Конрад Эйкен - Два викинга

Конрад АЙКЕН

Перевёл с английского Самуил ЧЕРФАС

Conrad Aiken. «Pair of Vikings»

Из сборника: Collected Stories of Conrad Aiken»

New York, 1960

ДВА ВИКИНГА

I.

Впервые я услышал о событии — и о них, конечно — от вездесущего Поля. Само собой. В этом английском городке Поль сразу узнавал обо всём, и всё, о чём он узнавал, оставалось тайной не больше пяти минут. Его длинный аристократический нос и ястребиной ясности морозно–голубые глаза возникали сразу и везде, и все видели, как он строчит в блокноте заметки к очерку или старательно фотографирует некий «объект», который, по его словам, со временем вырастет в «идею». Его можно было увидеть то на жерди посреди болот за много миль от города, где он часами дожидался какого‑то небывалого освещения тростника и при этом тончайшим бисерным почерком заполнял карточки цветовой гаммы будущих пейзажей — эти карточки можно было читать как стихи — то верхом на останках парового катка, брошенного у поворота грязной речки. Однажды я видел его распластавшимся прямо посреди дороги к судоверфи: там он снимал с точки зрения земляного червя и в необыкновенном ракурсе столбы недостроенного забора. Словом, он был во всём.

Не только в вещах, но и в людях. Люди разжигали его любопытство не меньше иных предметов. Он их «коллекционировал», особенно чудаков и странных типов, не пренебрегая, впрочем, и выдающимися личностями. Мастерская у него превратилась в кунсткамеру, полную раковин, старых бутылок, причудливых камней, засушенных листьев и насекомых, сломанных кукол — всего, что вдруг увлекало его воображение или наводило на мысль, и поэтому его «салон» изобиловал удивительнейшими лицами. Поля не интересовало, откуда эти люди и чем занимаются, если у них был характер, если они были красивы и забавны: такой предъявлялся экзамен. Мешанина общественных слоёв на этих диковинных салонах была невообразимая — тут и дамы с голубыми волосами, и йоги, и спившиеся композиторы, лилипуты из цирка, графини, манекенщицы, хористки — что не имело ни малейшего значения. Все славно проводили время: Поль умел об этом позаботиться, а уж сам он — лучше всех. Дискутировать ли о психологических аспектах сюрреализма с худосочным бельгийским поэтом или давать забавно восторженным тоном советы по косметике хорошенькой, просто чудо какой хорошенькой, юной любительнице фотографии — ему было всё равно. Жизнелюб он был необыкновенный.

Поэтому я ничуть не удивился, когда Поль вдруг возник поздним летним вечером под моим светящимся окном и выпалил с возбуждённым смехом, что может показать мне нечто невероятное.

— А что это будет? — спросил я.

— Пойдём, увидишь.

Догнав его на мощёной булыжником улице, я повторил вопрос, но он ответил встречным: знаю ли я, что в город приехала ярмарка. Я, кстати, знал. Утром того дня я видел, как собирают первые ярко–полосатые шатры и павильоны, расставляют в круг пёстрые цыганские повозки, роют канаву для нужника за брезентовой ширмой, а из грязных чехлов гордо выходят на свет волшебные красно–золотые кони карусели. Эти балаганы появлялись у нас каждый год, принося неделю дешёвого азарта и гремящей музыки, но в самом этом событии не было ничего удивительного. Так я и ответил.

— А ты всё видел? «Круг смерти» ты видел?

— «Круг смерти»?

— Да, и моих двух викингов!

— Твоих викингов? Это еще что такое?

— Тогда ты вообще ничего не видел! Мой дорогой друг, это — самая восхитительная пара людей, которых я встречал в жизни! Пошли, а то опоздаем!

Мы поспешили вверх по улице к площадке, откуда была видна ярмарка во всей ослепительной сутолоке: толпы, крики, странная всхлипывающая водянистая музыка карусели, бег кивающих головами лошадок, ряды раскрашенных лодок–качелей, а в них — напряжённые пассажиры, хватающиеся за тросы при взлёте в тень и падающие оттуда к свету — всё как всегда, в точности как всегда. Так мне, по крайней мере, казалось, пока я не услышал какой‑то незнакомый звук. Вроде велосипеда с моторчиком, который заводится всё более частыми и громкими хлопками: крещендо механического рёва, а потом вдруг замирает и снова с треском взвывает, и опять, и опять. С нашей площадки я пытался разглядеть, откуда этот шум, и тогда впервые увидел «Круг смерти», а под ним на невысокой обитой ярко–красным плюшем платформе в ослепительном круге света — два мотоцикла и двух викингов с ними рядом.

Даже с такого расстояния я понял, что Поль прав. Было нечто царственное в гордой небрежности осанки двух голубых фигурок. Они возвышались над толпой с видом снисходительного патрицианского презрения, как у льва в клетке или тигра в зоопарке. Мы спустились по крутым ступенькам, протиснулись сквозь веселящуюся толпу у будок с азартными играми к подножию плюшевой платформы, и мне сразу стало ясно, что Поль не только не преувеличивал, но, пожалуй, и поскромничал. Мальчик и девочка — а выглядели они ничуть не старше — были ослепительно, ангелоподобно прекрасны. Они казались ангелами, потому что у обоих волосы были невероятно светлы, а глаза — голубые, но ещё они были в ореоле яростной чистоты, неукротимой и непререкаемой. Да, викинги — Поль, как всегда, попал в самую точку. Теперь я вижу, что впечатление усиливалось ещё и тем, что у девушки, одетой в точности, как и юноша: в голубую расстёгнутую у ворота блузку и свободные синие шаровары, была аккуратная синяя шляпка, плотно обнимающая светлые волосы, с серебряными крылышками по бокам. Я был просто околдован, потому что смотрела она поверх наших голов, совершенно не замечая ослепительного круга света, в котором стояла, и будто уже неслась в полёте. Она была сама скорость — она была стрелой. И глаза её были такой пронзительной голубизны и ярости, каких я больше никогда не видел.

Между тем, юноша ещё три–четыре раза разогнал с оглушительным треском двигатель мотоцикла, а билетёр объявил в небольшой мегафон, что представление, последнее в этот вечер, начинается, и зрители стали взбираться по шаткой лестнице к верху громадного лакированного цилиндра, который и назывался «Кругом смерти». Совершенное кружево тросов держало это сооружение у земли, и я заметил, что растяжки, как и стены самого круга, были совершенно новые. Юноша и девушка покатили мотоциклы по дорожке в дверь круга, которую помощник захлопнул за ними. Поль купил два билета, и мы поспешили по лестнице наверх.

— Что, они, в самом деле, будут кружить по стене этой бочки? — спросил я, когда мы уселись и стали рассматривать деревянные внутренности сооружения, казавшегося сверху огромным блюдцем. Два викинга стояли у своих мотоциклов и потирали руки.

— Ну, конечно. В общем‑то, в трюке нет ничего хитрого: всё основано на центробежной силе. Они, наверно, уже несколько лет гастролировали по Соединенным Штатам с этим номером — и всё равно, дрожь пробирает. Только посмотри на этих двоих — ты видел когда‑то что‑нибудь подобное? Посмотри на девчонку! Посмотри, как она стоит! Как пламя, дружище — она, как пламя! А он как изящен! Наверно, они муж и жена.

— Эти дети?

— У неё кольцо на пальце — увидишь, когда она будет близко.

— Как — будет близко?

— Выедет на самый верх: вот зачем у них здесь предохранительный трос.

Юноша, подняв вверх бледное лицо, объяснял:

- …считают, что риск слишком велик, и поэтому мы не можем получить страховку ни на каких условиях. Ни одна страховая компания не желает заключить с нами договор, какую бы сумму мы ни платили. Поэтому я прошу вас сделать свои пожертвования, пусть самые скромные: мы положим их на отдельный счёт, который воспользуемся только при несчастном случае.

Он стоял, положив руку на бедро, и глядел вверх спокойно, как бы оценивая публику. Девушка безразлично наклонилась, опершись о мотоцикл, и ни на что не смотрела, видимо, томясь от скуки. Всё казалось совершенно необычным. Хорошо поставленный голос, ясный и твердый — речь человека из высшего общества. Вниз покатились пенсы, шестипенсовики, несколько шиллингов. Он сказал: «Я всем вам благодарен» и неспешно, с безупречным достоинством наклонился, чтобы подобрать их. Девушка несколько мгновений неподвижно смотрела на него, а потом перевела взгляд на свои ногти.

Так она и стояла в центре арены, когда юноша завёл мотоцикл, разогнался кругами, въехал с наклоном на бордюр и вдруг рванул прямо по стене. Разверзся оглушительный грохот: хватило бы и одного запертого в цилиндре воя мотоцикла, но от быстрой смены нагрузок угрожающе заскрипел весь остов «Круга смерти». Теперь можно было своими глазами видеть, как играли его контуры, когда ездок проносился по сверкающим стенам. Он поднимался всё выше, описывая всё более близкие спирали, и, наконец, проревел на расстоянии вытянутой руки от самого верха. Горячий ветер ударил нам в лица, отхлынул и снова обрушился, а светлые волосы юноши развевались за ним, как флаг. Тогда он стал спускаться, сняв руки с руля, и распахнул их, паря вольно, как ласточка. Движение было прекрасно и, казалось, не стоило ему никаких усилий: это был свободный полёт.