Льюис Уоллес - Бен-Гур Страница 48

Он опустился на траву под лимонным деревом, распластавшим у него над головой свои ветви. На одной из них, низко склонившейся к журчащей воде, прилепилось гнездо синицы. Крошечное создание выглянуло из летка гнезда и посмотрело прямо в глаза Бен-Гуру. «Воистину я начинаю понимать язык птиц, – подумал он. – Она хочет сказать: «Я не боюсь тебя, поскольку в этом счастливом месте царит закон любви».

Очарование этого места стало совершенно ясно для него; он был счастлив и ничего не имел против того, чтобы стать одним из затерявшихся в роще Дафны. Ухаживать за цветами и кустами, созерцать молчаливую красоту, царящую повсюду, куда падал взор, – разве не может он, подобно только что виденному им существу с зубами, подобными ножам, проводить свои дни здесь, забыв все жизненные тяготы?

Но мало-помалу его еврейская природа дала о себе знать.

Для иных такого очарования могло быть вполне достаточно. Любовь восхитительна – ах, как приятно ощутить себя наследником всего этого великолепия! Но неужели в жизни достаточно только этого? Между ним и теми, кто обрек себя на вечное блаженство здесь, не было ничего общего. У тех не было никакого чувства долга – да они и не хотели иметь его. Но он…

– О Бог Израиля! – воскликнул он. – Мать! Тирца! Будь проклято место, где я поддался соблазну ощутить счастье без вас!

Быстрыми шагами он прошел кустарник и оказался у реки, берега которой были облицованы камнем, с перекинутыми над водой мостиками. Ни один из них не был похож на другой. Под мостиком, на который взошел Бен-Гур, вода образовывала глубокий омут. Ниже по течению широкая струя ниспадала с камней, дальше – новый водопад и снова каскад. Каскады терялись вдали, а журчащая вода рассказывала, как это умеют делать лишенные дара речи существа, что река протекает здесь с разрешения владыки этих мест и именно так, как угодно этому владыке, покорная воле богов.

Перейдя по мосту, он увидел перед собой широкую долину, рощицы и озера вдали. Кое-где рядом с тропинками белели причудливые домики. Дно долины понижалось к горизонту, так что воды реки могли орошать ее в засушливые периоды. Землю покрывал сплошной ковер травы, кое-где уступавшей место цветочным клумбам. На изумрудной зелени белоснежными пятнами выделялись стада овец. Голоса пастухов далеко разносились в воздухе. Словно рассказывая пришельцам о священном предназначении всего, что расстилалось перед ними, многочисленные алтари, возведенные прямо под открытым небом, усеивали долину. Возле каждого виднелась фигура служителя божества, облаченного в белоснежные одежды, а процессии паломников медленно проходили мимо них. Дым курений медленно поднимался над алтарями, сливаясь в бледно-прозрачное облако, висевшее над этим заповедным местом.

Внезапно на Бен-Гура снизошло озарение – роща Дафны была, в сущности, храмом, широко раскинувшимся храмом без стен!

Никогда еще на свете не было ничего похожего!

Архитектор, создававший этот храм, не ломал голову над стилем колонн и портиков, пропорций или интерьеров, не задавался никакими ограничениями относительно идей, которые он хотел материализовать; он просто выступал в роли служителя природы. Изящный сын Юпитера и Каллисто[52] создал старинную Аркадию; и в этой, как и в той, явил себя гений греков.

Спустившись с мостика, Бен-Гур зашагал по ближайшей аллее. Пасшая овец девушка сделала ему знак рукой: «Идем!»

Тропинка раздваивалась, огибая алтарь – пьедестал из черного гнейса, на котором покоилась искусно увитая зелеными ветвями плита белого мрамора, служившая подножием для курильницы, в которой горел огонь. Сидевшая рядом с алтарем девушка при виде Бен-Гура приветственно взмахнула ивовой ветвью и окликнула его: «Постой!» Страстная улыбка ее была полна очарования юности.

Далее повстречалась одна из процессий; во главе ее шла группа маленьких девочек, высокими голосками распевавших песнь. Все одеяние их составляли гирлянды цветов на бедрах. За ними следовала группа мальчиков постарше, также обнаженных, их гибкие тела были покрыты темным загаром. Мальчики приплясывали в такт песне девочек. Вслед за ними основные участники процессии – только женщины в свободных белых одеждах – несли к алтарям корзины благовоний и сладостей. Когда Бен-Гур обгонял их, женщины протянули к нему руки, восклицая: «Остановись и следуй с нами!» Одна из них, гречанка, нараспев произнесла несколько строк Анакреона:

Где вино? Долой кручину!Что за прибыль, если будуВ размышлениях томиться?Мы грядущего не знаем[53].

Бен-Гур, не обращая на них внимания, упорно шел вперед и наконец добрался до самого сердца долины: там буйствовала изумрудная зелень листьев и пейзажи ласкали взор. Чуть утомившись, он поддался искушению отдохнуть на обочине тропинки. Немного постояв, он сквозь густую листву заметил белый блеск мрамора и, поняв, что там стоит какая-то статуя, углубился под прохладную сень деревьев.

Мягкая трава под ногами сверкала изумрудной зеленью. Деревья росли не плотно, так что Бен-Гуру не приходилось продираться сквозь заросли. Здесь были представлены породы, как росшие на Востоке, так и привезенные из дальних стран. Царственные пальмы соседствовали с платанами, темная листва лавров оттеняла свежую зелень дубов. Громадные кедры, словно желая оправдать свое название «царей Ливана», высоко возносили свои кроны, под которыми уютно чувствовали себя шелковицы и терпентинные деревья, столь прекрасные, словно были перенесены сюда из райского сада.

Дафна была изваяна в виде девушки изумительной красоты. У ее пьедестала на разостланной тигровой шкуре спали в объятиях друг друга юноша и девушка. Рядом на земле лежали орудия их труда – его топор и серп и ее корзина, – небрежно брошенные на охапку увядших роз.

Зрелище это озадачило Бен-Гура. Отступив назад и скрывшись в зарослях благоухающего кустарника, он стал размышлять над увиденным. Чуть ранее он, как ему казалось, понял, что очарование великолепной рощи составлял покой без страха, и уступил ему. Но теперь, увидев этот сон среди бела дня – этот сон у подножия Дафны, – он понял то, что ранее заявляло о себе чуть ясным намеком. Законом этого места была Любовь, но Любовь вне рамок Закона.

Так вот каким был сладкий покой рощи Дафны!

Так вот чему приносили дары цари и князья!

Так вот чему искусные служители культа подчинили природу – ее птиц, ее ручьи, ее лилии, реку, труд множества рук, святость алтарей, животворящую силу солнца!

Приятно отметить, что на обратном пути Бен-Гур, погруженный в подобные рассуждения, испытал нечто вроде сожаления к почитателям этого громадного природного храма; особенно к тем из них, кто трудами своих рук поддерживал его в столь великолепной красоте. Теперь их мотивы, стремления, побуждения были ясны для него. Некоторых из них, без всякого сомнения, привлекло сюда обещание обрести незыблемый покой в этой священной обители, красоте которой при отсутствии денег они могли пожертвовать свой труд. Но таких, безусловно, среди поклонников этого места было немного. Сети Аполлона широки, но ее ячейки узки. Попадали в них и сибариты со всего света, и приверженцы чувственности, для которых Восток оказался истинной находкой. Находил здесь свое место и популярный певец, и его несчастливая любовница, и философ, которому для высшего наслаждения было необходимо уединение. Добрейший читатель, почему бы и не сказать правды? Почему бы и не открыть глаза на то, что в тот век на всей земле было только два народа – тот, что жил по закону Моисея, и тот, что жил по закону Брамы. Только они могли сказать: «Лучше закон без любви, чем любовь без закона».

Взгляд Бен-Гура, быстрым шагом идущего по роще, стал теперь более прохладным. Губы его временами кривила усмешка. Он сам чуть было не попался в ловушку.

Глава 7

Стадион в роще Дафны

Бен-Гур оказался перед стеной кипарисов, каждый из которых толщиной напоминал колонну храма, а стройностью – корабельную мачту. Войдя под их тень, он услышал донесшийся до него веселый зов трубы и тут же увидел вытянувшегося на траве человека, с которым обменялся парой слов по дороге в рощу. Тот встал и подошел к Бен-Гуру.

– Я снова желаю тебе мира, – с приятной улыбкой произнес он.

– Благодарю, – ответил Бен-Гур и спросил: – Нам по пути?

– Если ты, как и я, направляешься на стадион.

– Стадион?

– Ну да. Именно туда эта труба и призывает соперников померяться силами.

– Мой дорогой, – откровенно сознался Бен-Гур, – должен сказать, что впервые здесь и почти ничего не знаю о роще; так что, если тебе будет угодно разрешить мне следовать за тобой, я буду чрезвычайно признателен.

– Я буду польщен. Слушай! Я слышу звук колесниц, они занимают места на дорожках.