Павел Зябкин - Герой не нашего времени 2 Страница 25

Все повторялось. Радость матери. Ее суета на кухне. Но никакого дела Владимиру до этого не было. Взяв бутылку вина, он лег на диван и стал медленно потягивать его. Последнее время он полюбил именно вино. Оно не сразу заволакивало разум. Можно было не торопясь тянуть его один на один со своими мыслями. Вот так, как сейчас. Лежать и смотреть в потолок. Дозируя помутнение рассудка. Никуда не тянуло. Совсем никуда. Оцепенение. Приятная слабость — дома. Завтра не надо никуда вставать рано утром. Снова непривычная тишина. Чистая постель и горячая ванна. Ешь когда и что захочешь. Только вот исчезло ощущение единства с БОГОМ и природой. День — два и лавиной хлынут мелочные заботы, заслоняющие собой вечность. Но сегодня ничего не хотелось, только одиночества. О чем говорить с родственникам и друзьями? Он не знал. Багаж его мыслей и переживаний был не нужен здесь. Здесь нужно совсем другое, то чего у него почти не было.

Последующие несколько дней были посвящены необходимым, для восстановления порушенного перед отъездом быта, покупкам. Были и встречи с Ольгой и дочерью. Визит тот был скорее официальным. Просидел с экс-супругой как чужие люди. Так видимо оно и было. Может прикинься он простачком — дурачком то опять бы возобновилась, на какое-то время семейная жизнь, но прикидываться не хотелось. Не хотелось и пускать пыль в глаза пустыми обещаниями. Он знал свое место. Отношения остались сугубо формальными. Он приходил только к дочери. Но тяжело было быть совсем чужим там. А вся вина в том, что не принц.

Глава 11

Прошло два месяца как Володя был дома. Появилась небольшая надежда на изменения в жизни. Нет, явно при новом президенте быть ветераном стало престижнее, ну хотя бы формально. В военкомате разговаривали вежливо, даже почтительно. Его фотографией украсили актовый зал для призывников. Вова решил сделать последнюю попытку, пока позволял возраст, восстановиться в органах. Неужели и теперь отвергнут? Ну сколько старое поминать? Такое решение принял он по простой причине, ничего другого делать то он не умел. А тут хоть заработок стабильный. В юридические конторы его не брали. Сколько лет уж не работал то.

Здание прокуратуры области будоражило ностальгические воспоминания. Казалось, что следователем был не он, а какой-то другой человек. За те десять лет что прошло казалось, что это была другая жизнь. Не его. Он смотрел на снующих в здании людей как на инопланетян. Не верилось, что когда-то давно, таким же молодым и самоуверенным был он сам. Казалось тогда, что мир тебе принадлежит. Все в твоих руках. Какое для него это было время… Нет не сама причастность к власти привлекала Владимира тогда, а возможность работать головой. Мыслить. Узнавать мир. Тогда впервые зародились сомнения в прописных истинах. Сколько раз он убеждался, как хитрые прохиндеи, надевшие маску доброприличия, ловко манипулировали в интригах и всегда были на коне. Тогда же он разочаровался в справедливости и законе, которым был призван служить. Дальнейшее только укрепило в этом. Интересно, вот эти ребята, что ходят мимо него, поднимающегося по лестнице в отдел кадров, знают ли они ту изнанку жизни, что их бывший коллега? Не познав дна и низов, легко ли мерить поступки других? Но в глазах большинства читалось равнодушие. Просто работа, просто ремесло. Карьера и деньги. Остальное — лишний груз, мешающий продвижению. Равнодушному легко быть взяточником и коррупционером. Такие же лица встречались ему и в юридических фирмах, куда он обращался. Лощеные, с переизбытком собственного достоинства и величия, чувствующие себя хозяевами жизни. Не задумывающиеся о том, что есть и другая жизнь. Не говоря уж о жизни вечной. Может таким же равнодушным, думающим только о сиюминутной выгоде и способах выслужиться, стал бы и он, не выкинь его из органов?

В кадрах женщина с тремя звездами на погонах, вежливо и равнодушно поговорила с ним. Что-то записала. Куда-то ушла и дала уклончивый ответ, что Владимира известят. О нет, самому не стоит беспокоиться. Ему сообщат, как будут вакансии. Да, пока нет. За внешней вежливостью скрывалось равнодушие. Зачем возиться с тем, кто ничего не стоит. Знакомые, кто продолжал работать давали стандартно-уклончивые ответы. Тут Вова понял, что говорят они совсем на разных языках. Как быстро и начисто он забыл язык хитрости и обмана. Тяжело было разговаривать с людьми, которые совсем не понимают тебя, ищут двойное дно в каждом твоем слове. Пытаются понять, где же ты слукавил? Скажи правду и никто тебе не поверит. Скажи ложь и может быть к тебе прислушаются. Только складно солги, в тему, чтобы понравиться.

Поняв, что тут ловить нечего, он направился в Управление внутренних дел, на соседнюю улицу. Может там срастется. Там что-то действительно срослось. Предложили участковым. Вовка ушам своим не поверил, ведь пять лет назад и говорить с ним там не хотели. Забрезжила надежда. Да еще не просто участковым, а в своем районе. Обрадованный Вова кинулся оформлять документы. Процедура предстояла долгая, но он был почти счастлив.

На следующее утро его разбудил звонок в дверь. Открыв, он не поверил глазам своим. На пороге стояла Надя. Вот так встреча. Она радостно бросилась ему на шею.

— Ой, Вова, а я боялась, вдруг думаю, приду, а скажут что убили тебя там! — причитала она.

— Брось Надь, видишь отлично все. А ты что писем не получала?

— Ай, Вова, тут такие дела были. Сейчас тебе расскажу. Меня же чуть не посадили.

Рассказ Нади был по бабьи сбивчив и маловразумителен. Понятно было одно, что вскоре после Вовкиного отъезда она загремела в следственный изолятор, где провела два с лишним месяца. За что и дали ли ей условный срок, было совсем невнятно. Да оно Вовку особо не волновало. Волновало другое. Нездоровое восхищение Нади перед уголовным миром. Владимир перед этим братом душевного трепета и почтения не испытывал. Скорее наоборот, он их терпеть не мог. Такая нездоровая, по его мнению, симпатия Нади его сильно настораживала. Чего знала глупая девчонка о тех людях? Посидела пару месяцев и знает их только по запискам. «Ах, они такие классные! Да они сидят ни за что почти все! Да они веселые, добрые, преданные», — только и повторяла она, когда Владимир заводил разговор на эту тему. Вскоре стало ясно, что Надя вообще любит всех неблагополучных, достойных жалости. Таким в ее глазах был и он в день их встречи. Но сейчас то время прошло. Депрессия окончилась. Пришло время действовать. Цель была и он шел к ее осуществлению. Таким Наде он уже не нравился. И еще принизило его в ее глазах, то, что он не походил более на самца-гамадрила. Скорее он напоминал сжатую пружину. Все дни он носился то на работу, то оформляясь. Успевал еще и проходить стажировку в райотделе. Время торопило. Надо было успеть в течении этого года. Труд охранника сутки-двое позволял ему успевать всюду. Осталось совсем чуть-чуть — пройти психологические тесты и все.

Надя, прожившая с ним к тому времени целую неделю, всерьез затосковала. Она на полном серьезе вообразила себя «вором в законе». «Если ребята узнают, что я с ментом живу, то они меня уважать перестанут», — такие заявления пошли с ее стороны. И смех и грех. Ну что тут делать? А ничего решил Вовка и продолжал оформление. Но это бы полбеды. Надя настолько близко к сердцу приняла «понятия», что отказывалась делать некоторые сексуальные эксперименты, столь любимые Владимиром. Не зря же экс-супругой он был наделен титулом «извращенец». Обожаемые им виды секса попали в разряд табу, как несоответствующие образу жизни правильного пацана и правильной пацанки.

Уважения к блатному миру это не прибавило. Надина твердость в следовании «понятиям» уважения к ней в его глазах тоже не нашла. Он считал это просто бабьей дурью. Ну почему дочери Евы так падки на всякую глупость? И еще так серьезно к ним относятся и рьяно защищают? Одним словом совместная жизнь не заладилась. Надя все больше и больше хандрила. Настроение ее портилось. Вовка оказался не ее романтический герой. Однажды, сменившись с дежурства, он увидел опустевшую комнату. Она уехала. Видимо искать свою романтику среди блатного мира. Хотя были основания полагать, что и мать Вовки постаралась утвердить Надю в неблагоприятном облике сына. Что поделать, материнская любовь переросшая в материнский эгоизм страшная штука.

Но не только одна Надя питала симпатии к спотыкнувшимся об закон. В отделение, где стажировался Вова, доставили задержанного наркоторговца. Какого же было его удивление, что это оказался сожитель молоденькой курсантши школы МВД. «А что, у нас с ним любовь», — просто объяснила она свой выбор. Учебу она так и продолжила. А наркоделец был отпущен, благодаря упорным ходатайствам духовного владыки, являвшегося дядей его сожительницы.

Стажировка в отделении не отнимала много сил. Владимиру дали наставницу, которая была моложе его на двенадцать лет. «Вот тебе Лариса стажер, он человек преклонных лет, к тебе приставать не будет», — так прокомментировал начальник отделения, который сам был на два года моложе Владимира, свое решение. Бумажная работа в виде писания протоколов и объяснений была для него знакома и руководство отделения видя его опытность не напрягало понапрасну. Опасность пришла оттуда, откуда он совсем не ожидал.