Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Книга 2 Страница 54

— Ну, вот и оставим этот разговор, — Ворон искусно подсек небольшую рыбину и вытащил ее на борт шлюпки. «Ложитесь, сеньор Вискайно, я смотрю, вам уж лучше, раз вы вспомнили, — Степан хмыкнул, — о спорах за землю. С завтрашнего дня будете стоять вахты, как все».

Вискайно провел рукой по отрастающим, колючим золотистым волосам, и едва слышно сказал: «Отдавайте мою долю сеньоре Эстер, капитан, у нее же дитя».

— Нет, — коротко ответил Степан. «Кроме меня и вас тут никто не знает навигации, сеньор Вискайно. Один из нас должен выжить. Все, идите спать».

Себастьян еще постоял немного на носу, глядя на еле заметную полоску рассвета. Шлюпка едва качалась на тихой воде. «Сколько мы проходим в день, капитан? — внезапно спросил он. «Ну, на веслах».

— Миль пять, — не поворачиваясь, ответил Ворон. «Но будем меньше, — люди слабеют, сеньор Вискайно».

«Ветер, — пробормотал Себастьян, устраиваясь рядом с одним из матросов. «Господи, ну когда уже?».

Мирьям брала грудь, и тут же выпускала ее изо рта, плача, мотая головой. «Молока совсем нет, — прошептала Эстер, глядя на запавший родничок девочки. «У нее уже третий день сухие пеленки».

— Дай, — Степан взял дочь, и, прижавшись щекой к ее личику, стал баюкать девочку. «Ну, потерпи, — тихо сказал он, слыша обиженный, горький плач. «Потерпи, доченька. Мама поела немножко, сейчас она отдохнет, и будет молочко. А рыба? — он устало взглянул на Эстер.

— Я ей пожевала, — женщина, отвернувшись от всех, морщась, накладывала мазь на кровоточащие соски. «Она выплюнула только, и все. Галету свою она съедает, но ей этого мало, Ворон, посмотри на нее».

Степан ощутил под пальцами выступающие ребра дочери, и подумал: «Господи, какая же она легкая стала. И так быстро». Он взглянул на истощенное, старушечье лицо ребенка и, отложив ее на дно лодки, сказал: «Перевяжи мне руку выше локтя — крепко, и дай кинжал».

Он привалился спиной к борту шлюпки, и, подождав немного, сцепив, зубы, сделал надрез.

Кровь, — темная, быстрая, — побежала в подставленную Эстер кружку. «Может, хоть попьет немного, — сказал Степан, и, почувствовав, как кружится голова, заставил себя подняться на ноги, чтобы сменить Фарли на веслах.

Эстер лежала в полузабытье, не обращая внимания на боль в груди. Она заставила дочь выпить всю кровь, не обращая внимания на ее недовольные крики. «Все равно, — думала она, — больше у Ворона брать нельзя, ему шлюпку вести. Надо завтра самой. Молока и так нет, а тут хоть что-то. А вина нельзя, будет еще хуже только. Может, и продержимся до земли». Женщина, было, хотела заплакать, но глаза были сухими — слезы исчезли.

Она вдруг почувствовала, как дочь прекратила сосать. «Мирьям, — она нежно коснулась губами темных волос, — Мирьям, ты что?».

— Иди сюда, — тихо сказал муж, обнимая ее сзади. Эстер села, и, приникнув к его плечу, положила девочку в его руки. Мирьям, было, заплакала, — слабо, почти неслышно, а потом Степан почувствовал, как под его пальцами замирает стук маленького сердечка. Он считал про себя, боясь взглянуть в их лица, — «вот, еще один раз, ну, пожалуйста, доченька моя, еще один раз». Девочка вытянулась, дрогнула и замерла.

Потом, — Степан не знал, когда, — он сказал, все еще не глядя на жену, ощущая лихорадочный жар ее тела: «Надо…»

— Нет, — сказала Эстер, прижимая к себе почти невесомое тельце. «Нет. В земле, Ворон. И меня тоже».

Он чуть не выругался вслух. «Ты не понимаешь, — Степан помолчал, — нельзя, чтобы она была здесь. Нельзя, Эстер».

Женщина оскалила зубы и медленно проговорила сухим, распухшим ртом: «Оставь нас вместе». Она легла на дно, прижав к себе крохотный трупик, и накрылась с головой плащом.

— Мне очень жаль, сказал Вискайно, — он сидел на корме. Степан оглянулся на матросов, что медленно, с усилием гребли и спросил: «Что с рыбой?».

— Со вчерашнего дня ничего не было, с той, что вы поймали, — ответил испанец, и вдруг поднялся на ноги: «Нет! Сеньор Куэрво, остановите его!».

— Поздно, — ответил Степан, глядя на Фарли, что, стоя на коленях, пил забортную воду.

— Хорошо, — сказал первый помощник, опуская в море сомкнутые ладони. «Хорошо как, сэр Стивен! Наконец-то!».

Степан сильно потряс его за плечо и сказал, глядя в запавшие, сухие, косящие куда-то вдаль глаза: «Теперь вы умрете, мистер Фарли. Зачем?».

— Я так хотел пить…, - прошептал мужчина и склонился над бортом шлюпки — его тошнило.

В шлюпке было тихо. Легкий, почти незаметный ветер чуть покачивал ее на волнах. Степан внезапно перевернулся на спину, и посмотрел в еще серое, предрассветное небо. «Господи, хоть бы дождь, — подумал он. «Весна ведь, пусть хоть маленький пройдет, все легче будет. И Фарли умирает — дня не протянет».

Он взглянул на измученное, покрытое морщинами лицо жены — мертвое дитя так и лежало в ее руках. «Девочка моя, — подумал Степан, сам не зная о ком. «Это все я виноват — надо было раньше уходить с той отмели, раньше понять, в чем дело. Горит вся, — он прикоснулся ладонью ко лбу Эстер, и та еле слышно сказала: «Отцу моему потом напиши, Ворон».

— Молчи, — велел он, и обняв ее, еще раз повторил: «Молчи». «Я посплю, — сказал себе Степан. «Немного. Я так устал. А потом сяду на весла. Будем меняться, и дойдем хоть до какой-нибудь скалы».

Он задремал, и не слышал, как кто-то медленно, осторожно пробрался с носа шлюпки, и, остановившись над Эстер, опустившись на колени, вытянул тельце ребенка из ее объятий.

Женщина проснулась, как от удара, и приподняла голову. Руки были пусты. «Ворон, — хотела закричать Эстер, но, услышав свой голос, испугалась — он был охрипшим, страшным, во рту саднило, и тяжелый язык еле ворочался. «Ворон, — она собрала все силы и, повернувшись, потрясла его за плечо.

Степан потер лицо руками и застыл, посмотрев на нос шлюпки — один из матросов целился в него из пистолета. «Мой, — понял Ворон, и, положив руку на кинжал, спокойно сказал:

«Опусти оружие».

— Опущу, — ответил матрос, ухмыляясь, — если ты не будешь нам мешать.

Ворон перевел взгляд на дно шлюпки, и, увидев то, что лежало на обрывке паруса, вдруг подумал: «Боже, прошу тебя, только чтобы Эстер на это не глядела. Прошу тебя. Я сейчас убью их обоих, и все».

Второй матрос, стоя на коленях, ел, — быстро пережевывая мясо, облизывая кровь с пальцев.

— Не трогай мою долю, — зло велел ему первый, все еще не опуская пистолета. «Я все вижу».

Степан услышал высокий, задыхающийся крик у себя за спиной. Эстер бросилась на матроса, выставив вперед руки — с костлявыми пальцами, пытаясь вцепиться ему в лицо.

Раздался звук выстрела.

— Он промахнулся, — спокойно, неожиданно спокойно подумал Степан, и, шагнув вперед, оттолкнув жену, выбил пистолет из руки человека.

— Нет! — крикнул тот, падая на колени, пытаясь дотянуться до окровавленных останков на парусе. «Нет, я прошу вас!».

— Дай, — зарычала женщина, и, встав над матросом, вонзила ему ногти в глаза, раздирая веки, выворачивая наружу белки. Второй матрос вскочил, подняв все еще окровавленные руки, но Степан, оглянувшись, взял в руки весло, что лежало на дне лодки.

Он не знал, сколько прошло времени, прежде чем Вискайно тронул его за плечо: «Хватит, капитан».

Степан окунул весло в море, смыв с него кровь и осколки костей, и, столкнув труп — с разбитой в кашу головой, обернулся к жене.

Та встала, и, не оглянувшись на мертвое, обезображенное, с вырванными глазами, лицо матроса, сказала: «Надо все собрать, что осталось».

Когда Эстер привалилась к борту шлюпки, держа на коленях маленький сверточек, прижавшись к нему щекой, Степан, обняв ее, услышал шепот: «И ты будешь есть плод чрева твоего, плоть сынов твоих и дочерей твоих, которых Господь Бог твой дал тебе, и рассеет тебя Господь по всем народам, от края земли до края земли, и будешь там служить иным богам, которых не знал ни ты, ни отцы твои, дереву и камням».

— Это что? — спросил Вискайно, садясь на весла.

— Книга Второзакония, — ответил Степан и начал грести.

На закате, Фарли, качаясь, поднялся, и, прошептав: «Лучше так», — перешагнул через борт шлюпки.

Вискайно посмотрел на капитана. Тот хмуро перекрестился и приказал: «Не останавливайтесь, сеньор».

«Она умрет, — подумал Степан, сомкнув руки на теле жены — ничего не было под его ладонями, будто он обнимал не человека, а призрак. Эстер чуть пошевелилась и сказала:

«Ворон…, ты со мной…»

— Я всегда буду с тобой, — он прижал к себе жену, и накрыл ладонями сверточек. «Маленький, — подумал Степан, — какой маленький». Он сжал зубы и сказал: «Счастье мое, это я убил Мендеса. Прости».

— Я знаю, — одним дыханием ответила жена. «Мне дон Мартин рассказал, когда мы плыли в Панаму». Она говорила медленно, и Ворон почувствовал, как ей больно сейчас.

— Ты, — Эстер помедлила, и продолжила, — это ничего, Ворон, ничего. Это не страшно. Ты просто не уходи от меня. Возьми, — женщина пошарила исхудавшей рукой, и протянула ему горстку галет: «Это я для тебя откладывала. Поешь».