Южный ожог - Александр Александрович Тамоников Страница 32

Сил для контратаки не было, а пиррова победа – то же поражение. Но держать людей на скалах становилось глупо – в этом пропадал всякий смысл. Все интересное происходило на мосту.

Глеб заорал, перекрывая грохот боя:

– Все вниз! Занять оборону вдоль дороги, не пускать противника в деревню!

Дело шло к неизбежному концу, но Шубин упорствовал. Отходить приказа не было, да и куда отходить? В поля за Гусянку, где остатки роты станут отличной мишенью?

– Вперед, братцы, вперед, – поторапливал он. – Вцепимся зубами, но удержим это район!

Узкий проход между скалами стал своеобразными Фермопилами, в которых триста бойцов Леонида сломали хребет многотысячному персидскому войску. Здесь пролегал единственный путь в деревню. Имелся, правда, второй – на востоке, там шел бой, люди Голикова пока держались. Здесь же красноармейцы укрывались за камнями, те, кому не досталось укрытия, залегали на дороге. Маневр оказался кстати. Штурмующего противника окатили свинцом, забросали гранатами. Немцы попятились, возвращаясь на мост, где хватало естественных укрытий.

– В контратаку, товарищ капитан, добьем их? – снова прохрипел разгулявшийся Комиссаров.

– Да уймись ты со своей контратакой… – огрызнулся Глеб. – Помереть собрался раньше времени? Лучше уж с пользой, чем так, для красоты…

Люди гибли – еще двоих потеряли: Шеина и Конченого. Последний до конца боролся за жизнь: встал с простреленным боком и стал передвигаться, держась за скалу, отмахнувшись, когда кто-то из товарищей подставил плечо. Кровь из раны текла рекой. Боец сполз по стенке, свернулся калачиком и уставился куда-то вдаль мутнеющими глазами… А противник наседал, его новые группы переправлялись на левый берег и залегали там. Проезд между скалами насквозь простреливался. Показался вражеский бронетранспортер, он с ревом въехал на настил, давя мертвых.

Гагарин снова отличился: забрался в вездеход, у которого, как ни странно, работал двигатель, включил заднюю скорость и стал выкручивать баранку. Громоздкая машина сдвинулась с места. Гусеницы были сорваны, колесные диски деформированы. Но машина, подчиняясь воле водителя, перегородила узкий проезд по мосту. Гагарин с торжествующим урчанием выпал из люка. Это было неплохое решение – теперь в деревню могла проникнуть только пехота. Оттащить вездеход под огнем немцы не могли. Но этого решения было мало для какого бы то ни было успеха. Кончались патроны, оставался последний пулемет, в диске которого имелось хоть немного патронов. Велиханов лежал под колесами вездехода, вел прицельный огонь по ногам противника – чего-то другого он не видел. Но враг наседал, фашисты перебегали, стали метать гранаты. Все они взрывались с недолетом, но искать мишени в дыму становилось труднее. Близилась катастрофа. Шубин принял решение – безрадостное, но логично вытекающее из создавшегося положения:

– Всем отходить в деревню, держаться! Файзуллин, за мной! Где твоя шарманка, заводи, будем вызывать огонь на себя!

Ближайшие позиции советской артиллерии находились в Красном Ткаче, пятнадцатью верстами севернее. Ни о каком прицельном артогне речь не шла, но орудия там стояли дальнобойные, обработать квадрат могли. Шут с ним, с мостом, главное – спасти людей, а не технику… Бойцы пятились, потом не выдержали, толпой рванули за скалу. Не всех еще выбило, остались люди… Здесь валялись обломки скалы, придавившей «полуторку», сиротливо стоял немецкий вездеход, использовать который не было возможности. «Неужели ВСЕ?» – поселилась в мозгу горестная мысль. Подозревал ведь, что этот день придет, как его ни отдаляй… Шубин бежал коротким путем к своей «штаб-квартире», увязал в рыхлом снегу. Штакетник просто выломал ногой, да простит его хозяйка, снова стал тонуть в снежном месиве. Изба не пострадала, в отличие от соседней, уже догорающей. Файзуллин, сипло дышавший за спиной, пошел на обгон. Сенченко в избе не было – бился вместе со всеми…

За спиной трещали автоматные очереди, красноармейцы как могли сдерживали натиск обнаглевшего противника. Зарычал бронетранспортер, прокладывая себе дорогу среди мертвых. Он уперся в вездеход, стрелок в отчаянной злобе стал долбить из пулемета. Покатились глухие разрывы – бойцы забрасывали машину гранатами. Участь БТР была предрешена, теперь проезд по мосту был надежно забит поврежденной техникой. Но пехота просочилась, давила. Красноармейцы рассыпались по пространству, продолжали отбиваться, в фашистов летели последние гранаты.

– Братцы, хватит, тикаем с городу! – взвыл кто-то.

В таких условиях у кого угодно снесет голову, и начнется паника.

– Держимся, никакого бегства! – прохрипел лейтенант Коваленко. – Медленно отходим, пусть командир с нашими свяжется!

– Бойцы, в контратаку! – звонко заголосил лейтенант Комиссаров. – Вставайте, хватит лежать!

Надоел он уже всем со своей контратакой! Отступать не хватало сил, куда уж атаковать? Совсем тронулся товарищ командир среднего звена…

Файзуллин протопал по крыльцу, распахнул дверь. Радист бросился к «шарманке», нацепил наушники. В помещении коптил огарок свечи – хоть какое-то освещение.

– Торопись, боец, стучи нашим, – пробормотал Глеб. – Немцы прорвались, несем тяжелые потери, отступили в деревню, вызываем огонь на себя…

Рация гудела – аккумуляторы еще не сели. У радиста не слушались руки, омертвело лицо. Невозможно работать в такой лихорадочной спешке! Боец не успевал передавать, и Шубин уже догадывался, что полное сообщение не дойдет, отправить бы хоть что-то…

На улице происходило что-то страшное. Лай немецких «МР-40» заглушал звуки «ППШ». Красноармейцы отступали по дороге, отстреливались. Немцы наседали.

– Товарищ капитан, мы не можем их остановить, боеприпасов нет! – прокричал кто-то, кажется, Коваленко, пробегая мимо калитки. – Уходите оттуда через огороды!

Ну уж нет, дудки, задача хотя бы частично должна быть выполнена.

– Файзуллин, не спать! Давай, мужичок, работай, старайся…

Руки тряслись, с радиста градом катился пот. Шубин бросился к окну, распахнул его. Трухлявая рама отчаянно заскрипела, посыпалось стекло. На улице было свежо, только запах гари неважно действовал на дыхательную систему. Луна переливалась глянцем, необычайно яркая, режущая глаз. Окно выходило на боковую сторону, слева была дорога, по ней еще бежали люди и кричали. Кто-то остановился, обернулся и стал стрелять назад. Но вдруг вздрогнул, выронил автомат – и остался стоять, словно задумался, стоит ли падать или нет. Подбежал товарищ, стал оттаскивать раненого. Из тьмы возникали неприятельские солдаты: они перебегали, прятались за укрытиями. Потом шли дальше, прижимаясь к заборам. Кто-то присел за штакетником, неторопливо прицелился. Шубин ударил длинной очередью из «ППШ». Стрелок вздрогнул, завалился боком в снег. Казалось, из ниоткуда возник другой, стал стрелять по окну. Шубин отпрянул. Пули разбили остатки оконной рамы, посыпались осколки стекол. Файзуллин втянул голову в плечи, его не зацепило.

– Не отвлекайся, работай!

Но что-то шло не так, радист не мог настроиться на нужную волну. Она слетала, он начинал заново, трещал эфир. Как сосредоточиться в таких условиях? Шубин снова начал стрелять, экономя