Николай Задонский - Смутная пора Страница 33

Кляча, впряженная в телегу, мотала головой и фыркала. Солдаты и казаки с трудом сдерживали напор любопытствующих.

Наконец кого-то осенила верная догадка:

– Это ж не гетман, а рукодельная его персона… Лицо из воска слеплено…

Народ шумел и волновался. Кто-то пронзительно свистнул. В «персону» гетмана полетели камни и комья глины.

Меншиков и Головкин стояли у помоста. Приметив, как жалует народ изменника, Александр Данилович довольно усмехнулся, потом, наклонясь к уху Головкина, шепнул с лукавинкой:

– Вот как, Гавриил Иванович, дружка-то твоего старого…

Головкин сморщился, простонал:

– Ох, не береди ты мою душу… Без того муторно, как вспомнишь этого дьявола!

– Ладно, давай начинать, что ли…

Телега остановилась. Палач с «персоной» гетмана в руках прошел под виселицу.

Меншиков и Головкин поднялись на помост. Народ обнажил головы. Головкин достал царский манифест, откашлялся, начал читать:

– «Объявляем всем нашим подданным, что гетман Мазепа, забыв страх божий и крестное целование, изменил нам и переехал к неприятелю нашему, королю шведскому. По договору с этим королем, а также с королем польским, Лещинским, выбранным от шведов, гетман Мазепа хотел поработить малороссийскую землю под владение польское, а церкви и святые монастыри отдать в унию…»

Глухой, негодующий рокот покрыл последние слова. Головкин передохнул и, возвысив голос, продолжил:

– «Понеже нам, яко государю и оборонителю малороссийского края, надлежит отеческое попечение о вас имети, того ради повелеваем всей генеральной старши?не, полковникам и прочим, дабы на прелесть и измену сего бывшего гетмана не смотрели, но при обороне наших войск против тех неприятелей стояли… При сем же объявляем, что известно нам учинилось, как бывший гетман хитростью своей, без нашего указу аренды и многие другие поборы наложил на малороссийский народ, будто на плату войску, а на самом деле ради обогащения своего, – сии тягости повелеваем мы ныне с малороссийского народа оставить…»

Слова манифеста были ясны и понятны. Едва только Головкин закончил чтение, как площадь отозвалась разноголосым мощным гулом:

– Слава великому государю!

– Слава русским, братьям нашим!

– Будем заедино против общих неприятелей!

– Клянемся! Клянемся!

– Смерть зраднику Мазепе!

Меншиков, выждав время, пока шум несколько затих, поднял руку и крикнул:

– Его величество, отрешив изменника Мазепу от гетманства, повелевает лишить его орденской награды и повесить… Понеже изменник еще не пойман, государь указал свершить казнь над сей рукодельной «персоной» того клятвопреступника и злодея…

Александр Данилович повернулся к палачу, махнул рукой. Тот сорвал с рукодельной персоны орденскую ленту, накинул петлю на шею. Звонкая барабанная дробь рассыпалась по площади. «Персона» изменника, при общем одобрении народа, отделилась от помоста и закачалась между двух столбов.

На другой день состоялась рада. С согласия царя казацкая старши?на выбрала гетманом полковника стародубского Ивана Ильича Скоропадского.

Через неделю по всем церквам гремела грозная анафема. Имя изменника предавалось вечному проклятию.

… Мазепа не сдержал своего слова, данного полковнику Чечелю. Обещанной скорой помощи батуринцы не получили. Мазепа мог бы настоять перед королем о посылке в Батурин шведских войск, но ему было некогда. Он занимался спасением и охраной своего богатого имущества и упустил время.

Войска князя Меншикова взяли приступом и дотла сожгли Батурин. Сотни верных гетману людей погибли в кровавой схватке. Чечель и другие начальные люди были схвачены и казнены.

X

Пришла зима. Выпал ранний снег.

Заняв Ромны и Гадяч, шведы располагались на зимних квартирах, полагая отдохнуть здесь так же привольно, как в Саксонии. Однако вскоре они убедились, что украинский народ не считает их желанными гостями.

Прибыв с королем в Ромны, Мазепа созвал сотников и приказал немедленно собрать для шведов двадцать четыре тысячи волов, сорок тысяч свиней, сто тысяч «осмачек» муки. Сотники пообещали, уехали и больше на глаза гетмана не показались. В Опошне, Котельве и других местечках селянские рады наотрез отказались исполнять приказания «проклятого» Мазепы. Лохвитского сотника Якова Еременко, приехавшего за сбором провианта в Сорочинцы, селяне связали и отправили в царскую ставку.

Убедившись, что на помощь Мазепы, обещавшего продовольствие, надеяться нечего, шведы стали создавать свои продовольственные команды. Их неистовые грабежи и бесчинства усиливали ненависть населения к иноземцам и предателю гетману. Селяне угоняли скот, сжигали имущество и хлеб, чтобы ничто не попало неприятелю.

Жители города Смелы отказались впустить на зимние квартиры шведов, тайно провели к себе отряд русских войск под командой генерала Рене, который наголову разбил два шведских полка.

Народ Правобережной Украины тоже единомысленно осудил изменника гетмана. Белоцерковский полковник Михайло Омельченко отписывал царю, что народ здешней стороны гнушается именем изменника Мазепы, которого «ненавидит тем паче, что он в этой стороне обращал казаков в мужиков и вводил панщину». Полковник в доказательство своей верности царю отправил в Киев всю богатую казну и пожитки Мазепы, находившиеся в Белой Церкви.

В Чигирине, Богуславе и других городах жители схватили мазепинских агентов, мутивших народ, и, заковав в цепи, отвезли их к губернатору Голицыну.

Мазепа тщетно рассылал, десятки универсалов, оправдывая себя перед украинским народом, приглашая выступить против «поработивших матку-отчизну москалей», – его никто не хотел слушать.

Не имели никакого успеха и манифесты Карла, пытавшегося возбудить украинский народ против реформ и нововведений царя. Украинские казаки и селяне, испытавшие долголетний гнет польский панов, понимали, что только одни русские являются их защитниками от иноземцев.

«Малороссийский народ, – писал Петр Апраксину, – так твердо стоит, как больше нельзя от них требовать. Король посылает прелестные письма, но сей народ неизменно пребывает в верности, а письма королевские нам приносит…»

«Проклятый Мазепа, – сообщает Петр в другом письме, – никому, кроме себя, худа не принес. Народ имени его слышать не хочет…»

Зато грамоты нового гетмана Ивана Ильича Скоропадского, обличавшего «иноверного и иноязычного короля шведского», и манифесты Петра, призывавшие народ «чинить неприятелю препятствия и промышлять над ним всякими средствами», быстро нашли отклик.

Тысячи казаков и селян при приближении неприятеля бежали в леса, составляли отряды, разбивавшие шведские обозы, угонявшие лошадей и с каждым днем все смелее нападавшие на шведские воинские части.

Среди таких партизан скоро особенно прославился батько Петро Колодуб.

… В тот год зима стояла суровая. Частые бури и вьюги намели непролазные сугробы снега, занесли дороги. Потом ударили лютые морозы, каких давно не помнили старики. По свидетельству очевидцев, «падали на лету птицы, в лесах находили множество замерзших животных. Четыре тысячи шведов погибли тогда от невыносимой стужи. Конные замерзали, сидя верхом на лошадях, пехотинцы примерзали к деревьям и повозкам, на которые облокачивались в последние минуты борьбы со смертью. Иные шведские солдаты думали согреться водкой, но она не помогала, при ее содействии они только скорей делались добычей смерти».

Город Гадяч, где была главная квартира шведов, обратился в лазарет. Из домов слышались раздирающие душу крики больных, которым доктора отпиливали отмороженные части тела. Перед домами ползали обезумевшие от боли и отчаяния калеки. Так встречала украинская земля непрошеных гостей…

В один из таких зимних, морозных дней по окраине дремучего леса медленно продвигался вперед большой отряд шведов под командой генерала Лимрота.

Генерал был бравый вояка. В главной квартире его не раз предупреждали опасаться «лесных казаков», генерал только ус крутил:

– Клянусь честью солдата, сотня этих разбойников не стоит десятка моих добрых шведов… Кто такие эти «лесные казаки», чтоб воевать с нами? Они годны только для грабежей и разбегутся от первого нашего выстрела…

Отряд состоял из шестисот драгун. Все хорошо вооружены и тепло одеты. Лошади выносливы и сыты.

Проехав верст двадцать, генерал приказал сделать непродолжительный отдых, разрешил солдатам выпить по чарке водки и, проверив свои силы, с удовольствием отметил, что мороз и тяжелая, сугробистая дорога оказываются не так страшны.

«Пусть только попадутся мне эти «лесные казаки», – самодовольно подумал он, – я им задам жару…»

И вдруг, словно отвечая на его мысли, сзади отряда гулко захлопали выстрелы, сотня пеших селян, вооруженных ружьями и пиками, выскочила из леса. Генерал не растерялся, быстро повернул и спешил отряд.