Оноре Бальзак - Прощай! Страница 6

— В чем дело, командир? — спросил гренадер. — Он пьян. Это парижанин, а они любят удобства.

— Это достанется тебе, бравый гренадер, если ты пойдешь со мной и будешь драться, как бешеный! — воскликнул майор, показав ему бриллиантовое ожерелье. — Русские в десяти минутах отсюда; у них есть лошади; мы нападем на передовую их батарею и уведем пару лошадок.

— А часовые, майор?

— Кто-нибудь из нас троих... — начал майор, потом, запнувшись, посмотрел на адъютанта. — Ведь вы пойдете с нами, Ипполит, не правда ли?

Адъютант утвердительно кивнул головой.

— Кто-нибудь из нас, — продолжал майор, — займется часовым. Они ведь тоже спят, эти проклятые русские.

— Ну и молодчина же ты, майор! А возьмешь меня потом в свою карету?

— Да, если ты не сложишь там, наверху, своих костей. А если погибну я, — сказал майор, обращаясь к обоим своим спутникам, — обещайте мне, Ипполит, и ты, гренадер, что вы сами позаботитесь о спасении графини.

— Ладно! — крикнул гренадер.

Они двинулись к стоянке русских войск, к батареям, так безжалостно истреблявшим толпы несчастных, улегшихся на берегу реки. Вскоре послышался топот двух скачущих по снегу лошадей, а проснувшаяся батарея стала залпами посылать ядра, проносившиеся над головами спящих. Топот копыт был таким частым, что казалось, это кузнецы куют подкову. Храбрый адъютант погиб. Но дюжий гренадер был цел и невредим. А Филипп, сражавшийся за свою возлюбленную, был ранен штыком в плечо. Ему удалось все же уцепиться за конскую гриву и так крепко сжать шенкелями бока лошади, что она очутилась точно в тисках.

— Слава богу! — воскликнул майор, застав вестового все в той же позе, а карету на месте.

— По чести говоря, командир, вы должны были бы представить меня к кресту! Ну и здорово же мы поработали саблями!

— Ничего еще пока не сделано. Запряжем-ка лошадей. Вот веревки.

— Их мало!

— А вы, гренадер, возьмитесь за спящих. Заберите у них шали, белье.

— Вот тебе раз! Да ведь он помер, чудак! — воскликнул гренадер, стаскивая одежду с первого же солдата, к которому подошел. — Э! Да тут ни одного в живых не осталось!

— Неужто ни одного?

— Да, все мертвы. Видно, конина со снегом вредна для желудка.

От этих слов Филиппа бросило в дрожь. Мороз крепчал.

— Боже! Потерять женщину, которую я уже двадцать раз спасал!

Майор принялся тормошить и звать графиню:

— Стефани! Стефани!

Молодая женщина приоткрыла глаза.

— Сударыня, мы спасены!

— Спасены? — повторила она, снова падая.

Лошадей кое-как запрягли. Держа в здоровой руке саблю, майор захватил другой поводья и, вооружившись пистолетами, вскочил на одну из лошадей, гренадер на другую. Старого вестового, у которого оказались отмороженными ноги, бросили поперек кареты в ногах у генерала и графини.

Подгоняемые ударами сабли, лошади бешено помчались по равнине, где новые трудности ожидали майора. Вскоре нельзя было сделать и шагу вперед, не рискуя задавить при этом мужчин, женщин, даже спящих детей; когда гренадер их будил, никто из них не желал шевельнуться. Тщетно г-н де Сюси пытался отыскать дорогу, которую проложил арьергард в этой человеческой гуще; дорога исчезла, как в море след корабля; майор мог подвигаться вперед лишь шагом, поминутно останавливаемый солдатами, грозившими убить его лошадь.

— Хотите выбраться отсюда? — спросил его гренадер.

— Ценою всей моей крови, какою угодно ценою! — отвечал майор.

— Ну, так вперед! Чтобы сделать яичницу, нужно разбить яйца!

И гренадер императорской гвардии погнал лошадей в людскую гущу, покрыл колеса кровью, опрокидывая шалаши и оставляя за собой среди моря голов двойной ряд человеческих трупов. Нужно, впрочем, отдать ему справедливость, он неустанно кричал громовым голосом: «Эй, падаль, берегись!»

— Бедняги! — воскликнул майор.

— Ну вот еще! Не все ли равно, так ли погибнуть, от холода ли или от пушечного ядра! — возразил гренадер, подгоняя лошадей острием своего тесака.

То, что давно уже должно было с ними случиться и от чего до сих пор их спасало лишь чудо, произошло наконец: карета опрокинулась.

— Я так и знал! — воскликнул неунывающий гренадер. — О! Да ведь товарищ-то умер!

— Бедняга Лоран!

— Лоран! Из пятого стрелкового?

— Да.

— Так это был мой двоюродный брат! Ну, наша собачья жизнь не такое уж счастье по нынешним временам, чтобы стоило о ней жалеть!

Поднять карету, выпрячь лошадей — на все это потребовалось много драгоценного времени. Сотрясение было настолько сильным, что молодая графиня проснулась, вышла из оцепенения, высвободилась из укутывавшей ее одежды, встала.

— Где мы, Филипп? — слабым голосом спросила она, оглядываясь.

— В пятистах шагах от моста. Мы переправимся через Березину. По ту сторону реки я уж не стану вас больше мучить, Стефани, дам вам уснуть: мы будем в безопасности и спокойно доберемся до Вильны. Дай бог, чтобы вам никогда не пришлось узнать, чего стоило спасение вашей жизни.

— Ты ранен?

— Пустяки.

Страшный час настал. С рассветом заговорили пушки. Русские взяли Студянку и засыпали теперь равнину пушечными ядрами; при слабом свете занимающегося утра майор видел, как они зашевелились на возвышенности и стали строиться в колонны. Толпа всколыхнулась в тревожном вопле, все разом вскочили на ноги. Люди инстинктивно почуяли надвигающуюся гибель и хлынули к мосту. Русские, подобно огненному вихрю, ринулись вниз. Мужчины, женщины, дети, кони — все устремились к мосту. Майор и графиня были, к счастью, еще довольно далеко от него.

Генерал Эбле на том берегу поджег сваи моста.

Те, кто бросился к мосту как к последнему средству спасения, несмотря на предупреждения, не хотели вернуться обратно. Людской поток, с такой яростью устремившийся к роковому берегу, тотчас же обрушил в воду перегруженный мост, а вслед за этим скатилась в реку целая лавина рвавшихся к ней людей. Не слышно было ни единого вопля, только глухой звук, точно в воду свалился камень. Березина покрылась трупами.

Те, кто, спасаясь от гибели, яростно попятились назад, на равнину, с такою сокрушительной силой столкнулись с теми, кто еще стремился вперед, что масса народу была задавлена. Графа и графиню де Вандьер уберегла их карета. Лошади, задавив и затоптав множество умирающих, были сами задавлены, смяты мчавшимся на берег людским смерчем. Майор и гренадер, чтобы уцелеть, пустили в ход силу. Они убивали, чтобы не быть убитыми. Среди урагана лиц, прилива и отлива стремящихся в одном направлении тел берег Березины оказался на несколько мгновений опустевшим. Толпа отхлынула на равнину. И если несколько человек бросились с высокого берега в воду, то не потому, что надеялись достигнуть другого берега, олицетворявшего для них Францию, а скорей для того, чтобы уйти от пустынных просторов Сибири. Отчаяние спасло нескольких смельчаков. Какой-то офицер добрался до другого берега, перепрыгивая со льдины на льдину; солдат чудом взобрался на груду трупов и льда. Но огромная толпа поняла в конце концов, что русские не истребят 20 тысяч безоружных, окоченевших, отупевших, даже не сопротивляющихся людей, и с покорностью отчаяния каждый стал ждать своей участи.

Вышло так, что майор, гренадер и старый граф с женой оказались почти в одиночестве в нескольких шагах от того места, где прежде находился мост. Они стояли там все четверо молча, с сухими глазами, среди груды трупов. С ними было несколько уцелевших солдат, несколько офицеров, которые в этот час вновь обрели свою энергию. В этой довольно большой кучке людей было человек пятьдесят. Шагах в двухстах оттуда майор заметил вдруг остатки обрушившегося дня за два перед тем моста для телег и повозок.

— Свяжем плот! — крикнул он.

Не успели прозвучать эти слова, как все устремились к остаткам места. Люди кинулись подбирать железные скрепы, вытаскивать доски, собирать веревки — словом, всякий материал, необходимый для сооружения плота. Человек двадцать вооруженных солдат и офицеров под командой майора образовали стражу, чтобы охранять работающих от отчаянных покушений толпы, когда она догадается об их намерении. Жажда свободы, которая воодушевляет заключенных и вдохновляет их на чудеса, ничто по сравнению с чувством, заставлявшим действовать в этот момент несчастных французов.

— Русские! Русские! — кричала охрана тем, кто сколачивал плот.

Скрипело дерево, плот рос в ширину и в длину. Генералы, полковники, солдаты — все сгибались под тяжестью бревен, железа, канатов, досок; точь-в-точь постройка Ноева ковчега. Сидя подле мужа, графиня наблюдала это зрелище, сожалея о том, что сама ничем не может помочь; впрочем, она помогала связывать канаты. Наконец плот был готов. Сорок человек спустили его на воду, а с десяток солдат держали канаты, необходимые для того, чтобы причалить к берегу. Увидав судно свое на воде, строители с варварским эгоизмом стали прыгать на него прямо с высокого берега. Боясь попасть в эту ожесточенную свалку, майор удержал генерала и Стефани за руки; но, увидав, что плот почернел от людей, столпившихся на нем, точно зрители в партере театра, Филипп затрепетал.