Виктор Ротов - Заговор в золотой преисподней, или руководство к Действию (Историко-аналитический роман-документ) Страница 12

«Однажды ночью я возвращался в свою квартиру на Невском проспекте у Аничкова моста и увидел яркий свет в окнах моего кабинета. Не зная, отчего так произошло, вхожу в дом и спрашиваю своего слугу: «Кто в моем кабинете?» Слуга сказал мне: «Там нет никого», и подал мне ключ от этой комнаты. Я отпер кабинет, вошел туда и увидел, что в глубине комнаты сидит спиной ко мне какой‑то человек и что‑то пишет. Я подошел к нему и, из‑за плеча его, прочитав написанное, громко крикнул, схватился за грудь свою и упал без чувств; когда же очнулся, уже не видел писавшего, а написанное им взял, скрыл и до сей поры таю, а перед смертью прикажу положить со мною в гроб и могилу эту тайну мою. Кажется, я видел самого себя пишущего».

Дьявольщина да и только! Но ученые дают этому толкование. А. А. Горбовский объясняет эго феноменом так называемой телепортации. Но что эго такое, не поясняет.

Вернемся же к Зинотги и Маме.

Этой ночью Маме явился ее «призрак — двойник». А дело было так.

«Я ушла к себе, — пишет Анна Вырубова, — в 11–том часу. (Вечера. — В. Р.) Не успела убрать голову ко сну — вдруг телефон. Мама говорит:

— Если ты не очень устала, приходи ко мне. У меня такая тоска… Пойду, помолюсь. Придешь — почитаем.

Я собралась идти. В это время — с ногой что‑то неладное. Прошло в общем полчаса. Подъехала ровно в 12. Поднялась. Прошла левым проходом. Ие успела дойти, как услыхала крик Мамы. Сразу не сообразила откуда. По крику думала — она умирает. Кинулась к ней — она лежит в молельной, ударилась головой о диван. Сколько прошло времени, не знаю. Но когда я прибежала к Маме, из‑за божницы выбежала какая‑то тень. И если бы Мама не лежала передо мной, я сказала бы, что прошла Мама. В таком же мягком халате, тот же чепец и, главное, та же походка.

Но Мама лежала тут же, и я решила, что это от испуга у меня галлюцинации.

Я открыла огонь. Никого не должно звать. Только лишние сплетни. Крикнула Зинотти, но она не отозвалась. Потерла Маме виски. Дала понюхать соль. Перевела ее и уложила. Мама глядела на меня безумными глазами. Только через час (было начало второго) она заговорила. И то, что она мне рассказала, было так страшно, что я приняла это за бред. А рассказала она мне вот что.

Когда она вошла и опустилась на колени перед образом Спасителя, то услыхала какой‑то шорох, подняла голову и увидела женщину. Женщина держала в руках черный крест и лист бумаги, а на бумаге черными буквами написано: «Гони Григория, он дьявол и несет смерть всему дому!»

И когда Мама это сказала, то вся задрожала. А потом тихо так прибавила: «И главное, эта женщина — как будто я сама! Как будто мой двойник!»

Я прочла с Мамой молитву старца «Господи, очисти разум от злого духа, умудри и проясни меня!»

Когда Мама стала успокаиваться, я позвала Зинотти, чтобы приготовить Маме питье — она одна умела его приготовить.

Когда Зинотти вошла, я вздрогнула: на ней был такой же халат. Она смутилась, вышла и скоро вернулась в белом чепце и в таком же переднике. Мама стала засыпать. При виде Зинотти задрожала. Выпила питье и заснула…

Страшная мысль, что это могла сделать Зинотти, не давала мне покою. Могла убить Маму, могла убигь! Эта мысль сверлила гвоздем. И это сделал не враг, а друг!

Ужас, ужас, ужас!»

Так это было или иначе. Может, в деталях иначе. Но в общем было. Многие пытались из добрых намерений отвадить Маму от старца. Прибегали к разным методам, но… Как говорится в Писании: «Страждущий да обрящет». Кто верит в чудо, кто его хочет, — тот его имеет. Императрица Александра Федоровна страстно хотела чуда, и она видела его всюду, во всем.

«Между прочим, — пишет якобы Анна Вырубова и в эту запись можно поверить, потому что чувствуется, фальсификаторы искусно мешали правду с вымыслом, — я должна сказать, что я никогда не встречала людей, которые верили бы в чудеса и чудесное так, как верили Папа и Мама. Мама даже еще больше Папы. Обыкновенно Мама говорит мало и, когда она говорит о чем‑нибудь серьезном, это так скучно и малоинтересно, что не хочется слушать. Но когда заговорит о чудесах или о чем‑нибудь необычайном, она тотчас вся преображается, она почти горит. Папа заметил это тоже. Он говорит: «Если бы ты не была царицей, то была бы пророчицей!..» Папа говорит еще: «Когда Мама ночью начинает говорить о чудесном, тело ее горит, подушка горит. И вот, — говорит он, — тогда нет никого лучше нее. Никого! Все красавицы перед ней — труха».

В этой обстановке болезненного желания чудес, чертовщины и дьявольщины обделывали свои делишки проходимцы всех мастей и рангов. Началось великое завихрение, стоившее России миллионов и миллионов жертв.

ВЫРОДОК РОССИИ

Интригующая молва о Распугине пошла еще до появления его во дворце.

Царская чета, доведенная болезнью Цесаревича до предела, была готова на все, лишь бы вылечить Наследника. Понимая это, сестры — черногорки, великие княгини Анастасия и Милица еще в Киевском монастыре замыслили воспользоваться моментом. Зная слабость императрицы к мистике, они всячески расписывали фантастические способности Распутина, стараясь хоть этим расположить недолюбливающую их августейшую родственницу.

Царица внимала их рассказам благосклонно, но холод но. Приглядывалась к старцу издали, со своего высока; наводила о нем справки у генеральши Лохтиной, принявшей на себя сначала покровительство над целителем; у сестер Воскобойниковых, у княгини Орбелиани и, наконец, у фрейлины Вырубовой, имевшей специальное задание императрицы разузнать о старце как можно больше, чтоб не прибегать к услугам назойливых сестер — черногорок. Особенно же внимательно царица прислушивалась к рассказам архимандрита Феофана, приютившего у себя в монастыре Распутина на первых порах. Всякий раз он отзывался о нем в самых лестных словах.

Анна Вырубова, искренне и глубоко любившая царскую чету, особенно Наследника, желая его выздоровления, энергично искала невинные подходы к старцу, с тем, чтобы потом представить его ко двору. Она, как утверждают некоторые ее современники, и организовала тайную встречу императрицы с Распутиным в своем доме.

Распутин произвел на царицу самое благоприятное впечатление. По — разному интерпретируют эту встречу — от сдержанной, в рамках беседы на религиозные темы, до фамильярной: якобы Распутин схватил царицу на руки и стал успокаивать. И она якобы почувствовала у него на руках необыкновенное чувство покоя. А в дальнейшем позволяла ему кое‑что. Чуть ли не близость.

Так говорят и пишут. А что было на самом деле — знают только он, она, да, может быть, Вырубова, которой императрица доверяла, как самой себе. Но Вырубова не обмолвилась об этом ни единым словом. Несмотря на то, что ее пропустили через такую мельницу революционного дознания, которую, наверно, не пришлось пройти ни одной женщине в мире.

Официально Распутин был принят на высшем уровне в Царском Селе. Доставила его туда из Петербурга якобы великая княгиня Анастасия Николаевна. По другим источникам — архимандрит Феофан. В Царском Селе, рассказывают очевидцы, Распутин вел себя благоразумно — «спокойно, с достоинством; поведал о своей жизни, избегая хвастаться своей сверхъестественной силой. Он знал, что сестры — черногорки уже постарались за него». Говорят, будто тут же он был представлен больному Цесаревичу и воздействовал на него благотворно. Даже понравился Наследнику.

Маленький сразу проникся доверием к старцу. Сила воли Распутина подействовала на мальчика успокаивающе. А когда Распутину удалось остановить кровотечение из носа, что всегда изводило Наследника, царица пришла в изумление и восторг.

Распутин тут же продемонстрировал и свое умение снимать головную боль. К нему приводили больных, он становился сзади кресла, клал руки больному на голову и что‑то бормотал невнятное. Потом резко толкал больного и восклицал: «Ступай!» И боль исчезала.

Этим своим умением он произвел ошеломляющее впечатление на присутствующих. Теперь уже слухи о нем потекли из дворцовых палат. Это не от генеральши Лохтиной и даже не от архимандрита Феофана! Вокруг имени Распутина поднялся настоящий ажиотаж. Одни восхищались им, умилялись; другие недоумевали, третьи, наиболее разумная часть публики, зная склонность царицы к мистике, пожимали плечами, понимая, что это очередное увлечение импульсивной Государыни. Но большинство верило, что одно прикосновение старца не только исцеляет, но благотворно сказывается на судьбе человека. И люди устремились к нему. А он, широкая душа, никому не отказывал.

Всякий видел свою выгоду в нем: одни хотели исцеления, другие милости судьбы, третьи просто мечтали о карьере. А были такие, которые хотели использовать виртуозного шарлатана в своих политических целях. В этом смысле выгодно было обвинять его в шпионаже в пользу Вильгельма II. Чтобы подогреть в обществе недовольство правлением Николая II.