Сестра самозванца - Владимир Александрович Андриенко Страница 68

– Желаю. Но не нынче, моя панна. Я подожду, когда панна сама выполнит мои желания. Я не хочу панну принуждать.

– Стало быть, пан меня не отпустит?

– Пока нет. Но у панны будет все, что она хочет. Кормить станут панну как царицу. И жизни панны здесь ничего не угрожает.

– Но, если царевич узнает, что пан задержал меня насильно.

– Он не узнает. Панна знает шляхтича Нильского? – спросил Бельский.

– Знаю, – Елена побледнела.

– О! Панна влюблена в шляхтича. Дьяк мне не соврал. И пан Нильский не совсем равнодушен к панне.

– А какое это имеет значение? Что пану до моих чувств к шляхтичу Нильскому?

Бельский усмехнулся:

– Ты, Елена, стала в центре большой интриги. И мне сие много пользы принести может.

– Но я не поняла, пана боярина. И зачем пан вспомнил про Яна Нильского?

– Нильский есть возлюбленный панны. Не так ли?

– Зачем это пану боярину?

– Но ты ведь исчезла Елена. И все хотят найти тебя. И люди Марии Годуновой. И шляхтич Нильский. И твой брат… Хотя какой там брат. Царевич Димитрий Иванович.

– И что? – спросила она.

– На пана Нильского я спихну вину за исчезновение панны. И при дворе царевича мне в том помогут. Панна знает о вражде Нильского с паном Бучинским?

Елена ничего не ответила. Ей стало страшно.

– Вижу по лицу твоему, Елена, что ты все поняла.

– Но как боярин смог все сие узнать? Откуда?

– Свой человек у меня имеется в стане самозванца, то бишь царевича Димитрия…

***

Путивль.

Стан самозванца.

6 мая 1605 года.

Дворянин Плещёв сразу понял, что князь Сумбулов имеет большой зуб на Патрикеева. Не просто так прислал он сюда этого дьяка.

Плещев слыхал про Тихона Сысоева давно. Сей дьяк был зело умён и такой мог в будущем пригодиться. Стоило заполучить его в качестве друга.

– Так ты, дьяк, верный человек князя Сумбулова?

– Я друг князя, – поправил Плещёва Сысоев.

– Хорошо. Пусть друг. Ты ведь был в Приказе Новой четверти?

– Ранее был, – ответил дьяк.

– Затем проворовался и в бега подался. Так?

– Был грех, – согласился Сысоев. – А кто богу не грешен? Ты, дворянин?

– И я грешен. Да я ведь не в попрёк тебе молвил, дьяк. Я прояснить желаю, кто есть кто. Но зачем тебе этот подьячий Аникеев?

– Али не знаешь от кого он прибыл?

– Знаю.

– А Патрикеев пёс Бориски Годунова. Нынче он хвост поджал. А завтра, что будет? Ты дворянин плохо знаешь Патрикеева. А князь Сумбулов знает его.

– Мне до того дела нет. А вот коли надобен он князю, то…

Дьяк Сысоев понял, что Плещёв ждет приношения, и достал кошель.

– Вот прими, дворянин. Внутри золото, не серебро.

Плещеев взял колешь, и тот исчез в его бездонном кармане.

– Чего надобно? Говори прямо.

– Есть при Аникееве грамотка и нам та грамотка надобна. Я и мои людишки готовы то сделать. Дай нам побеседовать с подьячим…

***

Вечером Сысоев доставил князю Сумбулову грамоту. Тот сломал печати. Это было письмо к царевичу от Елены Орепьевой.

Сумбулов побледнел. Он поднял глаза на дьяка.

– Тихон. Это письмо Елены Отрепьевой.

– И что в нем?

– Она сообщает, что я изменник и в стане царевича Димитрия.

– Ты?

– А ты чего ждал от Патрикеева? Он боится моего влияния на царевича и желает выслужиться. Знает, что не прощу его. И потому нанес удар.

– Хорошо, что мы эту грамотку перехватили, князь.

– Эту перехватили. А иные? Сколь Патрикеев таких пошлет?

– Ты погоди, князь. А сие писала сама Елена?

– Конечно. Разве Димитрий почерка её не узнает? А это посланец должен был ему передать. Нам нужно идти к царевичу.

– С чем?

– С этим письмом.

– Дак он…

– Это лучший путь для нас. Коли девка попала в лапы Патрикеева, то она ещё десять таких грамот напишет.

Откуда мог знать Сумбулов, что Елена Отрепьева уже давно не в лапах грозного дьяка Разбойного приказа…

Глава 19

Красавица в ловушке.

Я сам скажу, что войско наше дрянь,

Что казаки лишь только селы грабят,

Что поляки лишь хвастают да пьют,

А русские… да что и говорить…

Перед тобой не стану я лукавить:

Но знаешь ли, чем мы сильны, Басманов?

Не войском, нет, не польскою подмогой,

А мненьем; да! Мнением народным.

А.С. Пушкин «Борис Годунов».

***

Путивль.

Ставка царевича.

10 мая 1605 года.

Наверное, только теперь окончательно поверил он в свою победу. Боярин Бельский, соратник Грозного царя, был готов признать его царевичем. И он, Юшка Отрепьев, человек из низов станет первым на Москве! Станет хозяином огромной страны!

Он вспомнил хижину в лесу, в которой сестра Елена предложила ему назваться царевичем. Тогда их было только двое. Двое против всех. Верил ли он тогда, что это безумное предприятие удастся? Пожалуй, нет. Просто некая слепая сила вела его вперёд.

И вот свершилось! Хорошие вести из Москвы!

Царевич Димитрий Иванович поднялся со своего стула и подошел к дьяку.

– Я не забуду сей услуги, дьяк!

– Рад служить вашей царской милости.

Царевич обнял дьяка и прижал к себе. Затем обернулся к боярам и князьям.

– Вот! Пример верного человека! Вот кто принес мне победу! Мой дядька (воспитатель) Богдан Бельский докажет мое истинное царское прирождение! И могу вам всем сказать, что это он тогда спас мою жизнь!

Мнишек переглянулся с гетманом Дворжецким.

Самозванца несло. И он сам начал верить в то, что говорил.

– Тогда убийцы уже готовы были нанести удар! И верный мой воспитатель сумел спасти меня, и они вместо меня убили иного! И назначенный моим отцом, царем Иваном, мой воспитатель признает во мне того, кто я есть на деле! Я царевич Димитрий Иванович!

Боярин Пушкин закричал:

– Многая лета государю нашему, царю и великому князю Димитрию!

Остальные дружно подхватили этот крик:

– Многая лета!

– Слава государю!

Царевич принял восхваления как должное. Он снова поднялся по ступеням и сел в высокое кресло, что заменяло ему трон. Он принял величественную позу и гордо окинул взором подданных.

Он сын Грозного царя! Он законный наследник трона Московского государства! Он потомок великого Рюрика!

Когда все возгласы утихли, царевич снова обратился к дьяку.

– За верность жалую тебя в думные дьяки! Быть тебе при мне постоянно!

Дьяк пал на колени.

– Поднимись! Я награждаю верных по их заслугам! Потому жалую тебя двумя тысячами червонцев!

Мнишек снова переглянулся с Дворжецким. В последнее время Димитрий часто жаловал своих слуг крупными суммами. Но платить их обещали лишь после того, как он займет трон в Москве. Сейчас в казне у царевича не было и одного лишнего злотого. Три дня назад он пожаловал полковника Боршу 10 тысячами золотых. И когда тот захотел получить хоть тысячу из обещанной суммы у Мнишека, тот ему отказал.

– Вы слышали, пан гетман? – тихо прошептал он на ухо Дворжецкому.

– Слышал, пан Мнишек. Он жалует золото мешками. Но не платит и злотого.

– У меня есть его расписок на 35 тысяч злотых, пан гетман. И это лишь то, что он занимал, а не дарил.

– Пожаловал он золота тысяч на триста. Обещает всё вернуть в Москве.

– Пусть хоть жалование гусарам и немцам отдаст.

– Эти свое возьмут.

– Еще бы. Эта конница не станет служить