Геннадий Гусаченко - Покаяние Страница 91

Выдвигалось много версий. Не исключалось, что сексуальный маньяк убивает их в другом месте, а трупы привозит в лес и выбрасывает.

Весь наш отдел два месяца «стоял на ушах» без сна и отдыха. Преступления взял под личный контроль министр внутренних дел генерал–полковник Щёлоков.

Начальник Приморского УВД то и дело звонил Горвату с одним и тем же вопросом:

— Какие зацепки?

— Работаем… Засады устраиваем в Сахарном ключе… Автомобили досматриваем… Сигналы граждан проверяем… — докладывал Василий Васильевич, вскакивая из–за стола при разговоре с высоким начальством. И неизменно из трубки в ответ слышался громкий сердитый голос:

— Хреново работаете! Вам жмуров на похоронах таскать и окурки на помойках собирать, а не тяжкие преступления раскрывать! Дуболомы!

Выслушав обидную тираду генерала, Василий Васильевич с гневом обрушивался на оперов, следователей, участковых уполномоченных, постовых милиционеров, гаишников и других сотрудников, собравшихся в ленкомнате на совещание. И каждый получал по «втыку».

А ложных сигналов от перепуганных жителей приморского города было множество.

Кто–то видел, как какой–то водитель целовался в лесу с девушкой и даже номер машины запомнил. Едем, проверяем. Какая–то дворничиха заприметила подозрительного вида мужчину, пристававшего к школьницам в скверике. Бежим, сломя голову, ищем тех девчонок, опрашиваем.

Или мальчишки распишут дверь зловредной старухе надписью: «Мы убили семь женщин… Ты будешь восьмая!». Беседуем с бабкой. Но всё понапрасну…

Надоедали звонками и заявлениями впечатлительные шизофреники. Одна женщина, на вид приличная дама, преподаватель или научный работник, вошла в кабинет участковых, таинственно понизив голос, сообщила:

— Я знаю, кто убийца…

Вмиг в кабинете наступила могильная тишина: не скрипят перья авторучек, не шелестят листы протоколов, не шелохнувшись, раскрыв рты, сидят милиционеры.

— И кто же? — осторожно, чтобы не спугнуть как яркую бабочку на лугу, спросил Ким Кувардин.

— Врач–гинеколог… Он украл у меня матку… И хотел убить…

— Не понял… Повторите… Что у вас украли? — наморщил лоб младший лейтенант Ким Кувардин — весёлый, бесшабашный парень.

Она повторила.

Кувардин, получивший при рождении модное имя КИМ — Коммунистический Интернационал Молодёжи — заморгал глазами часто–часто, а когда до него дошёл смысл сказанного, схватился за живот, сдерживая смех.

— Это не по нашей части, гражданочка…, — прыснул в кулак Ким. — Матками занимается сам начальник отдела милиции… Пройдите к нему.

Женщина вышла, а Ким и все другие участковые от смеха повалились на столы. Вскоре из кабинета Горвата выскочил, словно ошпаренный, дежурный по отделу капитан Фомин, получивший свою дозу «вливания» за то, что пропустил к начальнику шизофреничку. По хохоту учасковых Фомин догадался, чьих рук проделка и погрозил Киму кулаком, вызвав тем самым ещё больший смех.

У меня тоже не обошлось без инцидента.

Некая Валя — продавщица из кондитерского отдела центрального гастронома, желая показаться в глазах подруг героиней, наболтала, что «красивые парни в чёрных костюмах пытались затолкать её в чёрную «Волгу» и увезти». В доказательство показала синяки на ногах, якобы набитые о дверцу машины.

Разумеется, осведомители, имеющиеся в любом трудовом коллективе, тотчас сообщили «куда следует»… Проверить «сигнал» Горват поручил мне. Валентина оказалась пышногрудой блондинкой, довольно привлекательной и броской внешности. Про таких обычно говорят: «Не хватает ещё печати на лбу с буквой Бэ!». Её муж — капитан морской пехоты, отправился в Чехословакию усмирять там недовольных чем–то чехов, а перед отъездом рогатый ревнивец авансом наподдавал жёнушке тумаков, и, видимо, заслуженных. Под предлогом опознать в толпе горожан возможных насильников мы гуляли с ней по вечернему Владивостоку, и в постели усатого морпеха «свой закончили «поход». Бравый капитан молодцевато смотрел на любовные утехи жены с фотопортрета, украшенного выпиленными из латуни якорьками. Его пристальный взгляд и сжатые в усмешке губы под лихо закрученными усами словно предупреждали:

— Ну, погоди, красавица! Вернусь домой — ох, и всыплю тебе!

«Выполнив задание» Горвата, я доложил ему рапортом, что сигнал ложный.

Мы переодевались грибниками, бродили с лукошками по лесу в дождевиках и болотных сапогах, шуршали осенней листвой.

Несмотря на усиленные бдения, в пятницу где–нибудь в укромном овражке обнаруживали труп, наскоро закиданный ветками.

Попутно раскрыли несколько преступлений, не имеющих отношения к убийствам в Сахарном ключе. Допрашиваешь, к примеру, подозреваемого в убийстве, «берёшь на понт»:

— Вот вам бумага, ручка… Чистосердечное признание облегчит вашу вину… Учтите: нам всё известно…

Перепуганный гражданин подробно пишет о … краже кирпича со стройки. Или о хищениях краски со склада завода… Колбасы с мясокомбината…

В одном из анонимных писем неизвестный моралист сообщал о преподавателе физкультуры, якобы занимавшемся любовью со школьницами. Такой «учитель» мог быть потенциальным насильником–убийцей. Он отрицал половые связи с девчонками–подростками, но Арсен Марченко принёс милицейские штаны 58‑го размера, пообещал надеть их на него и забросить в камеру к уголовникам.

— Скажем им, что ты бывший легавый… Знаешь, что они с тобой сделают там? Так, что лучше признавайся сам, — примеривая штаны к физкультурнику, сказал Арсен. Я отвернулся к окну, чтобы скрыть смех. Приём со штанами Арсен практиковал часто, и даже самые упорные молчальники сдавались перед их видом.

— Не надевайте на меня эти ужасные штаны… Было дело с одной девятиклассницей… Сама напросилась… А больше ничего… — признался спортсмен.

Под подозрение попал некий аккордеонист из кафе «Лотос». Раскручивали его на причастность к убийствам, а в итоге раскрыли давнишнюю квартирную кражу, совершённую из квартиры тёщи… им самим. Захотелось выпить музыканту — инсценировал кражу собственных вещей. Жене наговорил, что воры обокрали. Та в милицию, настрочила заявление. Работайте, ребята! Ищите жуликов! Вешайте себе очередную «висячку». И вряд ли когда это «тайное» дело стало бы явным, если бы не выезд аккордеониста с девицей на природу, в Сахарный ключ. Там мы его и взяли в момент укладывания девицы на полянке, устланной дубовыми листьями. Перепуганного до смерти аккордеониста поместили в камеру с «подсадной уткой» — агентом. Тот, расписанный татуировками, нагло пинал дверь камеры, обзывал последними словами милиционеров, изображая из себя отпетого уголовника.