Макс Поляновский - Дважды Татьяна Страница 23

Свои! Партизаны из Бобров — как вовремя прибыли они за очередной партией оружия.

— А я к вам! — приветствовала их Таня. — Мне срочно надо попасть в Бобры, к Андрею.

Таня предупредила хозяев о предстоящей облаве, посоветовала им принять все меры предосторожности и непременно попросила повидать Тамару Синицу. Пусть они дома тоже будут очень осторожны, а о ней, Тане, могут не беспокоиться: она вернется в Минск к воскресенью.

Ехали в Бобры долго, окольным путем. Петляли, едва тащились, останавливались несколько раз отдохнуть, чтобы не вызвать подозрений у охранников и патрульных. Только и того, что возвращаются с базара, полностью расторговавшись, двое крестьян, слегка навеселе, а тот, что постарше, — видно, дочку прихватил с собой в город. Вон как глазеет вокруг простодушная деревенщина — все ей в диковинку.

Между тем у «расторговавшихся» мужичков товару хватало. Они везли на хитро оборудованной подводе патроны, гранаты и даже мины. В общем, очень необходимые вещи, самыми разными путями добытые у врага.

До Бобров добрались только на другой день.

Партизанская база в Бобрах была одним из тех островков в оккупированной Белоруссии, где незыблемо утвердилась Советская власть. Сюда прилетали воздушные вестники из Москвы. Регулярно сбрасывали на парашютах тюки с теплой одеждой, боеприпасами, газетами, продовольствием. Всего этого остро недоставало в партизанском крае.

В Бобрах Таня Климантович чувствовала себя среди своих. Можно было отдохнуть, стряхнуть с себя усталость, напряжение. Она радовалась, что не должна почтительно раскланиваться на улице с ненавистными патрульными, что ей не нужно торопиться, оглядываться при звуке незнакомых шагов за спиной. Пожалуй, там, в Минске, входя в роль бедной девушки, прибившейся к родным, озабоченной поисками случайных заработков ну и… желанием чуточку развлечься, она порой меньше ощущала эту усталость, порой и вовсе забывала о ней, но напряжение всегда оставалось.

Впрочем, и тут, в Бобрах, Таня очень быстро забывала об усталости, стоило лишь как следует отоспаться.

Она радовалась, что отсюда можно свободно слушать по радио Москву, никого не опасаясь, не прячась. Связь с Москвой поддерживал не только Андрей. Таня знала, что в отряде есть и другие радисты. Андрей же со своей рацией обосновался в просторном доме.

Спрыгнув с повозки, Таня пошутила:

— Живешь все так же по-царски?

— Ну, знаешь, если ты все еще способна шутить…

— Это плохо? — быстро спросила Таня.

— Это чудесно. — И добавил, пытливо глядя на девушку: — Я чувствую, у тебя важные новости.

— Да, Андрей. Очень важные…

Теперь Тане оставалось отдохнуть перед дорогой. Она решила отправиться в обратный путь завтра же, рано утром, только послушать сначала передачу из Москвы. Ей предстояло одолеть пешком десятки километров.

Она дремала, сидя на широкой хозяйской кровати, все еще пытаясь что-то рассказать Андрею, о чем-то спросить, когда в комнату вошел начальник разведки партизанской бригады москвич Барковский, радист по специальности. Ему понадобился Андрей.

Увидев Таню, Барковский пригляделся к ней внимательно, спросил:

— Не кажется вам, что мы раньше где-то виделись?

— Кажется, — задремывая, отозвалась Таня.

— Погодите… Сдается мне, я вас встречал в… концертных залах. Еще до войны, верно?

— Может быть… Сейчас подумаю…

Но долго думать ей не пришлось. Через минуту она крепко спала, упав щекой на взбитую подушку.

Тихим осенним утром воскресного дня, казалось, ничего дурного людям не предвещавшего, Таня вернулась в Минск.

Большую часть пути она проделала пешком; опухшие ноги гудели, но отдыхать было некогда. Она думала об одном: точны ли были сведения? Не коснется ли возможная облава ее друзей? Она была убеждена, что в минуту опасности — место ее рядом с ними. Ее помощь может понадобиться и Тамаре Синице, и управдому Кучерову…

В разгар базарного дня к Переспе одновременно с разных концов города двинулись грузовики и легковые автомашины, переполненные гитлеровцами, солдатами в немецкой форме, карателями.

Окружив базар, фашисты громогласно, через радиорупоры, потребовали соблюдать полнейшее спокойствие. Требование это прозвучало на немецком, русском, белорусском языках. Спокойствие! Только спокойствие. Просьба ко всем приготовить документы.

Встревоженные, напуганные люди оцепенели. В наступившей напряженной тишине плакали дети, мычали коровы, ржали лошади.

Полицаи и немецкие охранники устремились в толпу, протискивались между людьми, никого не упуская из виду.

Хватали и вели к грузовой машине каждого, кто вызвал хоть малейшее подозрение. Подозрительным казался любой, бросивший на карателей презрительный либо ненавидящий взгляд.

У рогаток, устроенных возле выходов с базара, придирчиво проверяли документы гитлеровцы.

Постепенно базар опустел, но арестовали немногих. Большинство из них было освобождено из-за полного отсутствия улик либо за взятку.

Облава явно не удалась.

Облава, на которую оккупанты возлагали большие надежды: от своей агентуры они узнали, что по воскресным дням на базар приезжают партизаны.

Надежда схватить их не оправдалась, и можно представить себе бессильную ярость гитлеровцев, когда, обыскивая после облавы базар, они находили под оградой заваленные соломой советские листовки. Как они там очутились, выяснить не удалось.

Не узнали фашисты и о том, каким образом сорвалась операция, о грандиозном успехе которой они собирались сообщить в Берлин. Кто сумел разведать их планы? Кто помешал?

А усталая девушка с опухшими ногами чувствовала себя в тот вечер самым счастливым человеком.

ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ ГОДОВЩИНА

Вечером 6 ноября 1942 года на одной из улиц Минска гитлеровский солдат конвоировал молодую девушку.

Арестованная едва передвигала ноги в огромных тяжелых сапогах, потертое коричневое пальто ее было покрыто засохшей грязью и кровью.

Одинокие прохожие провожали девушку сочувственными взглядами. Видимо, ее сильно били: лицо в синяках, ссадинах, кровоподтеках. Руки связаны за спиной.

Солдат-конвоир был безжалостен. Он грубо толкал измученную девушку прикладом в спину и покрикивал:

— Шагай, шагай, зараза! Мало тебе? Еще получишь…

Вечер был хмурый, облачный, тревожный. В канун Октябрьской годовщины оккупанты были настороже, и ощущалось это буквально во всем.

Хотя фашистам удалось нанести минскому подполью жестокие удары, они по-прежнему, если не больше, боялись партизан, боялись подпольщиков и вообще каждого, кто не сегодня-завтра мог стать и партизаном и подпольщиком.

В том, что подпольщики не сложили оружия, оккупантов убеждала сама жизнь. И борьба день ото дня становилась беспощаднее. Аресты следовали за арестами…

Несколько раз солдата-конвоира вместе с арестованной девушкой останавливали патрули. В тот вечер их было особенно много на улицах Минска — больше, чем прохожих.

Конвоир называл пароль и предъявлял специальный пропуск, подтверждавший, что ему приказано препроводить заключенную в указанное место. Пропуск был подлинным, со всеми печатями и подписью старшего писаря Емельяна Кошевого. Жандармские патрули то злобно, то с издевкой косились на избитую девушку, вполголоса посылали вслед ей проклятия и ругательства.

Центр города остался далеко позади. Солдат и арестованная достигли окраины. Вокруг было темно, безлюдно.

— Развяжи мне руки, мочи нет, — сказала Таня.

Надев на плечо винтовку, Сергей Ковалев размотал веревку, и Таня с облегчением стала растирать затекшие запястья.

В темноте можно было различить контуры танков, самоходок, автомашин. Здесь их ремонтировали, потом отправляли обратно на фронт. Минуя патрули, Таня и ее спутник проникли в запретную зону.

В эту предпраздничную ночь с их помощью вся восстановленная боевая техника врага должна быть уничтожена. Если эти танки и пушки с черными крестами вступят снова в строй, понесут смерть… Нет, ни в коем случае! Надо затаиться и ждать. Скоро их прикончат с воздуха.

Только Таня и Андрей, находившийся в Бобрах, знали час и минуты, когда появятся над Минском советские бомбардировщики. Таня помнила, какие объекты им предстоит разгромить, какие ремонтные базы и склады оккупантов должны сегодня взлететь на воздух. В задачу разведчицы входило помочь самолетам как можно быстрее обнаружить цель.

Затянутое облаками небо казалось совсем черным.

Таня и ее товарищ бесшумно подошли к забору, обнесенному колючей проволокой. Раздался лай сторожевых собак, послышались окрики часовых, охранявших ремонтную базу.

Появился и здесь, на окраине, патруль. Скользнули по земле узкие лучи фонариков.

Пришлось переждать, прижавшись к забору. Таня поднесла к глазам часы. Скоро, уже совсем скоро…