Повести о чекистах - Василий Степанович Стенькин Страница 79

— Виноват, извините, — поспешил успокоить ее Зуев. — Но, видите ли, я когда-то работал с Василием в лесничестве, хорошо знаю его. Поэтому и полюбопытствовал.

— Тогда другое дело, — помедлила она и добавила: — Брат он мне тоже. Родной брат. Только утонул он. Успокой, господи, его душу, — Каталина осенила себя подобием креста. Но голос, которым она говорила о брате, был бесстрастный, равнодушный.

В это время в комнату влетел стремительно вихрастый мальчуган лет десяти-одиннадцати. Не обращая внимания на посторонних, потребовал:

— Давайте обедать, тетя. Папа сказал, чтобы мы не ждали его. Он оставил вам записку, — мальчик побежал к небольшому столу, на котором лежали книжки и тетрадки, выхватил из-под них листок бумаги, исписанный крупным ровным почерком, прочитал его содержание: — «Дорогая Каталина, я ушел к Зосиме на свадьбу, он женит сына. Там будет и Томаш, значит, я узнаю, достал ли он для тебя приданого. Вернусь когда — не знаю. Береги Габора. Петр».

Выдавать себя за обследователей дальше не имело смысла. Зуев решил представиться, предъявил документ, а затем спросил Каталину, кто эти люди, о которых пишет брат, о каком приданом идет речь в записке. Лицо женщины стало бледно-восковым. Видно было, что приход чекистов ее сильно напугал. Раздражительность сменилась робостью. Она вдруг стала запинаться, руки ее задрожали.

— Томаш — железнодорожный машинист, — проговорила она упавшим голосом, — фамилии его не помню. С Зосимой я не знакома… Знаю только, что он человек старый, живет не то в Вилоне, не то в селении… Малые Вары…

Затем, опустив глаза, добавила: — Приданое брат готовит мне. Я собираюсь выходить замуж.

Прикрыв ладонью набежавшую улыбку, Пивень вышел в прихожую, оставив дверь в комнату открытой. Некоторое время доносился лишь скрип половиц под его ногами. Зуев записывал показания Каталины и прислушивался к шагам лейтенанта. Вдруг что-то с треском грохнуло об пол. Старший лейтенант метнулся на звук и увидел, что Пивень стоял перед входной дверью, у его ног лежало несколько кирпичей, пол был припорошен известковой крошкой, а в стене над дверным проемом зияла огромная дыра.

— Федосыч, посмотри сюда! — указал лейтенант на болтавшийся на одном гвозде наличник и добавил, глядя на подскочившую к нему Каталину: — Ну и нерадивый у вас хозяин. Наличник надо было бы прибить покрепче. Не ровен час, свалится кому-нибудь на голову.

Каталина, судорожно комкая концы цветистого платка, накинутого на плечи, выпрямилась и дрожащим от волнения голосом проговорила:

— Хозяин здесь ни при чем. Это все проказы нашего Габора. За ним глаз да глаз нужен.

Из комнаты высунулась всклокоченная голова мальчика.

— Неправда, тетя, неправда! — с обидой возразил он. — Папа недавно что-то делал с дверью. Вас не было дома. Он даже меня выпроводил на улицу. А вы валите все на Габора.

— Ну, ну. Разберемся и без тебя, — цыкнула на него Каталина. — Пойди погуляй с полчаса, а потом придешь, будем обедать.

Габор выхватил из кухонного стола кусок хлеба и убежал на улицу.

Чекисты переглянулись. Зуев достал из своего чемоданчика карманный фонарик и подал его Пивню. Тот осветил дыру в стене, просунул в нее руку и вытащил металлический ящик и еще-что-то плоское, завернутое в клеенку. Ниша в стене служила хранилищем. Проникнуть в него можно было после того, как удалишь наличник. Каталина стояла ни жива ни мертва: плечи ее опустились, спина сгорбилась, тонкие посиневшие губы плотно сжались. Она на глазах постарела. Дальнейшая беседа с ней ничего не принесла. Она явно перепугалась и отвечала на все вопросы невпопад.

Пока Зуев пытался добиться от нее вразумительных объяснений, Пивень занялся содержимым тайника. Открыв крышку ящика, он обнаружил кожаную папку, набитую бумагами. Текст их был записан на так называемом рутинском языке. Под папкой лежал один экземпляр «Майн Кампф» Гитлера, ниже — бухта бикфордова шнура и коробка взрывчатки.

— О це богата пожива! — хохотнул Остап, взвешивая на ладони взрывчатку. — На всех хватило бы. — Затем он взял из папки один из документов. Это была рукописная копия тайного донесения в венгерское жандармское управление города Ужгорода о недовольстве группы железнодорожников хортистскими войсками Закарпатья, подписанная Скользящим. Ниже дата: 24 марта 1939 года. Пивень показал документ Каталине.

— Вам знаком этот почерк?

Та отрицательно покачала головой.

— Да это же нетрудно установить, — подошел Зуев. — Где записка вашего брата?

Она лежала на столе. Сличили. Обе бумаги были написаны одним почерком. Это говорило о том, что Петр Зубан сотрудничал с жандармерией под кличкой Скользящий.

— Вот так-то, браток. — Зуев подошел к Пивню, перебирающему бумаги, лежащие в папке. — Интересный мы установили факт. Зубан — Скользящий. Действительно, скользкий тип. Как ушел от нас — прямо сквозь пальцы.

— А вот и тайник, — Остап бережно двумя пальцами взял бумажку с карандашным наброском плана местности. — Может, Резник в своем письме упоминал именно о нем?

Среди цифровых обозначений и карандашного наброска одинокого дерева в плане было еще полустертое слово, которое читалось как «мелинит» или «менингит».

Зуев все уложил в металлический ящик, предварительно дав расписаться Каталине. На улице он приказал Пивню не спускать глаз с дома, сам же отправился в отдел докладывать Чащину о своих успехах.

Глава VII

КОНЦЫ В ВОДУ

Оставшись один у дома Петра Зубана, Пивень прикинул, где ему лучше находиться, чтобы не привлекать к себе особого внимания селян. Он пробежал глазами по улице и решил, что в дневное время лучшего места, как усесться на завалинке рядом с магазином, ему не найти. Здесь всегда толпится народ, и на него никто не обратит внимания. Сельмаг стоял в одном порядке с домом Каталины, и от него хорошо просматривались входная дверь и весь двор.

К вечеру прикатил на автофургоне Зуев. С ним было еще два оперативника, Пивень доложил, что за время его дежурства Каталина выходила на улицу только раз. Она постучалась к соседке, — лейтенант потом установил, что там живет больная старушка, — побыла у нее с