Рангея Рагхав - Гибель великого города Страница 15

Великий царь йогов и в этом содоме сохранял поразительную невозмутимость. Некоторые юноши пытались, подобно ему, погрузиться в благочестивые размышления, но напрасно иной подражатель отчаянно встряхивал головой, отгоняя посторонние мысли, — глаза его предательски задерживались на девушках. И вот уже едва ли мог он думать о чем-либо, кроме ночного свидания с красоткой… Спохватившись, он вскрикивал:

— Нет, нет! Я не могу быть йогом! Великий царь йогов — сам бог, сошедший с небес.

Наконец на помост вышел старейший жрец. Все встали. Когда шум стих, жрец нараспев заговорил.

— О великая всемогущая богиня! Рождение — твоя улыбка, смерть — нахмуренная бровь. Высшая гордость человека — привлечь к себе твое милостивое внимание, взять у тебя частичку твоей силы. И только великому царю йогов, только ему одному в минуту самосозерцания удается это!

Человек несет на себе извечное бремя невежества, влекущее на путь греха и порока. Мрак слепит ему очи, обращая мудрость его в надменность.

О великая всемогущая богиня! Наша пища — твоя благосклонность, наша жизнь — твое милосердие. Вспомни неразумие наше и не наказывай нас жестоко!

Взгляни, о богиня! Горожане, жители дальних селений — все пришли сюда, чтобы, припав к твоим стопам, раскаяться в грехах своих.

Ты, карающая разбойников и убийц, злых духов и демонов ада; ты, чье грозное дыхание сливается с дыханием земли, наполненной сокровищами и одетой океанами; ты, всемогущая и всеми почитаемая, — ты чиста и священна, как утренняя заря.

Бог Ашваттха и демон-змея Наг в страхе замирают пред тобой, и само солнце — всего лишь одно из колес в твоей колеснице.

О первая из богинь, Махамаи! Не хмурь свою грозную бровь, будь нам, неразумным, защитой. Мы приносим тебе низкий поклон!

Слова священной молитвы прокатывались по рядам огромной толпы и замирали под сводами храма. Теперь всем казалось, что беда миновала. На лицах людей сияли улыбки. Радостно бились сердца. Отныне не будет содрогаться и грохотать земля, не ударит зловещая молния!..

Затем началось веселье. Толпа забурлила, кидая на ступени и помост гирлянды цветов; высокие ступени вмиг покрылись разноцветным ковром. Ярче заблистали светильники. Струи благовонных курений сделались гуще.

По знаку старейшего из жрецов начали песню дети. Затем вышли вперед сладкоголосые женщины. Музыканты тронули струны своих причудливых инструментов и подняли к губам тростниковые свирели и трубы. Зазвучала чарующая мелодия. Красавицы пели:

— О Махамаи! Может ли мать сердиться на шалости своего дитяти?! Он теребит ее волосы, но она лишь ласково улыбается ему! Может ли тот, кого ты сама породила, взрасти без твоей милосердной руки и обрести собственный разум?!

О матерь наша! Твой гнев ужаснее молнии в небе, страшнее могучего рева океана и громовых раскатов в горах. В тот день, когда ты вздохнула всей грудью, затрепетала земля, и небо раскололось от детского плача, и многие женщины до времени выкинули из утробы плод свой.

Будь милосердна! Ты, великая и всемогущая, будь милосердна! Ты, ослепляющая своей мощью! Заслышав рокотание грома в тучах, кричит в испуге яркохвостый павлин, но тут же, распушив перья, начинает кружиться в радостном неистовом танце! О супруга великого бога! О почитательница лингама! Не так ли и мы страшимся твоего лика, но и радуемся тебе?

Прости нас! Даруй жизнь нашим детям! О великая могущественная Махамаи! Забудь наши прегрешения!

Когда хор умолк, Манибандх медленно поднялся со своего ложа.

— Граждане великого города Мохенджо-Даро! — обратился он к толпе. — В наши пределы явилось само воплощение высокого искусства танца. Этот день будет незабываемым в нашей жизни. Такое счастье еще не выпадало никакому другому городу в мире. Могущественная богиня Махамаи вняла нашим молениям.

— Хвала! Хвала! — крикнули на помосте.

— Знаменитейшая танцовщица из страны дравидов, госпожа Вени, — продолжал купец, — порадует нас своим дивным искусством и умилостивит богиню Махамаи. От лица граждан великого Мохенджо-Даро я приветствую ее здесь!

Толпа возликовала.

— Будь благословенна! Будь благословенна! — закричали со всех сторон.

Женщины бросали на Вени завистливые взгляды. Рабы зажгли на помосте тысячи новых светильников, и в их свете ярко заблестели глаза сидящих впереди. Иноземные гости, улыбаясь, изъявляли свою сердечную радость. Вени была готова плакать от восторга. Какой почет воздается ей! Как вознеслась она сегодня! Только игрушкой, предметом забавы была она в Кикате. А здесь…

Мягко ступила Вени на площадку и замерла. Манибандх опустился на свое ложе. Поклонившись на все стороны, Вени приготовилась к танцу. Все в радостном ожидании смотрели на нее. Музыканты с влажными и красными от выпитого вина глазами подняли свои инструменты. Их длинные, до плеч, волосы блестели от масла. Зазвенели струны, вздохнув, запела свирель, и под дробь барабана начался живительный танец радости.

Вкладывая в танец все свое искусство, Вени поплыла перед колоссальной статуей богини Махамаи. Мелодичный звон ножных колец чередовался с сухим перестуком барабанов, и всем казалось, что они слышат нежный щебет птицы, разбуженной на рассвете далекими раскатами грома, и ветер разносит в благостной утренней тишине чудное ее пение вместе с ароматом жасмина и душистой цветочной пыльцой… Громадная тень танцовщицы, повторяя за ней все движения, падала на изваяние богини, и это еще больше восхищало зрителей. Все были зачарованы разнообразием и красотой движений и жестов дравидского танца. Как дивно танцует эта женщина! Не сама ли богиня Махамаи исполняет сладострастную пляску жизни, чтобы нарушить молчание великого царя йогов?

— Она танцует не так! Эта танцовщица все время ошибается! — послышался из толпы чей-то возглас.

Глаза Вени покраснели от гнева. Она остановилась. К помосту бесстрашно подошла женщина в египетских одеждах. Все в изумлении смотрели на нее. Эта женщина сошла с ума! Или же она сама несравненная танцовщица?

Манибандх первый нарушил молчание.

— Что ты хочешь сказать, женщина? — спросил он строго.

— Да будет милостива величайшая из богинь! — ответила та. — Я не лгу и сумею доказать это!..

Амен-Ра возмутился:

— Ты оскорбила гостью, которую приветствовал сам высокочтимый Манибандх от лица всех граждан великого города!

— Нет, господин, я не оскорбила гостью, — возразила женщина. — Оскорблена всемогущая богиня Махамаи! Вряд ли такой танец умилостивит ее…

Необыкновенная уверенность египтянки взволновала Вину. Мысль о том, что богиня Махамаи может разгневаться на великий город, посеяла ужас в ее душе. Ей показалось, что ядовитый скорпион взобрался к ней на грудь и вот-вот ужалит. Она стремительно поднялась с моста и громко заговорила, стараясь быть спокойной:

— О чем вы спорите? Ведь здесь происходит не просто состязание в искусстве! Эта женщина утверждает, что священному танцу недостает совершенства, и это может навлечь на великий город неотвратимое несчастье. Коли она готова доказать свою правоту, почему бы нам не испытать ее?

Напряжение исчезло. Нилуфар уже взошла на помост для танцев. Египтянка и дравидка с ненавистью смотрели друг на друга. Вени не смогла выдержать взгляда соперницы. Ей хотелось задушить ненавистную женщину. Всего минуту назад она была на вершине славы — здесь произносилось только ее имя, в ярком свете факелов плыла она над всей этой бесчисленной толпой, которая упивалась редким зрелищем, забыв о самой богине Махамаи… А сейчас? Она взглянула на Манибандха, но лицо его не выразило сочувствия. Как же ей поступить? Эта змея в образе женщины ждет. Она вызывает: «Иди танцуй передо мной». Но если Вени проиграет? Что тогда?.. Виллибхиттур непременно спас бы ее, но его нет рядом… Она испуганно съежилась.

Горожане с любопытством разглядывали соперниц и ждали, что произойдет дальше. Лишь иноземные гости были равнодушны к спору. Они жаждали песен и танцев. Не все ли равно, кто победит? Обе красивы, молоды.

— Как ваше имя, госпожа? — спросила Вина.

— Сейчас я скажу это всем, достойнейшая! — ответила Нилуфар. — Я знаю, мне нелегко будет доказать свою правоту. И вижу, что возбудила всеобщее любопытство…

— Говорите, госпожа! — позволила Вина.

Вина была женой знатного человека, и никто не осмеливался возразить ей.

Шагнув вперед, Нилуфар взволнованно обратилась к толпе:

— Почтенные граждане великого Мохенджо-Даро! Иноземные гости! Рабы и рабыни!

Люди изумились еще больше. Никто до сей поры не начинал таким образом свою речь. Поражены были и рабы. Кто эта удивительная женщина, которая взывает к ним? Кое-где послышался смешок, но Нилуфар это не смутило. Стражиики закричали:

— Спокойствие! Спокойствие!