Дэвид Ирвинг - Вирусный флигель Страница 42

В письме от 24 января на имя генерального директора Совета профессора Менцеля Эзау предлагал ввести в атомном проекте строгую централизацию, «так как за последние несколько месяцев исследовательским группам пришлось принимать все возрастающее число заданий на выполнение в рамках их исследовательской программы военных разработок, и поэтому они были вынуждены расширять свои исследовательские и производственные возможности и набирать новых работников». По мнению Эзау, практических результатов можно было ожидать лишь при условии, что снабжению, обеспечению кадрами и строительству присвоят особые приоритеты, подобные приоритету DE — наивысшему в Германии, который Альфреду Фёглеру каким-то чудом удалось заполучить для строительства бункера на территории Института в Берлин-Далеме.

Письмо Эзау подоспело как нельзя более кстати. Как раз в те дни Менцель подготовил постановление (его должен был подписать Геринг) об официальном образовании в рамках Совета Исследовательской группы по ядерной физике. В письме на имя одного из заместителей Геринга Менцель указывал, что с момента открытия Гана физики всего мира, и особенно США, посвятили себя работам в области ядерных исследований, далее он писал:

Несмотря на то, что никогда нельзя точно предсказать темпы осуществления научно-исследовательского проекта, и признавая, таким образом, неожиданности вполне возможными в ядерной физике, я считаю проблему в целом столь важной, что даже в военное время ею ни в коем случае нельзя пренебрегать. Более того, побочные результаты ядерных физических исследований могут дать выход, имеющий непосредственное военное значение.

Профессора Эзау Менцель рекомендовал назначить на пост полномочного представителя рейхсмаршала по ядерной физике. Хотя Эзау и не был прирожденным физиком-атомщиком, он хорошо разбирался в нужных вопросах и, по мнению Менцеля, занимал нейтральную позицию. «Это очень важно, — писал Менцель, — поскольку именно в этой особой области атомной физики собрались люди, весьма чувствительные, раздражительные и даже обидчивые; вот почему, принимая во внимание их повышенную чувствительность в некоторых вопросах, между ними неизбежно возникнут серьезные трения, если во главе всего дела поставить ведущего ученого».

Менцель, видимо, неплохо знал среду, о которой писал. Едва его послание поступило к заместителю Геринга Гернерту, последний получил анонимку, обвинявшую Менцеля в том, что, будучи еще в министерстве просвещения, он причинял огромный вред немецкой науке. «Клика, которая раньше отстаивала Эйнштейна и его теорию относительности, — жаловался далее аноним, — теперь снова захватила руководство физикой в свои руки… Во главе со своим вождем Гейзенбергом они заполонили Физический институт кайзера Вильгельма, захватили лабораторию профессора Дебая, непревзойденного мирового мастера экспериментальной физики». Аноним, рискуя выдать себя, упирал на то, что старые члены партии, которые в течение двадцати лет не складывали оружия в борьбе с Эйнштейном, теперь удалены из институтов без каких-либо к тому оснований. Но самой ужасной, по его мнению, была «эта гигантская афера с так называемой урановой машиной», покрываемая Менцелем.

Анонимка опоздала. Геринг уже подписал подготовленное Менцелем назначение Эзау на пост главы всего немецкого атомного проекта. Вот каким высокопарным слогом оно было написано:

Сим указываю учредить в Имперском Исследовательском Совете Исследовательскую группу по ядерной физике и повелеваю Вам создать ее и руководить ею. Я назначаю Вас своим полномочным представителем в области всех проблем ядерной физики и указываю Вам уделять особое внимание следующим направлениям:

1)исполнению ядерных исследований, направленных на использование атомной энергии урана;

2)производству люминесцентных составов без применения радия;

3)созданию мощных источников нейтронов и

4)изучению мер безопасности при работе с нейтронами.

Хайль Гитлер!

Геринг

Эзау происходил из крестьянского сословия. К тому же его говор выдавал в нем выходца из Восточной Пруссии. Один из партийных еженедельников однажды обрисовал его как «коренастого человека с упрямо наклоненной головой крестьянина». Однако его внешняя простоватость была обманчивой. В действительности Эзау был умен и в пионерские годы развития радиосвязи, а затем и телевидения сделал блестящую карьеру; медицина же обязана ему внедрением радиотехники высоких частот в терапию.

Выдвигая Эзау, Менцель полагал, что его ставленник не имеет врагов. Отчасти так и было на самом деле — Эзау был в хороших отношениях с представителями родов войск и с министерством почт, но в аппарате его ставили не слишком-то высоко. И, что не менее существенно, не лучшим было отношение и к самому Менцелю. Так что на новом посту Эзау ожидали немалые неприятности, ибо на деле у него оказалось куда больше врагов, чем сторонников.

И прежде всего ему не удалось заручиться поддержкой Альберта Шпеера, хотя в 1942 году министр придавал атомным исследованиям очень серьезное значение (работам институтов кайзера Вильгельма, руководимых Гейзенбергом, Раевским, Боте и Ганом, он присвоил приоритет DE, которого тогда не имели даже проекты «секретного оружия» — «Фау-1» и «Фау-2». Но, пожалуй, еще хуже для Эзау было то, что против него действовал и Фонд кайзера Вильгельма, открыто выражавший недовольство его назначением. Могущественный президент Фонда Альберт Фёглер, глава Объединенной сталелитейной компании, который в дни прихода Гитлера к власти оказал фюреру немалую финансовую поддержку, вовсе не желал, чтобы Физический институт кайзера Вильгельма подчинялся какому-то Эзау.

К тому же вскоре многие начали понимать, что хотя Эзау и принял возложенные на него Герингом полномочия, но ни на йоту не верит в возможность создания атомного реактора. Однажды он даже сказал Хартеку, что отдал бы ему все средства, исхлопотал бы самые высшие приоритеты, если бы тот «с термометром в руках» показал, что температура котла поднялась хотя бы на десятую градуса. Даже перед самым назначением Эзау обмолвился о желании вообще прикрыть работы,

Что у Эзау действительно возникали подобные намерения, говорит помеченная 4 декабря запись в дневнике доктора Эриха Багге:

Совещание в помещении президента Национального бюро стандартов государственного советника Эзау. Дибнер, Баше, Клузиус, Хартек, Бонхоффер, Виртц и я — со стороны физиков; химики — Альберс, Шмиц-Дюмонт и еще один — рассказали о своих попытках приготовить летучее соединение урана[29]. Эзау подготавливается сыграть отбой в январе или же в феврале 1943 года.

Кроме того, я подозреваю, что они вообще считают, будто бы решение определенных задач вовсе не окажет влияния на исход войны.

4 февраля 1943 года доктор Альберт Фёглер пригласил к себе в правление Объединенной сталелитейной компании Менцеля и Ззау. Могущественный промышленник и попечитель Фонда пожелал произвести «раздел сфер влияния» между Исследовательской группой по ядерной физике и Институтом кайзера Вильгельма. Очевидно, за спиной Фёглера стоял Шпеер; ведь именно он обещал Фёглеру помочь проводимому строительству деньгами и материалами. Так, в документе тех времен можно даже найти упоминание об «особом интересе герра рейхсминистра Шпеера к одному из аспектов ядерных исследований». Правда, и сам Фёглер был достаточно силен, чтобы почти с самого начала изъять из-под контроля полномочного представителя мощные группы физиков, работавших в Институте кайзера Вильгельма. На этом, однако, козни Фонда не кончились. Уже через несколько недель после встречи Фёглера и Эзау Фонд отправил Менцелю протест против затруднений, возникших между Институтом и Группой по ядерной физике при распределении материалов. Фёглер требовал нового совещания в присутствии арбитра — представителя из министерства Шпеера.

Тем временем, пока в Германии враждующие группы физиков стремились каждая для себя завоевать право на нужное для своих экспериментов количество тяжелой воды, в Норвегии, в Сандватане, четверо членов головной партии ожидали новой высадки. Им приходилось очень тяжко на Хардангерском плато, где температура редко поднимается выше нуля. В декабре начались болезни, к болезням добавилось и истощение — подошли к концу запасы пищи. К тому же погода не благоприятствовала охоте, стада северных оленей откочевали от Сандватана и норвежцам пришлось есть ягель. Их радиопередатчик испортился, и они даже не могли известить о своем бедственном положении в ответ на повторяющиеся радиосообщения об очередной отсрочке десанта.