Синклер Льюис - Гидеон Плениш Страница 66

Доктор Плениш начал со спокойствием законодателя — ветерана:

— В качестве директора-распорядителя объявляю настоящее заседание совета директоров открытым и в качестве временного председателя pro tern прошу называть кандидатов в председатели собрания, но, с вашего разрешения и для того, чтобы сэкономить время, ибо хотя предмет нашего сегодняшнего обсуждения чрезвычайно значителен и, может быть, — кто знает? — окажется непосредственно связанным с будущей программой деятельности не только нашей, но и других просвещенных организаций лучших представителей Америки, я все же очень хорошо помню о том, что у каждого из нас есть свои многочисленные обязанности, которые постоянно посягают на наше время и требуют, чтобы мы установили и развили положение, что в хаосе нашего века наметились наконец контуры какого-то положительного ядра, и не следует считать это лишь гипотетическим и утопическим суждением, а потому, как уже было сказано, я могу сэкономить свое и ваше время, предложив, хотя и в нарушение традиций, кандидатуру самого младшего из нас-не считая, конечно, вас, Уинифрид, — младшего формально, так как не думаю, чтобы сколько-нибудь значительная разница в годах была между ним и вами, мистер Кэнэри, и вами, миссис Гохберг, это не просто любезность, а признание ваших редких достоинств в сочетании с обаятельной внешностью, которая, и это я готов повторить своей дорогой жене так же чистосердечно, как говорю сейчас вам, что выглядите вы значительно моложе его — и несравненно прекраснее! — и я сказал бы, что если бы мы с вами не работали уже так давно вместе, рука об руку, трудясь ради всякого дела, цель которого — просвещение и борьба с праздностью и себялюбием, и пустословием, и демагогическими разглагольствованиями, где бы, в каких слоях общества ни приходилось с ними сталкиваться за все эти годы, — ввиду всего этого предлагаю избрать Шерри Белдена.

(Это он и хотел сказать — что он предлагает избрать Шерри Белдена.)

Выпустив эту торпеду, он продолжал:

— И ради соблюдения проформы, если только нет других кандидатур, могу ли я просить кого-либо поддержать мое предложение?

Миссис Хомуорд закричала:

— Поддерживаю! Я хотела только сказать, Гид, ввиду того, что японские дипломатические представители должны сегодня быть в государственном департаменте, и, надеюсь, это положит конец дурацким разговорам о японской опасности и…[145]

— Одну минутку, Уинни, простите!

Про себя доктор думал: «Черт возьми, хоть на собрании заткнуть этой бабе рот и самому поговорить немножко!»

Он забормотал фразу из ритуала, который отличает заседание комитета от ссоры в деревенской лавке:

— Есть предложение избрать мистера Белдена председателем собрания кто за кто против кто воздержался принято единогласно мистер Белден прошу занять председательское место.

Уинифрид застрекотала:

— Ох, Шерри, чтобы мне не забыть, пока вы не начали, я хочу высказать одну мысль — у меня имеются очень важные секретные сведения о японской делегации, которая искренне стремится к миру…

Доктор Плениш приглушил ее:

— Одну минутку, Уинифрид, прошу вас. Прежде чем нам приступить к работе, необходимо выполнить одну формальность — просто для протокола. Вот это мистер Джонсон, директор Миннеаполисского узла, честный, добросовестный работник, вполне в моем духе. Он не совсем удовлетворен нашими темпами и специально прибыл в Нью-Йорк для того, чтобы ознакомиться с тем, что мы здесь реально предпринимаем для защиты мира и демократии. Не сомневаюсь, что после сегодняшнего заседания ему станет яснее, что все наши мероприятия являются не только принципиальными, но и… э-э… практическими. А потому, уважаемый председатель — эй, Шерри, слушайте, вам говорят, — а потому вношу предложение временно, на сегодня, избрать мистера Джонсона из Миннеаполиса полноправным членом Совета директоров.

— Кто поддержит? — буркнул мистер Белден.

— Поддерживаю, — сказал профессор Кэмпион, большой авторитет в области процедуры.

— Есть предложение избрать мистера Джонсона временным членом на сегодня кто «за» поднимите правую руку принято единогласно, — отбарабанил мистер Белден. — Ну-с, дети мои, засучим рукава и перейдем к сути дела. На магистрали международных отношений образовалась пробка; мы должны, черт возьми, держать ногу на стартере и, как только дадут зеленый свет, гнать на всю катушку вперед, чтобы выяснить, как все-таки будет выглядеть в духовном аспекте грядущий монументальный Американский Век, когда нас призовут поддать жару во всемирной драке.

Все мардуковские молодчики, эта личная лейб-гвардия полковника, полагали для себя обязательными божбу, заковыристые метафоры и жаргонные словечки, что, в дополнение к спортивным курткам и серым брюкам — гольф, должно было служить доказательством, что, несмотря на университетское образование и административные таланты, эти молодые люди ничуть не обюрократились. Они никогда не говорили «да», если можно было сказать «а то нет!», и из всех них с особенным шиком демонстрировал этот «простецкий стиль» Шерри Белден.

Шерри продолжал:

— Вам всем будет очень приятно узнать, что полковник Чарльз Б. Мардук одобрил все наши начинания и пожелал обогатить нашу военную казну новым щедрым вкладом в сумме десяти тысяч долларов.

Все зааплодировали, кроме мистера Джонсона из Миннеаполиса, который спросил:

— А на какой предмет?

Генерал Гонг зашипел на него:

— Ш-ш!

Шерри продолжал:

— Первый пункт на повестке дня-доклад Комиссии по Определению Значения Слова «Демократия» для Целей Пропаганды, работавшей под высококвалифицированным председательством мистера Отиса Кэнэри. Ну-ка, От, валяй, докладывай.

В свое время мистер Отис Кэнэри тоже подвизался в качестве одного из мардуковских молодчиков; и он носил серые брюки-гольф и изъяснялся жаргоном доброго малого; но теперь это был вольный стрелок, поэт и эссеист. Выражение его узкого, длинного, открытого лица было по-прежнему ясным и приветливым, как у Шерри Белдена, но в манерах появилось нечто жреческое.

— Уважаемый председатель, леди и джентльмены, — начал мистер Кэнэри, не оставляя никаких сомнений в том, к кому он обращается. — Прежде чем довести до вашего сведения принятую нами формулировку, я хотел бы выразить благодарность своим коллегам по комиссии: миссис Хомуорд и…

Уинифрид сорвалась с цепи:

— Ну что вы, я же совсем ничего не делала. Понимаете, я все время была так занята в связи с информацией, которую я получила от одних друзей, которые давно живут в Японии и потому очень хорошо разбираются в истинных намерениях японцев, которые действительно хотят только мира и больше ничего…

— Простите! — сказал мистер Кэнэри (это следовало понимать, как «заткнитесь»). — Одну минутку, миссис Хомуорд. Итак, я хотел бы выразить благодарность моим друзьям и сотрудникам, миссис Хомуорд и…

ПРОСТИТЕ. МИССИС ХОМУОРД, од-ну минутку… профессору Кэмпиону, мистеру Джаленаку и мистеру Гилрою за их неустанные труды по выполнению возложеннои на них титаническои задачи — дать точное определение понятия Демократии, научное фундаментальное определение, которым в какой-то степени могли бы руководствоваться все деятели в области идеологии на ближайшие сто лет. Мы работали над этим как черти, не зная отдыха, по десять — двенадцать часов в день, сходились в пять, выпивали по коктейлю и сразу же принимались долбить до полуночи, а то и позже. В своем окончательном виде — а мы наконец выработали формулировку…

— Отлично, послушаем! — сказал мистер Джонсон.

— В своем окончательном виде принятое нами определение звучит так: Демократия не есть рабская, стандартная форма, при которой индивидуальность и свободная инициатива подавляются требованиями обязательного абсолютного равенства имущественных и социальных благ. Это скорей живописный горный ландшафт, чем плоская равнина. Это скорей образ жизни, чем образ правления. Это скорей религиозная мечта, чем дерзкое утверждение, будто конечная мудрость обитает не в божестве, а в человеке, ибо она смело утверждает, что мы должны признать все различия расы, верований и цвета кожи, которые всемогущему угодно было создать. Вот! — Мистер Кэнэри издал смущенный, но радостный смешок. — Вот вам определение Демократии.

— Где? — спросил мистер Джонсон.

Председатель Белден не то чтобы игнорировал реплику мистера Джонсона, но молча окинул его уничтожающим взглядом и затем воскликнул:

— Черт возьми, От! Это лучший образец лирической прозы и в то же время самый трогательный, возвышенный и серьезный пример прямой и глубокой мысли, какой я слышал со времен Геттисбергской речи Линкольна! Джентльмены и леди, дети мои, надо, чтобы кто-нибудь предложил резолюцию, выражающую нашу глубокую признательность мистеру Кэнэри и всей его комиссии за выработку этого волнующего определения, полковнику Мардуку за финансирование обедов в период работ комиссии и доктору Пленишу за его неутомимую деятельность по проверке, перепроверке и переперепроверке всех прочих существующих определений.