Петр Бородкин - Тайны Змеиной горы Страница 42

Почти всю ночь напролет в просторном особняке главного командира Колывано-Воскресенских заводов и рудников бурлило неуемное веселье. Звучали бесчисленные восхваления щедрости и милости императрицы к рабам своим. Беэр ласково щурил глаза, всем присутствующим дарил благосклонные, отеческие улыбки.

На другой день ложка дегтя испортила бочку меда. Как ни колебался управляющий, а все же дерзнул доложить о побеге секретного колодника Коромыслова. Холодным змеиным огоньком занялись глаза Беэра. В надтреснутом голосе зазвучали раздражение и строгость.

Побег колодников получил широкую огласку. Трижды Беэр отписывался в Сенат и царский кабинет по поводу каторжного содержания колодников в Змеиной горе. Смягчал, как только можно, краски. Вроде уладил все. Стоило поймать беглецов, и дело могло окончательно забыться. С побегом же Коромыслова из рук горного начальства выскальзывала нить в поисках беглых колодников. И Беэр решил самолично нащупать ее. Первым потребовал к себе Гешке. Сыпал вопросы на немецком языке.

— Почему, лекарь, ваш больной убежал?

— Не могу знать, ваше превосходительство. Я призван лечить, а не караулить больных.

Беэр удивленно повел бровью, насторожился.

— Почему больного поместили одного в бывшей кухне с выходом из подполья наружу через засыпное окно?

— Не моя на то воля. Место для больного определял не я…

— Случалось ли, лекарь, вам раньше встречать колодника Коромыслова и при каких обстоятельствах?

Гешке на какое-то время замолчал. Беэр уловил на его лице следы внутренней душевной борьбы.

— Видно, встречал! Не так ли?

Из лекарской груди вырвался шумный, сдавленный выдох.

— Не припомню вроде. Может, и встречал. Больных больше запоминаю не по наружности и именам, а по болезням.

Уклончивые ответы родили в душе Беэра смутное подозрение.

Допросам подвергались солдаты караульной команды, ее командир, работные на выбор без явных подозрений на соучастие в побеге.

От бессилия получить нужные сведения Беэр выходил из себя. Приказал послать на поиски беглых половину караульной команды, казачьи разъезды, а в ближние поселки — работных, бывших на гульной неделе.

Узнав о том, Федор явился к Беэру. Тот недовольно поморщился: «Опять станет выпрашивать награду…» Вслух спросил раздраженно:

— Чего надобно, штейгер?

— Пришел, ваше превосходительство, чтобы службу сослужить… Припомнилась мне встреча прошлым летом с телеутами в верховьях реки Чарыша. Судачили телеуты, что в глухих чарышских урочищах потаенные поселения беглых русских людей имеются. Сдается, что змеевские колодники в тамошних краях скрываются. А ехать туда опасно, нужно немалое число оружных людей: места те под началом джунгарских ханов.

Беэр подобрел. Вспомнил, как Федор открыл руды в Комисской шахте, и сейчас не без надежды на успех сказал:

— Похвально, штейгер, твое усердие в службе. Велю на помощь тебе снарядить полсотни солдат и казаков. Сыщешь беглецов — к твоим прежним заслугам прибавится…

— А Ваську Коромыслова, ваше превосходительство, надобно искать на руднике, в домах и дворах работных. Не иначе спрятал кто-нибудь, потому как больной человек за столько дней и версты не пройдет.

Слух о предложении Федора прошел по руднику. Среди работных начались злые пересуды. Двое, что вместе с Федором вызволяли колодников из подземелья, в голос говорили Алексею Белогорцеву:

— Переметнулся штейгер. Выслужиться хочет! Железная балда наскучила по его голове…

Белогорцев больше отмалчивался или загадочно улыбался. А однажды не вынес разговоров товарищей и завел речь издалека:

— Доводилось ли вам встречать тетерку в лесу с молодым, не на крыле, выводком?

— Эка невидаль, — ответили работные.

— Так вот та тетерка, как завидит человека, бежит по земле, а не летит от него. Отбежит аршин с десяток, остановится, шея навытяжку, как бы дает знать человеку — не теряй меня. Человек к ней — она опять, знай себе, вперед. А сама глаз с человека не сводит. Поводит, поводит за нос, вспорхнет — и была такова. Делает это для того, чтобы ребятенки ее в траве или кустах надежно схоронились…

— К чему такая побасенка?

Белогорцев с достоинством ответил:

— Смекайте своими пустыми головами: Федор и есть та самая тетерка.

Через месяц на рудник явились казаки и солдаты с пустыми руками и оттого злые. Привели с собой лишь торгаша-бухарца, заплутавшегося в стороне от трактовых дорог. Никто и подумать не мог, что Васька по совету Федора укрылся неподалеку от Незаметного.

После отъезда Беэра в Змеиногорской рудничной конторе получили секретный указ. Беэр настрого наказывал отвращать работных от побегов и отпусков в иные места. И не без причин.

Новый, совсем молодой, самодовольный и жестокий правитель Джунгарии хан Цэван Дорогаши Намдял через своих многих послов требовал от сибирского губернатора сноса русских пограничных укреплений. Земли, на которых они находились, хан почему-то счел неотъемлемой частью Джунгарии. В противном случае, угрожал открытыми вооруженными действиями. На границах Колывано-Воскресенского заводского ведомства оживленно передвигались многолюдные орды конных кочевников. При переговорах послы бахвалились, что хан наделяет беглых русских людей, которые переметнутся к нему, многими привилегиями. Соблазнительная приманка для работных!

Не успел канцелярист подшить бумагу в дело, как рудничное начальство подняло шум о побеге новой партии работных — десяти человек. На этот раз начальство не выказывало обычного рвения в поисках беглецов; словно для очищения совести, отправило в разные стороны несколько великовозрастных солдат. Те через несколько дней вернулись, не сыскав беглецов. Работные от удивления только разводили натруженные руки.

— Диво дивное: люди убегли, а начальству до того вроде и дела никакого нет.

На третьи сутки стражники схватили одного из беглых — Филиппа Колокольцева. И не на проезжей дороге или в горных дебрях, а в самом отдаленном и глубинном орте. Беглец еле шевелил языком от жажды и нестерпимой боли в сломанной ноге. Стражники злорадствовали:

— Потому и не улетела птаха, что крылышко подбито! Нашел, балда осиновая, где прятаться от горных работ.

В госпиталь, куда поместили Колокольцева, чуть не каждый день наведывался поручик. Никто не знал, о чем он выспрашивал Колокольцева.

Однажды Гешке оказался нечаянным и незримым свидетелем тайного допроса. Против своих привычек лекарь выслушал разговор до конца. Придя домой, поделился с Настей. Та только руками всплеснула и про себя решила: «Надо передать Федору…»

На другой день Федор наказывал Белогорцеву:

— После смены втроем идите в дальний орт, в свежем завале покопайтесь. Найдете что — положите на виду у всех в Глубокой штольне. Потом подымитесь наверх и по домам…

— Что искать-то? — недоумевал Белогорцев.

— Сами увидите. Знал — сказал бы, — уклончиво ответил Федор и попросил: — Обязательно сходите.

Белогорцев в точности выполнил просьбу.

…Работные брели на смену по Глубокой штольне. Многие, не успев выспаться, позевывали. Сон, дай волю ему, свалил бы сейчас на сырые камни. И вдруг головные работные остановились, как шахтные подпорки, стали — с места не столкнуть. Вперед выбежали нарядчики, надсадно заругались.

— Лунатики вы, аль кто? Пошто стоите?

Впереди в дрожащем свете факелов видно, как на дне штольни беспорядочно распластались люди. Нарядчики к ним.

— А ну встать, лежебоки! Сна не хватило для вас дома!

Кто-то занес было руку для удара. Но не засвистела пронзительно плеть, не чавкнула сочно по человеческому телу. В наступившей тишине родился слабый шорох — работные сдернули с голов отяжелевшие от подземной сырости картузы. В штольне лежали мертвецы. Работные без труда опознали своих товарищей. Вон с широко раскинутыми руками бергайер Иван Речкунов, вверх лицом — Трофим Зырянов. Словом, все те, кого объявили беглыми. Недоставало лишь Филиппа Колокольцева.

По штольне пороховым взрывом ударил возглас:

— Наружу подымайтесь! К Филиппу, тот про все расскажет.

Крик подхлестнул застывших от страха людей. Все шарахнулись к шахтным лестницам. В верхних выработках на зов бегущих устремились новые партии работных. Змеиную гору раздирал неслыханный до этого гул, которого испугался бы и сам семиглавый змей…

У госпиталя выстроился взвод солдат с ружьями наизготовку. Перед строем мелким гусиным шагом важно прохаживался поручик. Толпа работных в нерешительности затопталась на месте.

— Чего приперлись? Пошто не робите?

В ответ на заносчивый окрик поручика толпа злобно загудела. Послышались резкие выкрики: — Пошто в штольне мертвые люди лежат?