Охота на убитого соболя - Валерий Дмитриевич Поволяев Страница 65

– Тебе б пора «Записки охотника» сочинять, – съязвила тетя Оля.

– Сочиню. – Косых в ответ хлопнул дверью, вздыбив марлевую занавеску.

Завтракать он не вернулся.

– Теть Оль, – Витькин вид был удрученным, – он же от чистого сердца…

– Браконьерит – да, от чистого сердца, – сказал Поликашнн. – За это штраф положен, да кое-что еще… С песочком.

– А мне Косых нравится, – заявил Витька и, взглянув на Жименко, прыснул тоненько.

– Что-то веселья у нас сегодня много… Недельную норму по смеху выполнили. Не к добру это.

– Поживем – увидим. – Кеда первым поднялся из-за стола и выглянул в темное, исполосованное изоляционной лентой оконце. – На дворе сентябрь, а белые мухи уже третий день летают.

Витька Юрьев шел к себе в избу по размякшей, заслеженной тяжелыми сапогами тропке и думал о буровой бригаде, о тех, с кем ему теперь предстоит работать. Может, даже всю жизнь.

Первым на смену вахт пришел Жименко, выудил из-за уха окурок «Орала» – так бурильщики на свой лад звали болгарские сигареты «Опал», – сунул в обветренные губы, стал придирчиво оглядывать буровое хозяйство. Вид у него был недовольным и кислым: то одно не нравится, то другое, то вертлюг в грязи, то доска у помоста выкололась, то еще какая-нибудь хреновина не на месте находится. Витька Юрьев даже не поверил, что этот хмурый человек всего час назад мог заразительно хохотать и над своим несуразным видом, и над любой другой мелочью. «“Вот тебе, бабушка, и Юрьев день”, – вспомнилась пословица. – Начальство мягко только стелет, спать же жестко будет…»

– Товарищ Жименко, хотите анекдот? – спросил Витька.

– Валяйте, товарищ Юрьев, – нехотя бросил Жименко, чиркнул спичкой о серную боковину коробка.

– Некто запрягает лошадь. А ему и говорят ехидным голосом: «Некто, вы почему запрягаете лошадь задом наперед?» Некто не менее ехидно отвечает: «А вы откуда знаете, куда я поеду?» – Витька умолк и глянул чистым рысиным глазом Жименко в рот, ожидая, когда тот рассмеется. Тот не рассмеялся и вопреки ожиданиям пыхнул душистым дымком Витьке прямо в лицо.

– Когда я был маленьким, у этого анекдота была вот такая вот борода. – Жименко провел ладонью по животу, потом произнес скороговоркой: – Знаешь, за что Каин убил Авеля? А за то, что тот рассказал старый анекдот. Давай-ка работать.

Витька смутился, лицо его покрылось красными оладьями пятен.

Рядом остановились Кеда и Колышев.

– А вот и Два К! – резюмировал Жименко, гася чинарик о каблук сапога.

– Ты что приуныл? Выше нос. – Подошедший Кеда обхватил Витьку за плечи. – A-а, Жименке на язык угодил! Все перемелется, мука останется. Это он для виду. Психологический фактор, так сказать. Если на всякую кислятину обращать внимание, то жизнь слишком короткой будет. – Он нагнулся к Витькиному уху, зашептал хитро: – Говорят, мы пустое месторождение бурим… Одну скважину пробили – пусто, другую проколупываем – тоже, кажись, пусто. А я чую нефть. Вдруг найдем, а? – Он прищурился. – Вот ты, к примеру, найдешь… Тебе ж в таком разе благодарные потомки памятник соорудят. Представляешь? Стоишь на мраморном пьедестале, заложив лапу за борт спецовки, как Наполеон, и вид гордый. А?

Он прищурился.

Последними на вахту прибрели дизелист Косых и Сазаков, мастер. Подминая ступени, Сазаков поднялся на мостки. Он был малоразговорчивым, грузным силачом с крохотными, но очень живыми глазками, странно выглядевшими на огромном загорелом лице. Всего месяц назад он был переведен в бурмастера из НГДУ – нефтегазодобывающего управления, где жизнь для него была вольготнее и даже денежнее, чем у геологов-буровиков, которые забирались в тайгу на неделю, на две и на три и сидели безвылазно у черта на куличках – ни тебе кино, ни кафе-ресторана, ни городского тротуара… Сазаков молча поднял засаленный ватный полог, прошел в дизельную, прислушался к мощному реву работающих дизелей, постоял с минуту у верстака, где Косых уже обрабатывал рашпилем какую-то мудреную деталь, – Сазаков определил: эбонитовую ручку для ножа, но не сказал ничего, прошел к яме с глиняным раствором. Раствор был еще теплым и курился паром – вертолет привез на буровую не только вахту, но и полторы тонны бентонитовой глины – разорванные бумажные мешки грудой были сложены здесь же, на краю ямы. Сазанов, нагнувшись, поболтал пальцем в растворе, растер его на ладони.

При бурении скважин глиняный раствор играет едва ли не главную роль: глиной промывается долото, глиной укрепляются стенки скважины, которые могут обвалиться и намертво схватить километр труб, глина приводит в движение турбину, выносит разбуренную породу на поверхность, создает противодавление на нефтяной пласт, и, если нефть прорвется наружу, ее загоняют назад опять-таки глиной, глиной затыкают и скважину… Буровики даже считают, что хорошая глина – это те же премиальные.

– Давно свежий раствор начали закачивать? – спросил Сазанов, вернувшись на мостки.

– Минут пятнадцать, как начали.

– Плотность какая?

– Одна и две десятых!..

– Одну десятую сбросим.

– А если нефть? – неожиданно спросил Жименко. – Если нефть попрет?

– Откуда? Всем известно, что нефтью здесь и не пахнет. Геологи не дураки, все облазили.

– Все равно облегченным раствором не положено бурить.

– Напрасно, – спокойно проговорил Сазаков, – чем жиже раствор, тем выше скорость бурения.

– Все равно, – бросил Жименко.

– И тем не менее попробуем. Я займу ваше место, а вы у меня пока постоите помбуром. Лады? – Сазаков спустился с мостков и пошел вдоль зарослей кедрача к мокро темнеющим невдалеке домикам – переодеваться. Жименко проследил за ним взглядом, на лице – уже знакомое кислое выражение. Предложение Сазакова он принял без восторга.

– Все мы чемпионы…

– А ты не стрекочи, побереги нервы, – посоветовал Кеда. – Смену и помбуром отстоишь. А нервы, пишут, новые не вырастают.

– Из меня чемпион все равно, что из мастера – Джина Лоллобриджида.

– А что? Накрасить губки, навести реснички…

Жименко подошел к перильцам мостков, посмотрел в сторону изб – все избы стояли на своих местах, в нескольких горел свет, на единственной улочке было пусто. Со стороны густо поднявшейся за «песком» тайги наползало несколько фиолетовых, с ровно обрезанными краями туч, уже накрывавших землю ночной темнотой.

Жименко подумал, что минут через двадцать эти бомбардировщики начнут разгружаться над их головами, залепят снегом. Из-за домов показалась человеческая фигура, направляющаяся к буровой. «Быстро обернулся», – мелькнуло в голове. Сазаков широко вышагивал по тропе, постукивая веткой по голенищу кирзового сапога. Когда-то, до техникума, он работал помощником бурильщика в Башкирии, но прошло вон сколько времени… Верно, уже успел растерять навыки…

Поднявшись на мостки, он приказал закачивать в скважину раствор плотностью один и один.

Из-под полога выбрался Косых, стукнул себя кулаком в грудь.

– Воздух-от, а? Режь ножом и на хлеб намазывай. Мастер, рукавицы нужны! – потребовал он.

– Не дам, – спокойно ответил Сазаков и пожевал губами.

Раз жует – значит, недовольный.

– Не жмись. Не из своего же кармана.

– Чего жаться? Госимущество. За него я собственным котелком отвечаю. Не ты, а я… Пара рукавиц – рупь двадцать! Во!