Роберт Най - Миссис Шекспир. Полное собрание сочинений Страница 19

— Сюжеты не важны, — серьезно так сказал мистер Шекспир. — Главное — стихи. То, что я делаю из готовой темы. Дай-ка я прочитаю тебе место…

— Лучше давай не надо, — я сказала. — У меня и так уж голова болит.

Глава четырнадцатая

Адское пламя

Голова у меня не болела.

Я прилгнула моему милому сочинителю-супругу для его же блага.

Голова у меня не болела.

Просто не хотела я слушать его поэзию.

Голос у мистера Шекспира, когда он читал стихи, был дивный, ну прямо бесподобный голос. Ласкал ухо.

А сейчас не ухо у меня просило ласки.

Мы лежали на постели рядышком.

Лежали рядышком на этих шикарных, гладких простынях, друг друга не касаясь.

А я ведь голая была.

И свечи эти были для меня теперь, как адское пламя.

Голова у меня не болела.

Странно даже.

От речей этих полоумных про изнасиленье Адониса, изгнание, вепрей и больше ничего у меня все болело.

Какие только мысли и картины не проносились у меня в уме.

Картины похотливые.

Мысли сладострастные.

Вещи несказанные.

Кое-какие мысли и картины даже и смешные были.

Но самое главное вовсе было не смешно.

Я все смотрела на резьбу, на свечи.

На бесов с нимфами.

Что они вытворяют.

Казалось мне, будто шевелятся они.

Прямо я их движенья видела.

Свечное пламя так играло, никакого сомнения.

Но две свечи свивались, сливались, таючи, в одну, и это уж на самом деле.

Смотрела я, как черный воск густеет, капает с тех двух свечей, которые слились в одну.

А я ведь голая лежала.

Лежу и глажу черное шелковое покрывало.

И звезды щупаю.

Твердые, зубчатые.

Не приведи вас Бог — звезды в руках держать, вредно для головы и сердца.

Ну прямо не могла я повернуться и глянуть на мистера Шекспира.

Я слушала, как он дышит.

Дышал он глубоко, но я-то знала, что не спит.

Или опять он читал мои мысли?

Не знаю.

Узнала б, сразу же бы вам доложила.

Читай он мои мысли, это бы скорее объяснило то, что случилось дальше.

Да только не пришлось моему супругу мысли мои читать.

Потому что, спустя немного времени, я тихонечко проговорила:

— Генри Ризли.

— Да, — сказал мистер Шекспир.

— Генри Ризли подарил тебе эту кровать за твои поэмы.

— Нет. Он дал мне денег. И я купил кровать.

— Денег, — говорю.

— Да, — он говорит.

Я мялась.

Все не могла взглянуть на мистера Шекспира.

Потом спохватилась, что простыни эти я обнюхиваю.

Ничком в перине, на пуху лебяжьем, я обнюхивала эти простыни.

Супруг мой ничего не говорил.

— Эта кровать, — я шепнула. — Он спал на ней?

Глава пятнадцатая

Тысяча фунтов

Мистер Шекспир не отвечал.

И я поняла.

Раз мистер Шекспир не захотел мне отвечать, я поняла, что, как пить дать, друг его побывал в постели, в которой мы теперь лежали.

— Господи Иисусе, — я шепнула, — милостивый, многотерпеливый Господи Иисусе.

Обыкновенно я не поминаю имя Господа так, за здорово живешь или всуе.

Мне и теперь аж неприятно вспоминать и записывать, что я тогда сказала: «Господи Иисусе».

Но из песни слова не выкинешь.

Я ничего не пропускаю.

И не вру.

Я все начистоту выкладываю, пусть даже такие дела и слова приходится припомнить, какие совсем мне будут не на пользу, когда прогремит труба в день Страшного суда.

Я глаз не могла отвесть от этих двух свечей.

— А что мужчины делают? — я шепнула.

Ответа не было.

Но я услышала, как муж мой вздохнул, тяжко, будто бы от боли.

Я шепнула:

— Хорошо это, да?

Постель, я чувствовала, колыхнулась.

Я обернулась, глянула.

Мистер Шекспир приподнимался.

Стягивал свой овчинный кафтанчик.

Потом потянулся к толстому снурку и сомкнул вокруг нас полог постели.

— Ризли, — я сказала. — Граф Саутгемптон. Барон Тичфилд.

Постель была теперь, как комната у комнаты внутри.

Укрытие.

— Деньги, — я сказала. — Ах ты, блядь, — я сказала.

Воск капал с изголовья. Простыни пятнал.

Вот капля плюхнулась, горячая, на лебяжью подушку. И зашипела на шелку.

Я шепнула:

— И сколько ж он тебе заплатил?

Мой супруг пробормотал что-то.

— Сколько? — я опять спросила.

И тогда мистер Шекспир заговорил ясно и спокойно.

— Он дал мне тысячу фунтов, — сказал мистер Шекспир.

Глава шестнадцатая

На той постели

Я уставилась на мистера Шекспира.

Мистер Шекспир не улыбался.

Он очень прямо на меня смотрел.

— Что ты делал? — я прошептала. — Что ты такого сделал, чтоб на тыщу фунтов потянуло?

Мистер Шекспир теперь был голый.

Уд у него стоял, твердый, как кочерга.

— Ты хочешь знать, — он сказал. — Ты вправду хочешь знать.

Это был не вопрос.

Он это утверждал.

— Я хочу знать, — шепчу. — Что ты делал?

— Я его драл, душа моя, — очень тихо сказал мистер Шекспир.

— Как это? — спрашиваю. — Что это такое значит?

Мистер Шекспир ни слова не ответил.

Глаза у него были, как раскаленные уголья.

Он кусал губу.

Когда перестал кусать губу, он крепко поцеловал меня в губы. Потом провел пальцами по моему лицу и нежно поцеловал мои веки.

Раз муж мой поцеловал мои веки, я решила не открывать глаз, и я ждала.

Я чувствовала, как мистер Шекспир у меня за спиною шевелится.

Потом постель колыхнулась — это он на колени встал.

Чувствую: скорчился у меня за спиною в темноте.

Руки вытянул и крепко стиснул сзади мои ляжки.

А потом, чувствую, отверделостью своей зашлепал меня по ягодицам.

— Она хочет знать, — он сказал спокойным голосом. — Да, она в самом деле хочет знать.

Голос шел будто бы издалека. Но сам он, горячий, жесткий, уже входил в меня сзади.

— Да! — я крикнула. — Да! Да! Как ты это делаешь?

Потом:

— Вот так, — сказал мистер Шекспир.

И он со мою сделал это.

Глава семнадцатая

Улитки

Сперва мне было больно.

Потом больно не было.

Больно мне, не больно, но как начал мистер Шекспир, его уже нельзя было остановить.

— Хорошо? — он кричал. — Нравится тебе?

— Нет! — я кричала. — Нет, не надо, не хочу, нет, нет, нет…

Но потом, немного погодя:

— Да!

Улитки были самые любимые твари у мистера Шекспира.

Раз как-то видела: час целый сидел-смотрел, как улитка взбирается, взбирается по стеблю, уж очень нравилось ему, как она в раковину вся вбирается, когда коснется рожками листа.

Глава восемнадцатая

Снова

Когда управился, мистер Шекспир заговорил о деньгах.

Кровать эта так дорого не стоит, он сказал.

От тысячи фунтов осталась бездна денег.

Он купит доли в новом театре, который мистер Бербедж строит на Бэнксайде[57].

Там будут показывать его пьесы, мне рассказал супруг.

И тогда он станет получать за свои пьесы плату, а вдобавок у него будет процент от выручки.

Деньги к деньгам, сказал мистер Шекспир.

Скоро он сможет приобресть и собственность.

Настанет день, пообещал мой умный муж, когда он будет жить в лучшем доме Стратфорда.

(Оно, положим, не получилось.

Пришлось нам согласиться на второй по качеству.)

Устала я от этих разговоров.

И я до него дотронулась.

— Ты снова хочешь? — удивился мистер Шекспир. — Снова хочешь, прямо сразу?

Я хотела.

Я хотела снова, прямо сразу.

И мистер Шекспир с большой охотой выполнил мое желание.

В конце концов я уснула.

Уснула, утомясь тем, что он со мною делал. Великий покой на меня нашел.

Отродясь, по-моему, мне еще не было так хорошо, отрадно и так вольно.

Дождик стал накрапывать, когда я заснула, это я помню.

Я слышала, как апрельский дождик тихонечко шуршал на крыше.

Мистер Шекспир все говорил про деньги, когда я заснула.

Но вовсе не деньги никакие я видела во сне.

Глава девятнадцатая

Мой сон

Снилось мне, что я на холме Стинчкомба и кругом сплошь наперстянка.

Люблю я наперстянку.

Красота у наперстянки скромная, неяркая, не слепит глаза так, как когда в июне волнится по полям ромашка.

Есть в наперстянке тонкость, нежность.

Все в ней — отдохновение для души. У наперстянки в чашечке, на самой глубине, бальзам таится.