Герман Гессе - Нарцисс и Златоуст Страница 38

Вот так он и встретился со Златоустом, прошел с ним один день, обмениваясь впечатлениями о странствиях, потерялся в ближайшем городке, то тут, то там снова попадался ему на пути и, наконец, остался с ним совсем, обходительный и услужливый спутник. Златоуст очень ему нравился, он старался завоевать его доверие мелкими услугами, восхищался его знаниями, его смелостью, его духом, любил его здоровье, силу и искренность. Они поладили, так как и Златоуст был человеком покладистым. Только одного он не выносил: когда на него накатывала грусть и он впадал в задумчивость, тогда он молчал и смотрел мимо своего спутника, будто того и не существовало, тогда с ним нельзя было поговорить, нельзя было расспрашивать его или утешать, надо было предоставить его самому себе и не беспокоить. Это Роберт быстро усвоил. С тех пор как он заметил, что Златоуст знает наизусть множество латинских стихов и песен, с тех пор как он услышал его объяснения каменных скульптур на портале одного собора и однажды во время отдыха увидел, как Златоуст быстрыми, размашистыми линиями набрасывает сангиной на чистой стене фигуры людей в натуральную величину, он стал считать своего товарища любимцем богов и почти магом. Видел Роберт и то, что Златоуст был любимец женщин и мог взглядом или улыбкой покорять некоторых из них; это ему нравилось меньше, но тем не менее тоже приводило в восхищение.

Однажды их странствие неожиданно прервалось. Они оказались вблизи какой-то деревни, и там их встретила толпа крестьян, вооруженных дубинками, жердями и цепами, и их вожак крикнул им издалека, чтобы они убирались к чертям собачьим, иначе их забьют до смерти. Когда Златоуст остановился, желая узнать, что же, собственно, случилось, в грудь ему тут же угодил камень. Он обернулся к Роберту, но тот уже мчался прочь как одержимый. Выкрикивая угрозы, крестьяне приблизились, и Златоусту не оставалось ничего другого, как неторопливо последовать за беглецом. Дрожа всем телом, Роберт дожидался его под стоявшим посреди поля крестом с изображением Спасителя.

— Ну и геройски же ты драпал, — засмеялся Златоуст. — Но что это втемяшилось в башку этим чумазым мужланам?

Неужели война? Выставили у своей деревушки вооруженную охрану и никого не впускают! Хотел бы я знать, что за этим скрывается.

Ни тот ни другой этого не знали. Только на следующее утро они кое-что разведали на обособленно стоявшем крестьянском дворе и подошли к разгадке тайны. Этот двор, состоявший из хибары, хлева и сарая и окруженный зеленым, поросшим высокой травой подворьем, на котором росло много фруктовых деревьев, был странно тих и словно погрузился в сон: ни голосов людей, ни шагов, ни детского крика, ни звона отбиваемых кос — ничего не было слышно; в траве на подворье стояла корова и мычала, было видно, что пришла пора ее доить. Они подошли к дому, постучали в дверь, не получив ответа, прошли к незапертому пустому хлеву, затем к сараю, на соломенной крыше которого ярко блестел на солнце зеленый мох, но и здесь не нашли ни души. Удивленные и озадаченные запустением этого жилища, они вернулись к хибаре, еще раз постучали кулаками в дверь и снова не получили ответа. Златоуст попытался открыть дверь и, к своему удивлению, нашел ее незапертой, он толкнул ее и вошел в темную комнату. «Здравствуйте! — громко крикнул он. — Есть кто дома?» Но ему никто не ответил. Роберт остался стоять за дверью. В хибаре дурно пахло, запах был странный и противный. В очаге было полно пепла, он подул, в обуглившихся поленьях под пеплом еще тлели искры. И тут он увидел в полумраке, что за плитой кто-то есть; кто-то сидел на стуле и спал, похоже, это была старуха. Звать кого-либо было бесполезно, дом казался заколдованным. Он дружелюбно тронул сидящую женщину за плечо, она не пошевелилась, и только теперь он заметил, что она вся окутана паутиной, нити которой тянулись к ее волосам и к коленям. «Она мертва», — подумал он, слегка испугавшись, и чтобы убедиться в этом, занялся очагом, помешивал и раздувал угли, пока не вспыхнуло пламя и не загорелась длинная лучина. Этой лучиной он осветил лицо сидящей. Под седыми волосами он увидел иссиня-черное лицо трупа, один глаз был открыт и отливал свинцовой пустотой. Женщина умерла, сидя на стуле. Что ж, ей уже не поможешь.

Держа в руке горящую лучину, Златоуст продолжил поиски в той же комнате, у двери, ведущей в заднее помещение, нашел еще один труп, мальчика лет восьми или девяти, с распухшим, искаженным лицом, в одной рубашонке. Он лежал на животе, перевесившись через порог и в ярости крепко сжав обе ручки в кулачки. Это уже второй, подумал Златоуст. Словно в кошмарном сне пошел он дальше, в заднюю комнату, там ставни были открыты и в окна лился дневной свет. Он осторожно загасил лучину и раздавил упавшие на пол искры.

В задней комнате стояли три кровати. Одна была пуста, из-под грубой серой простыни выглядывала солома. На второй лежал еще один, бородатый мужчина, вытянувшись на спине и задрав кверху бороду. Его ввалившееся лицо тускло мерцало незнакомыми красками смерти, одна рука свешивалась до пола, на котором валялась пустая опрокинувшаяся глиняная кружка, пролитая вода еще не совсем впиталась в землю, а сбежала в углубление и образовала там лужу. А в третьей, целиком завернутая в льняную простыню и укрытая грубошерстным одеялом, лежала рослая крепкая женщина, лицо ее было вдавлено в постель, растрепанные, цвета соломы, волосы блестели при ярком свете. Рядом, тесно прижавшись к ней, лежала, словно пойманная и задушенная растрепанной простыней, девочка-подросток, тоже белокурая, с иссиня-серыми пятнами на мертвом лице.

Взгляд Златоуста переходил от одного покойника к другому. В лице девочки, уже сильно обезображенном, еще видно было нечто похожее на беспомощный страх смерти. В затылке и волосах матери, яростно и глубоко зарывшейся в кровать, можно было прочитать бешенство, ужас и страстное желание убежать. Особенно не хотели поддаваться смерти непокорные волосы. На лице крестьянина застыло упорство и затаенная боль; похоже, он умирал тяжело, но мужественно, его бородатое лицо круто и резко вздымалось вверх, словно лицо воина, павшего на поле брани. Его спокойная и упрямая, немного ожесточенная поза была прекрасна; так принявший смерть не мог быть мелким, трусливым человеком. Наоборот, трогательно выглядело тело мальчика, лежавшего ничком на пороге; лицо его не выражало ничего, но то, как он лежал на пороге, крепко сжав детские кулачки, говорило о многом: о растерянности и страданиях, о беспомощном сопротивлении чудовищной боли. Рядом с его головой в двери была выпилена дыра для кошки. Златоуст все внимательно осмотрел. Без сомнения, вид этой лачуги был довольно отвратительный, а трупный запах ужасал; и, однако же, все это имело для Златоуста притягательную силу, все было полно величия и судьбы, было таким истинным и непреложным, что вызывало в нем любовь и проникало в душу.

Тем временем оставшийся снаружи Роберт принялся кричать, нетерпеливо и испуганно. Златоуст любил Роберта, но в этот момент подумал, как все-таки мелочен и мелок живой человек в своем страхе, в своем любопытстве, во всей своей детскости по сравнению с мертвецами. Он не отвечал Роберту; он весь отдался созерцанию трупов и делал это со свойственной художникам странной смесью сердечного сочувствия и холодной наблюдательности. Он внимательно осмотрел лежащие тела, а также и тело сидящей, их головы, руки, позы, в которых они застыли. Как тихо было в этой заколдованной хибаре! Как странно и противно пахло! Каким призрачным было это маленькое человеческое гнездо с еще тлеющим домашним очагом, населенное мертвецами, наполненное и пропитанное смертью! Скоро у этих покойников слезет мясо со щек и крысы отгрызут им пальцы. Что с другими людьми происходит в гробу или в могиле, в хорошем укрытии и невидимо, последнее и самое плачевное — распад и тление, то с этими пятерыми здесь, в доме, совершалось в их комнатах, при свете дня, при незапертых дверях, бесхлопотно, бесстыдно, беззащитно. Златоусту уже не раз доводилось видеть покойников, но с такой картиной безжалостной работы смерти он сталкивался впервые. Глубоко впитал он ее в себя.

Наконец крики Роберта перед дверью вывели его из задумчивости, он вышел наружу. Товарищ испуганно взглянул на него.

— Что случилось? — тихо спросил он, и голос его был полон страха. — Разве в доме никого нет? О, не смотри так. Говори же!

Златоуст смерил его холодным взглядом.

— Зайди и взгляни, это странный крестьянский дом. А потом мы подоим вон ту замечательную корову. Давай!

Роберт нерешительно вошел в лачугу, направился к очагу, обнаружил сидевшую старуху и, заметив, что она мертва, громко вскрикнул. Выпучив глаза, он торопливо вернулся назад.

— Господи спаси! Там у плиты сидит мертвая женщина. Что это значит? Почему с ней никого нет? Почему ее не хоронят? О Господи, от нее уже идет запах.