокойная, доверчивая, деловитая, и внимания не обращала на приближающуюся смерть. Когда до птицы осталось метров семь, Косых дернул рукоять тормоза. Копалуха удивленно повертела головой и, словно не было машины, вновь принялась выклевывать камешки из пробитой в снегу колеи.

– Счас я тебя и приголублю, – сказал Косых, вгоняя патрон в казенник. – Счас и откроем счет.

Он отворил дверцу кабины, пристроил ствол на ребровине полуопущенного стекла, как на упоре. Зная, что копалуха не улетит – не углядит она человека, сидящего в кабине, целился долго, основательно, нащупывая мушкой корень шеи. Потом плавно нажал пальцем собачку и, еще не услышав выстрела, увидел, как подпрыгнула копалуха и грузно шмякнулась оземь, заметелила крыльями по колее, взрыхляя и разбрасывая в стороны снег.

– Один – ноль, – сказал довольный Косых, выколачивая дымную и теплую гильзочку себе на ладонь – пустые стакашки патронов он обменяет в городском комитете ДОСААФ на полные пачки.

Он подошел к копалухе – та перестала уж биться, – поднял с земли, с несколько запоздалым удивлением заметил, что правое крыло птицы вроде бы меченое, будто помазано чем-то пегим с редким изумрудным оттенком – похоже, какой-то жидкостью, может, чернилами?.. Но нет, цвет был природным. Косых попытался припомнить что-либо,